Тайна князя Галицкого

– И то верно, – признал боярин Заболоцкий, ставя кубок обратно на стол. – У меня по деревням тоже погодков по пальцам пересчитать. А так, токмо един-два из пяти до чеки тележной дорастает [35] .

– То-то прихожане в обитель Важскую валом валят, хотя храмов и покраше и поближе окрест хватает, – добавил Софоний, не спеша прихлебывая вино.

– Рана меня беспокоить вовсе перестала, – кивнул Илья Булданин. – Да и ты, побратим, повеселел.

Друзья выжидающе посмотрели на хозяина усадьбы.

35

Чека – это деревянный клин, которым крепится колесо на оси телеги. Возраст, при котором ребенок до нее дорастает, – около пяти лет.

– Это так заметно? – нахмурился Басарга.

– У людей глаза есть. Многие замечают. А кто не заметит – иные подскажут.

– Плохо. Что же это выходит, ее постоянно с места на место нужно перевозить, чтобы незаметною была?

– О чем это ты, побратим? – заинтересовался Илья Булданин.

– О тайне, о которой я и сам ничего не знаю. – Басарга, не дожидаясь тоста, осушил почти половину кубка. – Не я ее искал, она меня нашла. Как государь обмолвился, не назначен я к ней, я ею избран, и не желает Иоанн волю небес оспаривать. А коли так, то и вы в числе избранных. Посему никому о секрете сем ни полслова сказать права не имеете, а в октябре обязаны к царю его в целости доставить.

– Коли обязаны, довезем, – не моргнув глазом, согласился Илья, но добавил: – А как жена на сносях будет, я к тебе, пожалуй, погостевать приеду.

– Хорошим гостям всегда рады! – облегченно перевел дух боярин Леонтьев. – За братчину нашу давайте выпьем.

– За братчину! – дружно подняли кубки остальные бояре.

* * *

– Лето в районе ожидается сухим и жарким. Жителям следует воздерживаться от посещения леса и разведения костров. А теперь предлагаем вашему вниманию интервью председателя собрания депутатов нашего района Сергея Тяпкина, – вслух прочитала бегущую строку Катя.

– Включи звук, чего мучаешься? – посоветовал Евгений, елозя пальцем по сенсорному окошку ее ноутбука.

– Скучно… – зевнув, перекатилась на спину девушка и, прищурившись, нацелила пульт на панель телевизора, нажала кнопку выключения. – Тут лабуда, там лабуда, Инет медленный, из номера не выйти. Чего-то неправильно все это. Сделай что-нибудь, парень! Тоска ведь зеленая…

– Я тебе что, клоун?

– Как сказать… По предыдущему опыту с тобой было не соскучиться.

– Тебе тисков на пальце не хватает?

– Хам, – беззлобно ответила девушка. – Скажи хоть, чего ты там ищешь в «гуглях» монохромных?

– Хочу понять, что это за убрус такой, из-за которого ты так в меня вцепилась?

– Спросил бы, я б тебе сама все рассказала.

– А то я твои ответы не знаю, – покосился на нее Женя. – Кроме как «позолоти ручку», ничего не услышишь.

– Да ладно, смилуюсь ради такого случая, – раскинулась девушка на постели, – так и быть, слушай на халяву. В общем, когда-то давным-давно жил-был царь. Жил не тужил, правил городом Эдессой. Нонеча это аккурат на границе Турции и Сирии поселок. И все бы у царя было хорошо, да только заболел он однажды какой-то мерзкой и неизлечимой болезнью. Ну, ты сам понимаешь, в те времена даже аппендицит был приговором. Типа колики случились, и капут. И весь эпикриз. Но царю помирать страсть как не хотелось. И стал он думать, как от этой заразы избавиться. Антибиотиков нет, из хирургии только топор и плаха, гормональная терапия ругательным словом считается. Чего делать? Разве на чудо надеяться. Стал тогда царь чудотворцев искать. Ну, знамо, на звяканье кошелька, по известному обычаю, пророков-исцелителей набежало, как блох. Однако быстро кончились. Ведь по правилам тогдашним было как: плату получил – будь любезен вылечить. А не вылечил – кирпич на шею и в Евфрат. Дело-то как раз в верховьях Евфрата происходило. Река там глубокая, и кирпичей в достатке, археологи до сих пор копают.

– Как царя звали? – улыбнулся Женя.

