Тайгастрой
Шрифт:
— Ой, щи какие были! — восклицает Дуняшка, пока ребята перекуривают. — Гляжу, плавает что-то. Ан, это кусок веревки...
— Не дури, девка! — замечает старик Федосеев, бывший старатель, один из лучших землекопов площадки.
— Право дело, дедушка, кусок веревки. От мешка, видать. Сама ложкой выловила.
— А чего ему быть во щах? Не приправа!
Дуняшке нравится, что с ней разговаривают, как со взрослой, что ее слушают, на нее смотрят.
— Ну, что, Матреша? — ласково обращается к жене Старцев.
— Ничего.
— Может, вместо выноски, станешь на копку?
— Я много не набираю...
—
Дуняша смотрит на брата восхищенно: ей очень хочется, чтобы Петя «обставил» Ванюшкова и чтобы бригада их стала лучшей на строительстве. И чтоб о них написали в газете... И чтоб ее, Дуняши, был портрет...
Перерыв окончен. К спинам неприятно липнут остывшие за время ужина рубахи, все становятся на места. Работают спокойно, без зазоров: такая ритмичная, без минуты простоя, но и без рывков, работа дает наибольшую выработку. Волощук следит за каждым.
— Легче! Не горячись! Упаришься, — останавливает зарывающихся.
Близится рассвет. Еще небо не окрасилось зарей, но воздух становится прозрачнее, выделяются силуэты столбов, труб. Холодные ночные тени тают в зеркальном свете.
У котлована сходятся Женя Столярова, Борис Волощук и Надя Коханец.
... Вот и последние выброски земли. Борис не сводит глаз с часов. Земля шариками скатывается с отвала обратно. На похудевших за ночь лицах ребят усталость и торжество.
— Точка! — говорит Волощук.
В этот момент раздается гудок. Ребята втыкают лопаты. Только теперь каждый чувствует, что руки онемели и к спине будто приложены горчичники. Но на душе светло, и усталость поэтому переносится легче. Старцев заканчивает промер. В котлован спускаются члены цеховой комиссии. Проверяют, записывают.
— Триста десять процентов! — объявляет Волощук, подсчитав на логарифмической линейке. Он называет это число обычным своим голосом, хотя ему хочется крикнуть на всю площадку.
— Я не окончила, погодите! — отвечает Надя.
— Можем и обождать! — снисходительно заявляет Старцев. У него нет сомнений: раз подсчитал инженер Волощук, значит...
Через три минуты Надя объявляет:
— И у меня триста десять, пять десятых процента...
Старцев улыбается во весь рот.
— Вот это да! — кричит Дуняшка и хлопает в ладоши.
— Поздравляю! — искренне говорит Надя.
— Наша взяла! — Дуняшка продолжает хлопать в ладоши. — Наши взяли! А у Ванюшкова заело!
И тогда по площадке пронеслось:
— Комсомольцы и молодежь доменного — бригада Старцева — поставили на земляных работах рекорд!
Кратчайшим путем через гравий, песок бригада Старцева шла к звезде. Еще утро не наступило. Влажные фонари тускло мерцали; прожекторы освещали металлические ребра корпусов. Из черневой тайги ветерок нес горьковатый запах хвои.
Бригада вдруг остановилась: груженные досками платформы перерезали путь. Часть ребят полезла под вагоны и перебежала дорогу, ловко уклоняясь от накатывающихся колес. Старцев прикрикнул на них, и это остановило смельчаков.
— Жизнь надоела?
Он был возбужден и не сдержал себя от морских «загибов».
Через полчаса Старцев зажег звезду. Как и в первый раз, надпись
на доске почета сделала Женя Столярова: «Честь и слава победителям!»А в утренней смене в тот же день землекопы лучшего на площадке гармониста Белкина выполнили задание на котловане под бункера на триста пятьдесят процентов. Об этом по телеграфу стало известно всему Советскому Союзу.
— Что ж, нас снимать с доски почета? — обратился Ванюшков к бригаде. — Люди вон сколько дают, а мы что? Ешь — потей, работай — зябни?
— Нет, — заявила Фрося. — Если не подтянемся, я из бригады уйду. Работать вразвалочку не умею. Или мы будем, как другие, или давайте разойдемся.
— Правильно, Фроська, правильно! — поддержал Гуреев. — И я не останусь. Пойду к инженеру Коханец. А вот и она сама.
Подошла Надя, ребята потупились.
— Ругать пришли? — спросил Сережа Шутихин, предупреждая грозу.
— Нет. Пришла спросить, получили ли вы доски для кроватей. Мне комендант заявил, что доски выдал.
— Получили. Спасибо вам. И стружку выдали для матрацев.
— Стружку получили. А вот на ста процентах сидим... — заявил Ванюшков.
— Кто ж виноват? Как относитесь к работе, так и получается...
— Переведите меня, товарищ инженер, к Старцеву. Работать здесь больше не могу, — попросился Гуреев.
— И меня переведите, — заявила Фрося. — Или работать, или нет!
— А ты думаешь, что там из другого теста? Там такие же, как и вы. Только головы у них не кружатся: решили хорошо работать и работают, — заметил Шутихин.
— Товарищи! — обратился Ванюшков к бригаде. — Перед инженером дадим слово подтянуться или не дадим? Дурака валять больше не позволю!
— Вот что, товарищи: уходить из бригады — последнее дело. Как могли в первый день хорошо работать, так сможете и дальше. Давайте с сегодняшнего дня подтянемся и ровненько пойдем выше. Помните, что вы на ответственнейшем участке работаете. Через десять месяцев здесь, где вы сейчас находитесь, будет выплавляться особый чугун. Такого чугуна еще никто не давал. А наша печь даст. И вы ее сейчас строите. Поймите, товарищи, это. Хорошенько поймите, что вы не просто копаете землю, большую яму делаете. Вы строите доменную экспериментальную печь, о которой десяток лет мечтал профессор Бунчужный. Может быть, этой печи он отдал всю свою жизнь. Вот на каком участке вы стоите! Я уже вам об этом говорила, да, видно, не дошло.
Ребята молчали.
Успехи землекопов задели укладчиков огнеупора. Дней через пять к Жене Столяровой пришел комсомолец Смурыгин — бригада его работала на строительстве воздухонагревателя №2 домны-гиганта.
— Бригада включается в соревнование, — сказал он. — Хотим, чтоб оформили нас.
— Серьезно решили? — спросила Женя.
— Говорили после смены. Люди у меня, правда, разные: одним хочется премию получить, деньжат побольше заиметь, другие хотят, чтоб о них написали в газетке. Иным в тягость работа с прохладцей. Большинство, конечно, понимает, что раз начато такое строительство, то надо его довести до конца. Для обороны Родины. Об этом с нами не раз говорили инженеры и товарищ Журба.