Тайна князя Галицкого

– А Семен-то где? – спохватился Басарга. – В дозоре?

– Дома Семен, стрела татарская летом нынешним изъязвила, еще не окреп, – кратко ответил отец. – Ты мне зубы не заговаривай! Хотим мы с матушкой, прежде чем в могилу сойти, знать в точности, что ладно жизнь у вас обоих сложилась. Что внуки за нас службы поминальные заказывать станут, что не иссякнут чресла бояр Леонтьевых.

– Не нужно о том беспокоиться, батюшка, – покачал головой Басарга. – Служба у меня трудная, обязанностей много. Некогда суетой семейной заниматься.

– Так на то родители и даны, чтобы о чаде позаботиться, пока оно в иных хлопотах погрязло.

– Нет, не нужно.

– Нужно, сынок, нужно. – Отец положил ему руку на плечо. – Ибо сказано нам Господом: «Плодитесь и размножайтесь», и в сем долг наш пред небесами, сколь бы тягостным он порою ни казался. Ибо после каждого смертного человека его след на земле должен остаться, его образ. Ты обязан приехать домой, и мы уговоримся о сватовстве, о приданом, о наделе сговоримся. Уедешь с женой – она и об уюте, и о доме твоем позаботится, пока ты в разъездах.

Они дошли до Двины, повернули вдоль нее к крепости.

– Нет, отец, не приеду, – решительно отказался подьячий. – Служба. И, потом, государь меня землей в Заволочье наградил, там тысяч пятнадцать десятин. А у Третьяковых что? Хоть сотня наберется?

– Пятнадцать тысяч! – охнул боярин Еремей Леонтьев. – Милостивый господь! В Заволочье, сказывают, земли куда как богаче наших будут, там жить легче. Пятнадцать тысяч! Не, Третьяковы тебе, стало быть, не ровня. Приданого, тебя достойного, им не собрать, даже если весь удел пожертвуют… – Боярин задумался. – Так сразу и не вспомнишь… Но, мыслю, сыщем мы тебе невесту достойную, дабы и здоровьем, и собой хороша, и что…

– Ты посмотри, отец! – остановил родителя Басарга, указывая на совсем уже близкую угловую башню Полоцка, что возвышалась над самой Западной Двиной. Там, устав переругиваться с русскими, литовцы опустили подъемный мост и затеяли с несколькими стрельцами драку. Стенка на стенку, пятеро против пятерых. И, что обидно, полочане одолевали. Остальные стрельцы, собравшись у рва полукругом, криками подбадривали дерущихся. – Бежим!

Быстро домчавшись до тына, Басарга влепил затрещины ближайшим стрельцам, что таращились на веселое зрелище.

– Вы чего, обезумели, служивые?! – злым шепотом зарычал подьячий. – Вы на войне али на ярмарке? Мы воевать Полоцк пришли, а не Масленицу праздновать. А ну, бердыши быстро разобрали! Соседей сюда зовите! И таиться, таиться…

Стрельцы, спохватившись, зашевелились, пригибая головы, дабы из-за тына не видно было, побросали кирки и лопаты, взялись за оружие. Когда их собралось около полусотни, Басарга кивнул: «За мной», – и решительно пошел к мосту, пока не обнажая сабли. Растолкал стрельцов, протиснулся между ними, зашагал по гулкому мостовому пролету, отпихнул кулачного бойца, другого перебросил через бедро, уронив на лед крепостного рва, двинулся дальше.

– Эй, ты куда? – забеспокоились литовцы, столпившиеся в воротах, чтобы тоже поболеть за своих. – Куда прешься?!

Басарга решительно наступал на них в сопровождении стрельцов.

– А ну, стой! Стой, назад! – Полочане попятились. – Стой, кому говорят!

Двое из литвинов потянули из ножен сабли:

– Стой, не то хуже будет! Заколю! – За оружие схватились еще несколько.

