Тайна гибели линкора «Новороссийск»
Шрифт:
А что, если корабль развернуть буксиром, а затем занести концы на берег и обнести ими дом, дерево, и подтянуть шпилями? Эта мысль возникла у меня минут за 15–20 до прихода командующего флотом. В этот момент (около 01.50) к левому борту ошвартовался буксир МБ-131. Закрепили трос за барбет первой башни. Я обрадовался. Марченко выполнил мою просьбу. Аварийно-спасательная служба сработала быстро. Немного позже к кораблю прибыли другие буксиры и спасательные суда, которым было приказано ошвартоваться с правого борта в районе пробоины: ВМ-73, ВМ-74 и ПШК-37. Суда стали откачивать воду из затопленных помещений. Размеры пробоины тогда еще не были известны. Мы не знали, что через пробоину, размером
– Миша, что делать будем?
– Бери кормовой конец и заводи на буксир. Будем подтягивать к стенке.
На чужом корабле отдавать концы непросто. Но Амбакадзе и его люди сработали четко. Трос был быстро заведен на буксир МБ-131. Я приказал буксиру «перейти в корму».
Возможно, мое решение было не лучшим, но уверен, что и оно привело бы к успеху. Задуманный мною план я не успел осуществить. Не успел даже сделать попытку завести концы на берег, чтобы подтянуть корабль шпилями. Я уверен, что это можно было выполнить, особенно после того, как был обрезан трос на носовую бочку. Почему так думаю? Позже, принимая участие в подготовительных работах по подъему линкора «Новороссийск», я увидел геологический разрез Северной бухты с расположением затонувшего корабля. Если бы корабль был подтянут еще на три-пять метров ближе к берегу, корма не осела бы в ил, а располагалась бы на твердом материковом грунте.
Минут через 30 после взрыва, где-то около 2.00, на корабль прибыли командующий флотом Пархоменко, член Военного совета Кулаков и начальник штаба флота.
Сейчас часто думаю: задержись Пархоменко ну на полчаса – и я бы успел подтянуть линкор. Впрочем, может, это самообольщение. Машу кулаками после драки. Но шанс-то был!
Пархоменко – человек того времени… Но дело знал. Могу судить о том по многочисленным его разборам учений. После гибели линкора, дня два-три спустя, собрал нас и сказал: «Товарищи, если кто не может после всего, что произошло, служить на кораблях, вы мне скажите. Найдем место на берегу».
Это было тактично. Думаю, любой адмирал на его месте вынужден был бы поступить так же. Я нес гораздо меньшую ответственность, и то завибрировал. Доложил обстановку. Командующий приказал мне находиться при нем и направился в район взрыва. Там приказал мне определить – продолжает ли оседать нос. Я вызвал командира отделения рулевых, передал ему приказание и объяснил, как это сделать:
– Возьмите лот, опустите его до воды и держите до уровня палубы.
Вскоре старшина сообщил: «Нос продолжает оседать». Я доложил об этом комфлоту.
2.20. На «Новороссийск» прибыл начальник штаба эскадры (врио командира эскадры) контр-адмирал Никольский. Пархоменко приказал ему принять командование кораблем. После этого мы прошли в боевую рубку: Пархоменко, Никольский и я. Мне приказали найти карту Северной бухты. Я расстелил на столе карту, и адмиралы стали решать, куда буксировать подорванный линкор: к Нефтегавани, к Троицкой пристани или в Сухарную бухту (места нашего тогдашнего рассредоточения). Я не выдержал и заметил:
– В бухте Голландия затоплены старые сети. Мы их заденем…
Вот тут-то меня крепко послали. Убежден, был бы сейчас Хуршудов, он бы со мной согласился.
Минут через 10–15 (около 2.30) на линкор прибыл старший помощник командира корабля капитан 2-го ранга Хуршудов. Никольский тут же передал ему бразды правления, приказав ему вступить в командование кораблем.
Однако никто из них о вступлении в командование не объявлял по кораблю и в вахтенный журнал не записывал. Они делали то, что считали в тот момент нужным и возможным. Первым распоряжением, точнее, предложением Хуршудова было: немедленно свозить людей на берег. Пархоменко оборвал его:– Не будем разводить панику.
Тем не менее через какое-то время, – упущенное время! – примерно минут за 15 до опрокидывания, Пархоменко сам понял, что пора покидать корабль. И тогда он велел всем не занятым борьбой за живучесть собраться на юте, построиться, чтобы в организованном порядке начать посадку на тральщики, буксиры и прочие плавсредства, стоявшие рядом.
Матросы быстро построились в многорядное каре. На мой взгляд, в строю стояло около тысячи человек. У флагштока сгрудились и мы – Пархоменко, адмиралы, несколько линкоровских офицеров. Я посмотрел на грот-мачту и увидел, как одна из звезд скрылась за ней. Затем другая, третья… Мачта двигалась по звездам! Она клонилась медленно и непрерывно к левому борту. Я сказал Пархоменко:
– Товарищ адмирал, посмотрите на мачту. Звезды не могут так быстро смещаться.
Пархоменко сразу же оценил опасность:
– Бегите в нос и передайте, чтоб все спасатели и буксиры шли в корму принимать людей.
Я пробирался сквозь строй, с трудом удерживаясь на накренившейся палубе. Я понимал, что все уже поздно, что буксиры не успеют… А если и успеют, то не смогут принять людей из-за того, что корма приподнялась уже метров на 12–15.
Задняя шеренга, чтобы не съехать, держалась за леера. Пропуская меня, матросы по очереди перехватывали руки. Они по-прежнему с уважением поглядывали на мою повязку дежурного по кораблю. А мне хотелось плакать, как тогда, на баке, от ярости на собственное бессилие.
Наконец я добежал до бака. Там, на кнехтах правого борта, к которым уже подступала вода, стоял начальник аварийно-спасательной службы флота Кулагин. Я передал ему приказание Пархоменко, и тот прокричал в мегафон на свои суда:
– Отдать концы, идти в корму!
Как ни запоздал этот приказ, но и он еще не утратил смысла: по меньшей мере были спасены от навала и опрокидывания все те суда, что стояли у пробоины. Да и отойдя, они оказались потом рядом с тонущими. Я испугался за «Карабах». Он стоял как раз под мачтой линкора, которая бы просто перерубила его пополам. Но «Карабах» в последнюю минуту успел увернуться. Мачта двигалась по звездам все заметнее, все быстрее.
4.15. Началось опрокидывание. С палуб полетели баркасы, башни, люди… Посыпались из баркасов анкерки. (Анкерок – деревянный бочонок для пресной воды в шлюпках, катерах и прочих малых плавсредствах. – Н.Ч.) На одном из деревянных анкерков кто-то спасся… Секунды за три палуба стала стеной. Потом переворот чуть замедлился – надстройка и мачты вошли в ил. Ничтожная эта задержка спасла тех, кто вылез на правый борт. Они успели добежать до днища и даже перелезть через бортовой киль… Еще несколько мгновений – и вместо красавца-линкора по черной воде распласталась округлая широкая туша.
Нас с Кулагиным опрокидывание застало на баке. Но поскольку нос большей частью уже ушел в воду, нас ничем не накрыло. Никто на линкоре не выбирал себе места в эти последние секунды. Людей в носу было мало.
Меня подобрала шлюпка. Потом в нее втащили еще одного человека. Он был мертв. Посмотрел ему в лицо – не наш. Прикомандированный… Дальше все было, как у всех, кого спасли: госпиталь, отряд, опознание, вызовы на Правительственную комиссию. Я отвечал за похороны и учет личного состава. На Братском кладбище открывал траурный митинг.