Тайна озера Кучум

А вот и Сергей. Быстро вышел на поляну из кедровой колки, торопится к костру. Винтовка перекинута через спину. Под мышкой чернеется что-то большое и громоздкое. Уля вскочила, шагнула навстречу:

— Где ты… Почему так долго?

Он, казалось, не заметил её вопроса, подошёл почти вплотную, посмотрел в глаза, улыбнулся, заговорил:

— Как ты тут? Ещё не спишь? Как Костя, дышит? А я вот глухаря принёс, — бросил ей под ноги краснобрового петуха. — Кухта нашла, облаяла. Молодец, — похвалил собаку. — Скрадывал на луну. Ничего винтовка бьёт, с одного выстрел завалил, а там уже собаки добрались, помогли.

— А я переживала, — тихо сказала она, опустив глаза. — Волновалась, думала, что так долго…

Сергей посмотрел на неё с нескрываемым удивлением, хотел что-то сказать, но промолчал. Она же, поднимая глухаря руками, поинтересовалась о главном:

— Принёс?

— Да! Едва нашёл в россыпи. След плохо видно, пришлось несколько раз тыкаться, то туда, то сюда, — и торжественно, бережно достал из кармана спичечный коробок. В нём несколько мороженых ягодок волчьего лыка. — Вот, не растаяли. А как давать ему? И сколько?

Уля призадумалась. Да, затолкать Косте ягоды в рот — проблема. Он их просто выплюнет, потому что они горькие, противные. Однако тут же нашлась:

— Он пить хочет, давай со снегом перемешаем.

Отогрели ягоды у костра, раздавили, перемешали вместе с ледяной кашей. Уля хотела раздавить только три ягодки, но Сергей тайно от девушки увеличил дозу, смешал со снегом восемь. Вместе подошли к Косте. Он растолкал его, она поднесла лечебный снег. Безумец жадно, с пересохшими губами схватил влагу и, не разжёвывая, проглотил.

— Как думаешь, не умрёт? — спросил он. — На мне грех повиснет…

Не знаю… — как всегда, пожимая плечами, ответила Уля. — Вечер не знает, что скажет утро. Надо его покормить, а то ослабнет.

— Да, конечно. Это мы сейчас, быстро, — заторопился Сергей, схватил глухаря, ловко перебирая руками, сдёрнул с убитой птицы шкуру вместе с пером, разделил, бросил потроха собакам, передал тушу Уле.

Та быстро разрубила мясо на небольшие части, нанизала их на тонкие прутики, разложила на горящие угли прогорающего костра.

Через несколько минут мясо было готово. В первую очередь покормили Костю. Больной жадно глотал горячую грудинку. Теперь он смотрел на них молча, как будто понимал, что они желают ему добра. Однако его чёрные глаза всё ещё были пусты, как у безумца. Уничтожив несколько кусков мяса, Костя как-то вдруг сразу поник головой, медленно закрыл веки и через полминуты уже спал беспробудным сном.

Оставив его в покое, Сергей и Уля вернулись к еде. Как будто случайно он подавал ей самые лучшие куски. Она благодарно смотрела ему в глаза, хитро улыбалась и тут же, как бы случайно, возвращала прутики с мясом назад. Тот возмущался:

— Почему не ешь? Это для тебя!

Та улыбалась в ответ, лукаво стреляла глазами:

— Ты — мужчина, охотник. Ты добыл птицу, тебе надо есть больше и лучше. Так говорят эвенки, так говорит тетушка Зак-пой. И не надо со мной спорить!

Он покраснел, перечить не стал, взял из её рук мясо. Иначе Уля отдаст его собакам. Таков уж ее характер, не послушаешься — попадёшь в немилость.

Ели медленно, долго. Однако, как бы ни старались, от глухаря ещё осталась добрая четверть нежного мяса. Калорийная пища быстро утолила голод. С насыщением пришло тепло, покой, безразличие. Захотелось спать. Сергей подбросил в костёр дров, отвалился на лежанку. Уля встала, положила остатки мяса на нижние сучки кедра, наутро, на завтрак, вернулась назад.