Подьячий, не сокращая шага, выхватил свой клинок, отбивая нацеленное в грудь лезвие, сделал выпад, прокалывая грудь дальнего врага, что стоял во втором ряду, обратным движением срубил голову тому, который справа, а полочанина перед собой ошеломил ударом головы в лицо.

– Ура-а! – ринулись вперед стрельцы, опрокидывая растерявшихся горожан и вбегая в межвратное пространство. – Москва-а-а!

Город лежал впереди, открытый и беззащитный, с полупустыми улицами. Бери не хочу. Однако над головой уже слышался скрип – полоцкие воины поднимали мост, отрезая полусотню Басарги от основных сил. Победа прямо на глазах превращалась в ловушку.

– За мной, за мной! – Боярин оглушил высунувшегося из дверей паренька с копьем, прямо по нему вбежал внутрь башни. – Наверх!

Навстречу ринулся еще один копейщик, но Басарга, отведя смертоносный наконечник, прижал копье к стене, и литвина зарубил заскочивший следом стрелец, тут же сам упавший от выстрела из пистолета в упор. Из второго пистолета знатный полочанин в бархатном камзоле с беличьей оторочкой выстрелил в боярина, но Басарга, увидев вспышку на полке, отпрянул в сторону [38] и одним взмахом отсек обе шаловливые ручки, ударил врага оголовьем сабли в лицо:

– Вперед, вперед! – и первым ринулся по ступеням наверх. Сверху ударили пикой в грудь, но юшман устоял. Басарга ухватил ратовище чуть выше наконечника, рванул на себя и покатился по лестнице, утягивая вниз и литвина. Стрельцы снова вырвались вперед, звеня бердышами выше ярусом. Боярин поднялся, побежал следом, но к его приходу на площадке лежали трое мертвых литвинов и один стрелец.

38

У бескапсульных огнестрелов промежуток между вспыхиванием затравочного пороха на полке и моментом собственно выстрела достигал полусекунды.

Послышался оглушительный грохот – это рухнул вниз подъемный пролет моста. Стрельцы добрались до воротов и перерубили веревки.

– А-а-а!!! – Через дверь в стене ворвался горожанин в кольчуге, в шляпе с пером и со шпагой.

– Ага, – ответил Басарга, распуская узел налатника и дергая его за подол.

Горожанин сделал красивый прямой выпад. Боярин попятился, подбросил налатник, метясь противнику в лицо. Литвин приподнял глаза, сторонясь – этого мгновения вполне хватило, чтобы подрубить ему беззащитную ногу. Падая, горожанин попытался упереться на шпагу – и Басарга тут же раскроил ему оставшуюся беззащитной голову, прыгнул к двери, на ходу подбирая налатник. Перед ним открылся выход на стену, по которой к захваченной башне бежали многие десятки воинов.

– Проклятье! – Подьячий торопливо захлопнул створку, задвинул засов. Обежал башню, закрыл вторую дверь и пошел на нижний ярус. Здесь все равно делать было нечего.

Однако на улицах уже собралась изрядная толпа вооруженных полочан, напирающая на ворота, их сдерживала не менее плотная толпа стрельцов. Рубиться в такой давке было невозможно – люди просто стремились столкнуть друг друга с места. Выйти из дверей оказалось просто невозможно. Басарга ругнулся, побежал назад, выглянул через бойницу наружу. На мосту, понятно, тоже возникла давка. Кинувшимся в город воинам не удавалось протиснуться в ворота. Боярин ругнулся, побежал выше, на самый верх.

На открытой боевой площадке маялись бездельем пятеро стрельцов. Нескольких литвинов они зарубили, а ничего более сделать не могли: с собой пищали не взяли, в башне их не нашлось. Как, впрочем, и луков. Оставалось только бессильно смотреть, как на стене собираются литвины с аркебузами, луками и мушкетами.

– А-а-а, проклятье! – выругался Басарга. – Сейчас перебьют, как зайцев, мы попались. Служивые, уходим!

Стрельцы его испуга не поняли, но опытного боярина предпочли послушаться.