Тайгастрой

Пообедав, Абаканов отправился к Радузевым, а Журба решил пройтись по городу, посмотреть витрины магазинов, афиши кино и театров. Мороз крепчал. Клубы пара окутывали ушанку, оседали на грудь, превращаясь в парчевые узоры. Спасительный ватник, застегнутый на все пуговицы, да выпитая водка успешно боролись с морозом. Журба шел бодрым шагом, с удовольствием слушая хруст снега: ему казалось, что кто-то, идя рядом, аппетитно сгладывал капустную кочерыжку. Народу на улицах становилось меньше, наступление нового года чувствовалось острей, и Журба подумал, что ему было бы очень тяжело сейчас в этом незнакомом городе без Абаканова, без пристанища.

Ярко расписанная афиша привлекла его внимание: «Эстрадный новогодний концерт. Бал. Танцы до утра. Буфет. Игры. Шутки. Летучая почта!»

Не пойти ли?

Другая афиша звала на «Любовь Яровую».

Пойти? Но в чем? В этом поношенном костюме? И потом слоняться одному по фойе или сидеть за столиком?

И он поехал к Дарье Федотовне.

После барака на таежной площадке, после бессмысленного хождения по улицам, после мороза, до чего уютной показалась ему комната Абаканова, прибранная заботливой рукой, натопленная, освещенная настольной лампой под зеленым абажуром!

— А где же Михаил Иванович? — осведомилась хозяйка.

— Он у знакомых.

— А вы как? Если не гнушаетесь, просим к нашему столу, вместе встретим Новый год.

Он поблагодарил и, оставшись один, зашагал по комнате. Мысли одна другой тяжелее не покидали ни на минуту. Чтобы отвлечься, он заглянул в окно, на оснеженный крохотный сад, потом остановился перед стеллажом, доходившим почти до потолка.

Книги друзей всегда возбуждают наш интерес. Что читал Абаканов? Здесь были книги по геодезии, картографии, геологии, минералогии, технические справочники, учебники, словари, художественная литература.

Журба наугад вытащил том Пушкина и не мог не обратить внимания, что почти на каждой странице сохранились пометки Абаканова: его мелким, исключительно четким почерком были исписаны поля многих страниц; встречались знаки вопросов и восклицаний, подчеркивания то одной, то несколькими чертами.

И Журба подумал, что вот здесь, в этой комнате, обитал несколько лет его друг, когда он, Журба, находился на захолустной сибирской станции. Здесь жил Абаканов и в те дни, когда он, Журба, приехал в краевой центр, и, никого не зная, спал на вокзале, пока Черепанов не устроил его в крайкомовской гостинице. И он представил, как после прощания с Любушкой в тот вечер перед отъездом на площадку Абаканов пришел сюда, лег вот на эту жесткую койку и не мог уснуть, перебирая в памяти каждое слово любимого человека.

Журба лег, накинув на себя шинель.

До чего хорошо было лежать, думать, слушать тишину. Он увидел тубекскую площадку, погребенную под снегом, барак, над трубой которого уходила в небо тугая спираль дыма, увидел изыскателей, готовящихся к встрече Нового года. Сухих, начальник зимовки, обязательно выйдет сегодня с охотничьим ружьем в полночь на двор, и в глухой таежной тиши под звездным небом прогремит торжественный салют.

Потом он увидел Женю. Худенькая, легкая, как засушенный в книге цветок, она вызвала в нем такое чувство, что будь Женя с ним вот в этот вечерний час, в этой комнате, после всех неприятностей, обид, оскорблений, он не удержался бы от решающего шага, и жизнь их соединилась бы навсегда.

Но тайга лежала между ними, он не мог даже поздравить ее по телефону; мог послать телеграмму, но и телеграмма не поспела бы к сроку.

А в двенадцатом часу постучали. Вошла Дарья Федотовна; на хозяйской половине гудели голоса гостей, кто-то пощипывал струны мандолины, напевая из «Баядеры»; слышалось шарканье ног, легкое притоптыванье.

Журбе не хотелось идти к незнакомым людям, но хозяйка так настойчиво приглашала, что отказать — значило обидеть ее. Причесав золотые кудри, оправив гимнастерку и галифе, он вышел в столовую. Его встретили девичьи любопытствующие и мальчишеские настороженные лица.

Журба непринужденно поздоровался, сказав, что не предполагал встретить такое большое, такое веселое общество.

— А где Михаил Иванович? — спросила девушка лет двадцати трех, миловидная, полногрудая, с тонкой талией, похожая на Дарью Федотовну, видимо, дочь ее.

Журба ответил.

— В нашем мире нет тайн... — улыбнулась девушка.

— Что хотите этим сказать?

— Не удивляйтесь. Надо знать Абаканова. Это настоящий человек. Конечно, некоторые не верят, что такая любовь возможна, они судят по себе. А я верю.

— Танюша, расскажи, расскажи! — накинулись на нее подруги.

— Что за любовь?

Но Таня развела руками и так озорно глянула, что гости рассмеялись.

— У вас талант артистки! — заметил Журба.

— Какой у меня талант... — вздохнула Таня. — Вот у Михаила Ивановича — он все может. И все у него получается. А я что? Учительница младших групп трудшколы.

Сели за стол. Справа от Журбы оказалась Таня, слева — белокурая девушка с коротким носиком и ямочками на розовых полных щеках — сестра Тани, Клава.

Вино и водка были разлиты по рюмкам, стаканам и даже лампадкам — посуды не хватало, но на это не обращали внимания. На тарелках и чайных блюдцах возвышались горки капусты, маринованных грибов, огурцов, куски подрагивающего, очень жирного, с плотной белой каймой, холодного.

Один за другим, как бы падая с высоты, прозвучали в радиоприемнике металлические удары: часы на Спасской башне пробили двенадцать.

— За счастье, за мирную жизнь! — сказала Дарья Федотовна, высоко поднимая темно-синюю рюмку.— С Новым годом, с новым счастьем.

Все встали и выпили.

Когда гости занялись едой и разговором, Таня бесстрашно стукнулась своей толстой рюмкой из мутного стекла с розовой лампадкой Журбы и предложила тост за стройку завода.

— Вы заместитель Гребенникова?

— Был...

— Как был?

— Так... был... до сегодняшнего дня...

— Что случилось?

— Не стоит говорить.

— А Михаил Иванович?

— И у него неприятности по службе...

Таня вздохнула.

— Так всегда бывает с хорошими людьми. Но не смею расспрашивать, не мое дело, мы ведь не знаем друг друга.

Потом Таня призналась, что она хочет на стройку.

— Сколько просила Михаила Ивановича, но он, знаете, человек из стали. Из мягкой стали... не сломишь! Впрочем, кому я там нужна! Только и умею, что учить ребят писать, читать да таблице умножения.

— Что же вы? — спросила Клава, показывая свои чудесные ямочки и мило улыбаясь. — Выпейте со мной! — и она потянулась к Журбе с рюмкой.

— За что? — спросил он.

— За необыкновенные встречи!

— Ого!

— Да! За необыкновенные. Разве не бывает?