Тайгастрой
Шрифт:
— Так вот, смотри. Подтянуться надо. Чтоб не расписывали тебя в газете.
— А мне что? Пусть расписывают. На то она газета!
— Ты лучше прямо, начистоту, скажи: грех был? Да? Говори, я тебе зла не желаю.
— Пью на свои, кровные, не на чужие... И не маленький!
— Конечно, запрета на водку у нас нет, пей. Но ты пойми, товарищ Сироченко: тебе семнадцать лет, перед тобой все впереди. На что тебе водка? Если у тебя на душе что, досада какая-нибудь — в жизни всяко бывает — почему не подойти к старшему товарищу, не поделиться горем? Разве я отказал бы выслушать, помочь?
— Со всеми нами
— Ошибаешься! Именно со всеми надо поговорить. Вот ты мне прямо, как старшему брату, скажи, что тебя толкает на водку.
— Если и скажу, так не поможете. Я уже обращался к начальнику цеха Роликову.
— А в чем дело?
— А в том, что не по душе мне работа землекопа. И все равно работать не буду. Нашли дурака!
— Постой, не кипятись. Какая тебе работа по душе?
— Сварщика.
— Ладно. Обещаю тебе, товарищ Сироченко, поговорить с начальником цеха. А если не поможет, поговорю с товарищем Гребенниковым. Только одно условие. Нет, два условия: первое, ты бросаешь пить; второе, на то время, пока я буду вести переговоры с начальством, ты по-настоящему станешь относиться к работе, хотя она тебе и не по душе. Договорились?
Сироченко подумал, подумал и коротко буркнул:
— Видно будет...
— Нет, меня такой ответ не удовлетворяет. Отвечай, устраивают тебя мои предложения или нет? Еще раз говорю тебе, парень ты молодой, способный, любишь книги, значит — любишь культуру, пять групп кончил, это не пустяк. Разве здесь не мог бы продолжать учебу? И в этом помогу. Только требую, чтобы ты по-настоящему подтянулся. А то, смотрите, распустился, симулируешь! До чего дошел! Стыдись! Итак, договорились?
— Посмотрим...
Ничего не добившись, Журба пошел на следующий участок. «А парень занятный. Придется взять его на заметку».
Высоко в небе стояло солнце, оно не двигалось, и ослепительные лучи заставляли прикрывать лицо рукой. Журба шел по рыхлой земле, прилипавшей к сапогам. Где-то поблизости, в цехе, должна была находиться Надя.
Три дня назад они ушли в тайгу, сидели под березкой на берегу реки, слушали журчание воды, быстро несшейся по каменистому ложу. Шумели лиственницы под ветерком, пробегавшим по верхушкам; на землю осыпались желтые иголочки и золотистая кожура. Потом они, взявшись за руки, шли по скалистому берегу, по крутым извилинам, поднимались выше и выше, откуда открывался вид на цепи гор.
Он рассказывал Наде о приезде в тайгу, о первых месяцах суровой жизни, о зимовке, а она слушала, как сказку.
Пока Журба беседовал с Сироченко, к бригаде Ванюшкова подошла Надя.
Девушки в тоненьких, как папиросная бумага, много раз стиранных юбчонках сидели бок о бок на лопатах. Был обеденный перерыв. Девушки с любопытством глянули на подошедшую. «Молодая, а, говорят, инженер!»
— Это ты, Фрося? Где была, что не видела раньше? — спросила Надя.
— На рельсобалочном. Узнали?
— Как не узнать!
— А я смотрю и думаю: признаете или нет?
Фрося хитро улыбнулась. Она была недурна — рыжеволосая, задорная, вся какая-то приятная, чистенькая.
Надя села возле Фроси.
— Как же вам тут, девушки? Не скучаете?
— Хоть и скучаем, так что поможет!
— А живете где?
— В девятом бараке.
—
Как устроены?— Кровати дали, а досок нет. Матрацы не на что положить.
— И набить нечем: ни сена, ни соломы.
— Хоть бы стружек отпустили!
— Поговорю об этом, обязательно поговорю с комендантом.
Подошел Ванюшков. Улыбнулся, как давнишний знакомый. Был он строен, подтянут.
— Ты, товарищ Ванюшков, тоже переброшен с рельсобалочного?
— Оттуда. В доменном первый день.
— Включайтесь, товарищи, в соревнование. Говорили с вами об этом? Знаете, что к Первому маю пустить должны доменный цех? Работает с нами здесь один известный профессор. И мы должны помочь ему решить научную задачу. Она имеет большое значение. Хочет профессор получить хороший металл. А из хорошего металла машины будем строить. Без машин, сами понимаете, наше государство обойтись никак не может.
— Это понятно! — ответил Ванюшков.
— Мы уже говорили с секретарем комсомольской организации товарищем Столяровой.
— Что вам надо для работы?
— Включаемся, товарищ инженер, с завтрашнего дня. Только я еще со своей бригадой потолковать должен.
— Если дружно возьметесь, победите!
— Постараемся, товарищ инженер. Нам и секретарь комсомольской организации говорила.
Ванюшков приложил руку к козырьку.
— Ну, так как, товарищи? — обратился Ванюшков к бригаде, когда Надя ушла. — Возьмемся за дело? Здесь, может, кто еще думает, что вот, мол, приехали новенькие, и рабочей жизни не знают и ничего не умеют. А я думаю, если возьмемся, так и других поучим!
Говорил он с бригадой, но смотрел на Фросю: с первого дня, как собрались на станции и потом, в дороге, только на нее одну смотрел; тянула к себе и задорным нравом, и еще чем-то, чего понять не мог. Да и она чаще на него смотрела, чем на других.
— Взяться можно, только надо, чтобы каждый работал одинаково и не кивал на другого, — сказал Гуреев, тихий, задумчивый комсомолец, хороший гармонист, более похожий на девушку, чем на парня.
— И давайте покажем, что мы хоть и новенькие, а лучше старых! — заявил Шутихин. — И в Воронеж напишем в газету!
— В Воронеж, в Тулу, в Орел и в Курск!
Каждого подмывало показать, что если он по-настоящему захочет, то может сделать вдвое-втрое больше, что трудиться никому из них не в тягость, что без труда и жизнь для них — не жизнь.
— На этом поставим точку, так? — спросил бригадир.
— Запятую!.. — сказала Фрося и первая поднялась. За ней поднялись другие, хотя гудка еще не давали.
Хорошо и дружно работала бригада до смены, словно приноравливаясь к завтрашнему дню, когда придется перед другими показать, на что бригада способна.
Возле низкой телеги, груженной землей, стояла Женя Столярова и разговаривала с коновозчиком. Надя уже несколько дней искала случая поговорить с Женей, но та почему-то не давалась.
— Товарищ Столярова, я к вам! — окликнула Надя Женю, подходя. — Здравствуйте! Давайте познакомимся. Я вас заметила еще в первый день, на собрании. Вы тогда выступали. А вот повстречаться не удалось.
— Здравствуйте, — сухо ответила Женя.
— Вы не очень заняты?
— Занята.
— Мне хотелось поговорить с вами. Соревнование началось, а мы не совсем подготовились.