— Ложись вот сюда, — предложил Сергей. — Здесь к костру поближе, теплее…

— Нет, — испуганно отрезала Уля, покосилась на лежанку. — Я не хочу спать… Я лучше посижу…

Он вдруг поднялся, присел рядом, плечом к плечу. Какие-то мгновения смотрел на неё, так близко, что от его дыхания зашевелились прядки её волос. Затем, как будто насмелившись, выдохнул:

— Ульянка! Что ты мне душу-то сушишь? Неужели не видишь, что со мной происходит?..

— Что?! — едва пошевелила губами она.

— А ты не видишь? Люблю я тебя! Не знаю, что со мной. Никогда такого не было. Сколько прожил, сколько женщин видел! Ни по одной так не сох, как по тебе. И что же ты со мной делаешь?

— И Пелагию… Тоже любишь? — выстрелила глазами Уля в него, да так, что тот едва не задохнулся.

— Ну вот… Пелагия… Опять Пелагия! — закачал головой из стороны в сторону. — Ну, было. Было! Что теперь? Не смог я, понимаешь? Не смог противостоять себе! Мужик я, понимаешь?! Но ведь люблю-то я тебя, а не её…

— Хороша любовь. Ей ласки, а мне сказки! — фыркнула девушка и с обидой отодвинулась подальше от него.

— Но тогда я тебе ещё ничего не говорил. Ничего, понимаешь? Хотел, но не успел. Ты же дикая, как горная речка. Всё бежишь куда-то, не слушаешь и не замечаешь. Как тебе обо всем сказать-то?.. — разочарованно проговорил Сергей, с тоской посмотрел ей в глаза и уже с сожалением закончил: — И зачем ты только спасла меня? Замёрз бы, не знал бы тебя, не видел. А так что? Только сердце разрываешь. Эх, поскорее бы всё закончилось, — махнул рукой. — Уйти, уехать, чтобы больше не видеть тебя никогда… Что это я перед тобой распинаюсь? Всё равно ты не слушаешь, не поймешь. У тебя ко мне на сердце лед. И никогда ты мне ответного слова не скажешь, гордыня… Потому что никогда уже не полюбишь…

Сергей отвернулся от нее, лёг набок, устроился поудобнее, закутался в куртку, затих. Хотел окунуться в дремоту, но не успел даже закрыть глаза, вздрогнул всем телом от мягкого прикосновения нежных ладошек.

— Не нато так кавари! Неправта всё это! — резко, взахлёб заговорила Уля. — Не гортая я! Не тикая, всё понимаю, все вишу! Не нато никута уешать, потому что не знаю я, как буту жить отна… без тебя… люплю я тепя тоже… и ты об этом знаешь.

И ткнулась лицом в плечо, резко, порывисто сотрясая его тело. Он вскочил, повернулся к ней, едва удержался. Бросилась она ему на грудь, обняла цепкими руками, а сама плачет и не перестаёт шептать:

— Люплю, люплю! Понимаешь? С того первого дня, там, на гольце!

Сергей прижал её к себе и, ещё не веря в происходящее, приблизил дорогое лицо к губам, стал целовать Улю в мокрые щёки, глаза, нос. Потом, на мгновение задержав порывы своих чувств, как перед решающим шагом, посмотрел в глаза. Она схватила подрагивающими ладошками его щеки и сама притянула его губы к своим губам.

…То не ветер колышет ветви старого кедра. Это загрубевшие пальцы Сергея перебирают пряди распущенных кос Ули. И не звёзды мерцают в неоглядной вышине, а глаза любимого склонились над девичьим лицом. Частое дыхание сопоставимо с шумом далёкого горного ручья. Движение тел сливается в единый ритм. А горячие сердца бьются так громко, неудержимо, что их удары, кажется, слышны далеко, на перевале.