Тайна ее сердца

– Конечно. – Артемис беззвучно вздохнула.

Она осторожно положила собачку на кресло и вышла из ложи. В коридоре никого не было, поэтому Артемис подхватила юбки и побежала. Она остановилась у ложи герцога, чтобы отдышаться и пригладить волосы, и, поскольку дверь была прикрыта неплотно, услышала доносящиеся из ложи голоса.

– …должно быть, леди Пенелопа забыла. Он слишком дорогой для Артемис, – послышался голос мисс Пиклвуд.

– О ком это ты? – скучающим тоном переспросил герцог.

– Об Артемис Грейвс, – ответила мисс Пиклвуд. – Да будет тебе, Максимус, ты же не мог не заметить, что у леди Пенелопы есть компаньонка.

Артемис хотела уже открыть дверь, когда герцог снова заговорил:

– Ты имеешь в виду эту неприметную маленькую женщину, что сопровождает ее повсюду?

Низкий мужественный голос герцога, казалось, разрезал Артемис надвое. Она рассеянно отметила, что ее пальцы, лежащие на ручке двери, заметно дрожат. Артемис отпустила ручку и сжала кулак.

– Максимус! – ошеломленно воскликнула мисс Пиклвуд.

– Ты не можешь не согласиться, что это весьма точное описание, – нетерпеливо оборвал ее герцог. – Вряд ли меня можно осуждать за то, что я не знаю имени женщины, которая только и делает, что пытается слиться со стенами, где бы ни появилась.

– Артемис моя подруга, – решительно произнесла Феба.

Артемис глубоко вдохнула и бесшумно попятилась прочь от двери. Она с ужасом представила, что дверь в любую минуту откроется и ее застанут за подслушиванием.

Она развернулась и побежала назад. Добрые слова Фебы должны были немного смягчить боль, которую неосознанно причинил ей герцог. Он совсем ее не знал, да и не хотел знать. Какая разница, что думает о такой женщине, как она, такой мужчина, как герцог?

Артемис снова и снова повторяла себе это, но острые стрелы его слов все еще торчали из ее кровоточащей груди.

А еще она продолжала дрожать от еле сдерживаемого гнева.

Годрик всегда считал себя довольно неглупым человеком, и тем не менее ему потребовалось немало времени, чтобы сообразить, в чем заключался интерес Мэггс к виконту д’Арку. Лишь когда она наклонилась к самому уху виконта, думая, что ее муж ничего не замечает, и шепотом произнесла: «Должно быть, вам очень не хватает Роджера Фрейзер-Бернсби», все встало на свои места.

Д’Арк был лучшим другом Роджера. И именно у него на балу стало известно о смерти возлюбленного Мэггс. Виконт нужен был ей в качестве информатора, а не любовника.

Ревность сразу же улетучилась, дав Годрику возможность снова мыслить здраво. Виконт не только был другом Роджера Фрейзер-Бернсби, его имя назвал Уинтер Мейкпис, считая одним из людей, причастных к похищению девушек.

Когда они покинули ложу герцога, Годрик, не обращая внимания на обеспокоенное лицо Мэггс и прищуренные глаза Гриффина, пригласил виконта в свою ложу.

Выражение удивления на лице лорда д’Арка доставило ему истинное удовольствие.

И вот теперь Годрик сидел между двумя самыми неприятными людьми Англии.

Представление началось, и Мэггс с леди Геро обратили все свое внимание на сцену.

Выждав немного, виконт еле слышно пробормотал:

– Ваше любезное обхождение меня поразило, Сент-Джон. Мне следует опасаться кинжала меж ребер?

Годрик бесстрастно повернулся к виконту. Он понимал, что Мэггс нужна была от этого щеголя лишь информация, и все же Годрик не мог простить д’Арку флирта с его женой.

– А вы этого заслуживаете?

На другом конце ложи Гриффин тяжело вздохнул, прежде чем процедить сквозь зубы:

– Он, без сомнения, этого заслуживает, Сент-Джон, только, боюсь, леди будут не слишком довольны, если кровь зальет пол в ложе.

В зале раздался смех. Очевидно, актеры делали что-то смешное.

Годрик откашлялся.

– Вообще-то я хочу знать, что вы рассказали моей жене о смерти Роджера Фрейзер-Бернсби.

Д’Арк заметно напрягся.

– Я сказал ей правду. Что Роджер был моим близким другом.

Годрик кивнул:

– Вам известно что-нибудь о его смерти?

Виконт прищурился. Он слыл отъявленным повесой, проводившим дни и ночи в поисках любовных утех, но Годрик никогда не считал его глупым. Он ждал, когда же виконт поинтересуется, к чему все эти расспросы о смерти Роджера, но д’Арк лишь пожал плечами:

– Все вокруг знают, что его убил Призрак.

Годрик почувствовал на себе взгляд Гриффина.

– Только Призрак его не убивал.

– Откуда вы это знаете? – Голос виконта звучал насмешливо, однако в глазах читалась заинтересованность.

– Просто знаю и все, – тихо ответил Годрик. – Кто-то убил Роджера Фрейзер-Бернсби, а вину переложил на Призрака.

– Даже если и так, – шепотом произнес виконт, – какое отношение все это имеет к вашей жене?

Гриффин набрал в грудь воздуха, как если бы собирался что-то сказать, но Годрик оказался быстрее.

– Ей очень нравился Роджер, и, боюсь, она решила во что бы то ни стало отыскать его убийцу.

– Что? – воскликнул Гриффин слишком громко, и сидящие впереди леди хотели уже обернуться, но, к счастью, на сцене случилось что-то, от чего они не смогли оторваться.

Годрик подождал, дабы убедиться, что внимание леди сосредоточено на пьесе, а потом бросил взгляд на шурина.

– Думаю, вам было бы это известно, если бы спросили сестру о причине ее возвращения в Лондон.

Гриффин густо покраснел.

– Мои отношения с Мэггс вас не касаются…

– Ошибаетесь, – перебил его Годрик. – И сами это знаете с того самого дня, как подписали брачный договор.

– Ваша беседа весьма занимательна, джентльмены, – вмешался в разговор д’Арк, – но меня больше интересует смерть моего друга. Так кто же убил Роджера, если не Призрак?

– Не знаю, – произнес Годрик.

Виконт откинулся на спинку кресла и задумчиво потер подбородок. В тишине раздавалось льющееся со сцены женское пение.

Наконец д’Арк посмотрел на Годрика.

– Если ваше утверждение верно – в чем я до сих пор сомневаюсь, – то смерть Роджера – это не простой грабеж или стечение обстоятельств. Кто-то убил его и попытался замести следы.

Годрик кивнул.

– Но этого не может быть, – протянул д’Арк, словно разговаривал сам с собой. – У Роджера не было врагов. Все его любили. И так было с тех пор, как мы познакомились с ним в школе. – Стоило ему одарить улыбкой самого отъявленного мизантропа, и они тут же становились закадычными друзьями. Я в самом деле не могу представить, кто мог бы желать ему смерти.