– Абгар Уккама его звали. Повторить сможешь? Вот и ко мне не приставай. И прознал больной царь, что бродит где-то по турецким дорогам, которые тогда греческими еще назывались, недотопленный один чудотворец, Иисус Христос именем. Обрадовался царь и гонца к нему послал. Мол, приходи на кирпичи у Евфрата посмотреть. Пивасика выпьем, рабынь потискаем, заодно и от болезни неизлечимой меня исцелишь. А чудотворец и отвечает: «Вас, царей, много, а я один. Мне по вашим дворцам околачиваться недосуг». Абдагар Уккамар от такого ответа слегка обалдел и нового гонца посылает. Дескать: «Приходи, бабла отсыплю». А тот: «Отстань, я занят. Слово папино людям несу».

– Не Абдагар Уккамар, а Абгар Уккама, – поправил ее внимательный к мелочам Леонтьев.

– Ну да, правильно, – согласилась девушка. – В общем, свои апокрифические тексты они порождали довольно долго. И часть писем вроде бы сохранилась. Но скорее всего археологи-букинисты врут. Однако царю это стало надоедать, и он послал человечка, чтобы тот несговорчивого пророка сфотографировал. Ну, посмотреть хотя бы, что это за чудик, который троллингом за две тысячи лет до изобретения Интернета занимается?

– Тогда еще не существовало фотоаппаратов, – на всякий случай предупредил Женя.

– Вот и мужик царский тоже так подумал. С одной стороны с ватманом и карандашом пристроится – освещение не то. С другой – диафрагма широкая. С третьей – выдержка не вытягивает. Да еще и шевелится Иисус постоянно. Поди его запечатлей! А тому тоже интересно: что еще за папарацци с мольбертом и кисточкой вокруг бегает?

– Ты говорила, с карандашом.

– На самом деле это был папирус и уголек из костра, – поправилась Катерина. – И упал папарацци перед Иисусом Христом на колени и взмолился: «Посиди хоть немного на месте, о Господи! Бо у меня фотография твоя никак не выходит. А если я без твоего портрета к хозяину вернусь, он мне секир-башка сделает». Вспомнил тут Иисус зануду, что к нему с исцелением пристает, и говорит: «Как же вы меня достали! Ладно, пошли к колодцу. Сначала я лицо умою, чтобы чистым на картинке получиться». Ну, пошли они к колодцу. Христос помылся, а художник ему полотенце подает. Убрус то есть. Дескать, вытрись, мокрый. Иисус лицо промокнул, а негатив на ткани и пропечатался. Да так, что вода высохла, а изображение осталось.

– А-а, так вот это как случилось…

– Художник едва увидел эту халяву, закричал радостный: «Спасибо тебе, Господи!» «Да на здоровье!» – ответил Иисус, и это его заклятие навеки запечатлелось на убрусе. Прибежал мужик к царю Абгару, развернул убрус и говорит: «Во, исполнил заказ в точности». – «Ёкарный бабай!» – сказал царь, увидев портрет, и тут же исцелился. Осенил себя в восторге крестным знамением, вышел на улицу, загнал всех жителей города в Евфрат и окрестил тут же в христианскую веру. Ну, и Перуна тамошнего из капища в реку с посвистом выкинул. С тех пор и стало царство Эдесса первым христианским государством в истории. И все потом у Абгара-Угара было хорошо. А у чудотворца – плохо. Его поймали, распяли, ноги перебили да еще и зарезали. В общем, мрачнуха сплошная. Зря он, короче, в Эдессу не поехал. Ну, а убрус, понятное дело, после этого исцеляет всех, кого ни попадя, за что ему особо и поклоняются, списки с него делают, иконы, рисунки, полотенца и все такое.

– Да, – признал Женя. – Если бы Иисус поехал к Абгару, вся история христианства могла оказаться другой.

– Интересно было бы представить, – согласилась Катерина.

– А где этот убрус сейчас?

– Ну, типа того, – пожала его спутница плечами, – что там же, где и твоя школа… Очень на то похоже.

– Вот это попадалово… – Женя Леонтьев ощутил, как на спине проступил холодный пот.

– Не дрейфь, найдем мы твою школу! Это при Басарге, в шестнадцатом веке, их было как собак нерезаных. А после того, как Петр Первый всю систему образования снес под корень, школ осталось по пальцам пересчитать. Откуда при Екатерине началось, мы знаем. А девятнадцатый век проследить – это как два байта переслать.

– Ты не понимаешь… – покачал Евгений головой. – Где школа сейчас, я и так знаю. Но если то, что ты рассказала, правда хоть на одну сотую, нас точно пристрелят. Я бы пристрелил.

* * *

В ночь на Неопалимую Купину [36] в ворота Трехсвятительской обители послышался громкий стук. Инок Дионисий, стоявший всенощную в Богоявленской надвратной часовне, троекратно перекрестившись, поднялся с колен, спустился вниз по срубленной в левой башне лестнице, приоткрыл глазок, подсвечивая себе тонкой восковой свечой:

36

Неопалимая Купина – 17 сентября.