Тайна нефритового голубя
Шрифт:
Он валялся на кровати, пытаясь найти оправдание и сестре, и Андрею, и то и дело прикладывался к горлышку бутылки с крепкой отцовской самогонкой. Лексий так и уснул, уронив на пол пустую бутылку, и во сне увидел счастливо улыбающихся Настю и Андрея в свадебных одеждах. Но еще приснился ему и Сергей Петляев, который бесцеремонно вклинивается между ними, и, не обращая внимания на протестующего Андрея, берет Настю за руку и нагло ей подмигивает…
На улице снова засвистели.
«Не иначе обо мне кто-то вспомнил? – Лексий посмотрел в окно и узнал в человеке, стоявшем у калитки и машущим ему рукой, Власа. – Что там еще понадобилось
Выйдя за калитку, Лексий, кроме Власа, увидел поднявшихся с лавочки Петлю и Тереху, и сразу почувствовал опасность.
– Привет, корешок, – Петля первый протянул руку и с силой сжал пальцы Лексия. Он нахмурился и попытался вырваться, но Петля ухватил его за запястье еще и левой рукой.
– Извини, Лексий, всего пару вопросов. Ты иконку уже вернул своему родственничку?
– Пока нет, но завтра верну обязательно, – Лексий, наконец, вырвал руку и машинально похлопал себя по карману брюк, где лежала иконка.
– О, тем лучше! Второй вопрос отпадает за ненадобностью.
– Не темни, Петля.
– Буду краток, – сказал тот поспешно. – Отдай-ка мне прямо сейчас этот предмет религиозного культа, – он показал на карман, – и айда, дерябнем. Теря уже и эликсиром бодрости затарился.
– Ты что, Петля? Сам для меня иконку выиграл, а теперь хочешь назад забрать?
– В корень глядишь, кореш.
– Нет, Петля, не могу, – сказал Лексий твердо. – Это брата моего иконка. Он ее и получит.
– Ошибаешься Лексий, – Петляев грустно вздохнул. – Хочешь или не хочешь, но она моей будет.
– С какой это стати?
– Мне она нужнее, понимаешь?
– Нет.
– А тебе, собственно, и ни к чему это понимать, – Петля снова вздохнул и даже носом шмыгнул, будто огорчившись несговорчивостью друга.
Мелькнувший сбоку ботинок, который Лексий заметил слишком поздно, ткнулся ему в пах. Боль уничтожила все остальные чувства. Последующие удары, пока он опускался на колени и валился лицом в землю, были ничто по сравнению с этим первым, что так подло нанес рыжий Теря…
Когда все закончилось, и его вчерашние собутыльники ретировались, Лексий долго сидел на земле, прислонясь спиной к тонкому клену, сплевывая кровь и разглядывая руки. Две мысли неотвязно крутились в голове.
Первая – «На кой черт им сдалась эта иконка?», и вторая – «Сможет ли он вот этими руками убить трех человек?»
8 июля 1977 года. На том же месте в тот же час
Тане Лексий нравился. Он был у нее первым и до сих пор единственным мужчиной. Ухаживали за ней и другие мальчики из ее, и параллельных классов, и тот же Теря, но с ними со всеми дальше поцелуев и обниманий с лапанием дело не доходило. Тане вовсе не улыбалось, чтобы в школе о ней говорили так же, как, к примеру, об Ольге Греческий профиль. Лексий же не был трепачом, только вот появлялся у нее не так часто, как хотелось. Зато «кувыркаться» с ним было одно удовольствие.
Как о женихе или будущем муже думать о Лексие ей не хотелось. И дело вовсе не в том, что он был тот еще бабник. Таня прекрасно понимала, что с таким мужем запросто можно превратиться в настоящую служанку, а она мечтала как раз об обратном. Хотела держать будущего мужа под каблуком, чтобы он кофе в постель приносил и желательно был москвич и чтобы всем
ее обеспечивал.«Вот Андрей московский на эту роль вполне бы сгодился», – думала Таня, сидя за столом у себя в комнатушке, просматривая альбом с наклеенными фотографиями музыкальных ансамблей, вырезанных из журнала «Ровесник» и стишками, вписанными почти на каждой странице разноцветными фломастерами.
«Он, кажись, втюрился в меня по уши. Вот и надо попробовать его приручить. Хотя и странный он какой-то – культурного из себя строит, говорит, музыкальную школу закончил, то ли на аккордеоне, то ли на баяне играет, а сам на завод собрался идти работать. Потом в армию пойдет вместо того, чтобы в институт поступить. Ну, да это его дело. В армию можно будет и письмишко иногда черкануть, чтобы думал, что его здесь верно ждут. А пока стоит влюбить его в себя по-настоящему, но ничего, кроме поцелуев, не позволять. Тем более и целоваться-то он не умеет. Словно вчера из детсада. То ли дело Лексий… Что-то долго он не появляется? Может, сегодня совсем не придет, и опять придется одной дома сидеть!»
Не успела она подумать о свидании с Лексием, как с улицы в окно постучали. В полной уверенности, что это он, Таня выключила свет и открыла окно. Только когда стучавший оказался у нее в комнате и прошептал: «Здравствуй, Танечка», – она поняла, что это не ожидаемый любовник, а тот самый Андрей.
– Ты прямо как к себе домой залезаешь, – сказала она недовольно и включила свет.
– Извини, – прошептал Андрей.
Он не знал, что говорить дальше. Спросить, с кем она была вчера ночью? Но она или соврет, отчего легче ему не станет, или скажет правду, которую ему лучше не знать, потому что тогда уж он и вовсе с ума сойдет.
Таня включила в розетку магнитолу и стала перебирать пластинки, высокой стопкой лежавшие рядом на стуле.
– Поставь, пожалуйста, «Клен», – попросил Андрей.
– Любишь эту песню?
– Люблю. Под нее я тебя на танцах увидел.
– Подумаешь, увидел.
– Нет, не подумаешь. Я теперь этот «Клен» всю жизнь любить буду.
Она поставила пластинку и сразу уменьшила громкость. Слова песни были чуть слышны:
Там, где клен шумит,
Над речной волной,
Говорили мы,
О любви с тобой…
– Когда ты теперь в Москву поедешь? – спросила Таня.
– В понедельник с утра. А что?
– А ты не смог бы купить мне одну вещь?
– Могу, – Андрей очень обрадовался, что она хоть о чем-то его попросила. – Что?
– Зажигалку.
– Куплю.
– Только у меня денег сейчас нет.
– Деньги это ерунда, – поспешил уверить Андрей. – А какую зажигалку?
– Зажигалка-фотоаппарат. Она бензином заправляется. Только бензин нужно будет достать авиационный. А продается она в «Детском мире» на первом этаже.
– Ты имеешь в виду центральный «Детский мир» на Дзержинской?
– А что, еще какие-то есть?
– Да. И на Щербаковской и в Тушино.
– И часто ты по ним шатаешься?
– Часто, – он не заметил Таниной усмешки. – Я железную дорогу собираю, германскую, вот и мотаюсь по Москве.
– Игрушечную железную дорогу? – фыркнула она.
– Да. Как модель. Очень красиво.
– Красиво! – снова фыркнула Таня. – Может тебе не про любовь, а песенку крокодила Гены поставить?
– Шутишь? – потупился Андрей. И тут же глаза его загорелись. – А «Иволга» у тебя есть?