Тайгастрой

— И мать на строительстве.

— И Воронок на строительстве! — вмешалась девочка.

— Что за Воронок?

— Жеребчик!

— А что там отец делает на строительстве?

— Землю копает.

— А ты почему не копаешь?

Мальчик смутился:

— Я еще маленький...

— Мы Машку пасем! — с гордостью ответила девочка.

— Машку! Где же ваша Машка?

— А вон, не видишь?

Гребенников оглянулся: корова лениво жевала жвачку, бессмысленно глядя перед собой.

— М-да!.. Сколько ж тут землянок настроили? — спросил он у подошедших ребят.

— Мы не считали.

— А ну, сосчитайте!

Мальчишка лет восьми отбежал в сторону, за ним пустились остальные.

— Девятнадцать.

— Двадцать.

— Пятнадцать.

— Девятнадцать. Дядя, я правильно сосчитал. Девятнадцать. Мне восьмой год. Я до сотни хорошо считаю!

«Начинается сюда тяга...» — с волнением подумал Гребенников.

— А что едите, ребята?

— Все едим!

— Только хлеба мало! Каши мало. Маманя с папаней бранятся... — сказала девочка со светлыми, почти желтыми волосами. — И в кухне не варят. Поначалу варили, теперь не варят.

«Плохо дело... Очень плохо...» — подумал Гребенников.

— Теперь лучше будет. Честное слово, ребята!

«Надо немедленно вызвать Журбу, — подумал Гребенников, идя к баракам. Они тянулись в ряд, образуя одну сторону улицы. Всех бараков было шесть. — А ведь перед отъездом стояло только два!»

К новому, крайнему, в это время подъехала запыленная подвода, нагруженная горкой сундуков и всякой рухлядью. Молодой парень ловко соскочил на ходу.

— На строительство? — спросила пожилая женщина, вероятно артельная стряпуха, стиравшая возле крыльца белье.

— Сама понимать должна. Здесь не узловая станция! Кто тут старшой?

— А чего тебе?

— Как чего? Строить. И квартиру!

— Издалека? — осведомился Гребенников.

— Из-под Бийска! А вы что, может, товарищ начальник?

— Начальник.

С воза сошла молодая женщина, за ней девушка-подросток, лицом очень схожая с парнем.

— Мы, значит, всем семейством! — сказал парень улыбаясь. Глаза его чуть косили, но это не портило лица, а скорее придавало ему какую-то особую прелесть.

Гребенников прошел в барак. Посредине стоял длинный стол, вокруг которого размещались кедровые плашки, вроде тех, на которых мясники рубят мясо. Семейные жили, отгородившись от холостых «забором». У некоторых «заборы» были оклеены газетами.

— Кто тут старшой? — спросил Гребенников, невольно повторив вопрос парня.

— Все на работе. Да пусть сносят вещи. Придет д и р е к т о р, разберут! — сказала женщина.

«Что это за новую должность придумал Журба? Директор!»

Парень пошел к возу.

— А ты откуда узнал, что туг строительство?

— Как не знать! Грамотный! И политчас во флоте проходили! Газеты читаем!

Он как будто обиделся.

— Есть специальность?

— Демобилизованный краснофлотец. С Тихоокеанского. Специальность моя морская, да и на суше, если надо, обернуться сумеем! Лошадь моя. Можно ставить жену и сестренку на подвозку.

— Как звать?

— Старцев. Петр Андреевич. Эй, Матреша, — крикнул парень через плечо жене, — тащи барахло в квартиру! Я с начальством разговариваю! А ты, Дуняшка, на именины приехала?

«Тянет... Семьями срываются. Хороший признак...» — подумал Гребенников и пошел к кузнице. Возле входа висел на проволоке выщербленный рельс. Весь в угле и саже, прикрытый фартуком с желтыми краями вокруг прожженных дырок, кузнец заправлял буры. Подручные подковывали на кругу лошадей.

— Здорово! Как работа?

Кузнец на секунду оторвал глаза от бура и снова продолжал работать — он заправлял бур для перфоратора.

«Новые все люди», — подумал Гребенников.

— Разве это работа? — сказал после паузы кузнец, занятый своим делом.

— А что?

— По углю да по железу ходим, а в кузнице ни угля, ни железа. Инструмента нет.

— Заявку давали?

— Кому дашь! Начальник, говорят, все по заграницам разъезжает, а здесь какое кому дело!

Рядом с кузницей стоял «лесопильный завод» — несколько циркулярных пил, вделанных в стойки и работавших на «человечьем пару».

Гребенников пошел дальше. Партии рабочих возвращались в бараки. Наступал вечерний час. Коновозчики, в большинстве алтайские колхозники, ехали к своим «землескребам». Гребенников облокотился на «попа», оставленного для замера земли, и вытер платком лицо. Он оглянул рабочую площадку и попытался представить себе, гигантский завод, новый красивый город-сад... Потом прищурился, прикрыл глаза чуть согнутой ладонью...

Но как ни приглядывался, как ни отстранялся от всего тревожного, мутного, — в эти первые часы приезда видел лишь канавы, бараки, «кротовые горбики» да коровенок.

— Надо, как можно скорее, найти мне Журбу, — сказал он десятнику Сухих. — Срочно передайте записку. Он на подрывных у тоннеля. Знаете?

Сухих обиделся:

— Как не знать? Кто ж тогда и знать может?

— Рассказывайте, товарищи, как вам тут! — обратился Гребенников к группе рабочих. — Выкладывайте, как говорится, начистоту и невзирая на лица!

Рабочие окружили Гребенникова.

— Кто это? Кто?

— Комиссия?

— Иностранец? — спрашивали друг друга рабочие.

— Товарищи, я начальник строительства. Приехал вот только. Давайте знакомиться. Говорите, у кого какие есть болячки.

— Да что рассказывать?

— Хлеба нет!

— Разве это питание?

— Варить некому!

— Фабрики-кухни, как на других стройках, нет!

— Жить негде семейным. Сбились все вместе: молодые, старые, парни, девки. Непорядок!

— На площадке никто толком ничего не знает, что надо делать.

— Зря уходит время. Говорили, большое строительство будет, а на поверку выходит — ничего нет!

— Правду говорите, товарищи, правду. Приехал я издалека, познакомился со стройкой. Плохо дело. Только давайте потолкуем спокойно. С горячки ничего хорошего не придумаешь. За год вон сколько новых людей понаехало! Это хорошо. Кого ни встречу, все новые. А вот плохо, что мало старых удержалось. Текучка. А текучка на стройке — первое зло. Не годится.