Тайна Змеиной пещеры(Повесть)
Шрифт:
Яшка выступил вперед:
— Документы ваши хотим проверить.
— А если я вам уши нарву, вы не будете против этого возражать? Ишь, какие шустрые нашлись.
— А если мы вас отведем в сельсовет к участковому, вы не будете против? — Яшка сказал это таким строгим голосом, что ребята удивились. Только прохожий продолжал улыбаться.
— Где ваш велосипед? — спросил Антон. Но Яшка отстранил Антона и снова потребовал документы.
Незнакомец пытался шутить и продвигался вперед. У Яшки четко очертились скулы. Он полез за пазуху.
— Стой.
Незнакомец оглянулся и теперь уже зло посмотрел
— Да вы что, ребята, серьезно?
— Серьезно, — ответил Антон.
— Пожалуйста, — пожал плечами прохожий и тоже полез за пазуху. Улыбнулся.
У ребят округлились глаза. Ну-ка если он достанет не документы, а что-нибудь потяжелее?
Яшка показал рукоятку пистолета.
— Ну и шутники же вы, хлопцы. Глядите.
Документы взял Антон. Паспорт. Осовиахим. Фамилия чудная — Починкин Петр Иванович. Фотокарточка. Все чин чином. За голенищем у Починкина оказался велосипедный насос. «Велосипед, — говорит, — оставил у одной старушки. Дорога тяжелая, грязь — переночевал и оставил. Сам из Горловки. Куда иду? В Водяный хутор. У брата умерла жена. Остался мальчишка. Перед уходом на фронт брат прислал телеграмму, просит забрать сына». Вот и все. Убедительно — не придерешься. «Зачем купил велосипед? На поездах давка невозможная, не сядешь. На обратном пути велосипед возьму и вдвоем с племянником покатим».
— Ну ладно, отпускаем, — распорядился Яшка.
Незнакомец, покрутив головой, сказал со смешком:
— Ну и ну! Граница на замке? У тебя что же настоящий пистолет?
— Не сомневайтесь! — заверил его Яшка.
— Зря, брат, играешься. Не положено. Ну, пока. — И пошел, не торопясь, вразвалочку. Даже и не оглянулся больше.
Ребята сконфуженно потоптались на месте, переглянулись.
— А чего? — спросил Антон сам себя. — Мы же не виноваты, что у него документы в порядке. Что ж теперь, если он не диверсант. Все равно проверить стоило.
— Сейчас такое время, — уточнил Яшка.
Дорога заметно подсыхала. Бежать босиком по теплой мягкой земле — одно удовольствие. Через несколько минут ребята снова были у шалаша.
Ночью ребята пасли лошадей, днем помогали на молотьбе, возили в бестарках зерно. На бахчах начали подходить дыни. Арбузы лежали, словно полосатые кабаны на отдыхе, — неподъемные. Ребята спали по часу в сутки. Начали подсыхать озера. Сначала щуки, потом лини высунули из воды усталые жабры. И всюду надо было поспеть.
За рекой тьма заливных озер. Рыба начала душиться от тесноты, воды — по колено. Дождик перепал, и снова жарко. Дышать нечем.
Яшка не снимал кожаную куртку даже в полдень. Снимал штаны, картуз и лез в болото.
Зинка ловила рыбу подолом юбки, отцеживала воду и с визгом бежала на берег.
Ребятам уже начинала надоедать ловля. Не рыбалка, а какая-то черная работа. Устали таскать щук на берег. И вдруг новый Зинкин вопль. Да такой, что все повернулись к ней и начали хохотать. Зинка не то в яму вступила, в которой наверно карасей, как в бочке, не то в водорослях запуталась, свалилась в воду.
«Нет,
так визжать зря даже Зинка не станет». Бросились к ней и сами начали падать в воду. Ноги путаются, а в чем — понять невозможно. Стали доставать путанку со дна, а это — шелковая материя, целый ворох под водой. Давай тянуть. Надорвались было. В этой материи сколько тины, что еле справились. Еле вытащили вместе с тиной и карасями. По краям материи — шнурки…— Парашют! — определил Яшка. — Вот они, лямки, которыми человек к парашюту пристегивается.
Если Яшка сказал, так это точно. Яшка многое видел и знает в этом деле больше, чем все ребята вместе взятые. Антон, Васька, Сережка, Петька Таганок, а Зинка тем более, видели парашют только на картинке.
Парашют стирали в родниковом озере, где вода была чистой и прозрачной. Работой увлеклись так, что поначалу и подумать не успели, откуда эта штука взялась? Никогда раньше в левадинских озерах такого не находили Да что там в левадинских! Во всей округе не слыхано.
Пока парашют просушивался, ребята держали совет. Догадок всяких наговорили с три короба, но сошлись все на одной: парашютист был немецкий. Зачем бы это нашему прятать парашют в болото?
Что делать с ним дальше? Петька Таганок внес самое правильное предложение — отнести в правление колхоза. Но оно не понравилось остальным. Сдать можно в любую минуту, это проще простого. Надо придумать что-нибудь интересное. Никому не хотелось расставаться с находкой. Нашли, радовались, переживали, стирали, сушили и вдруг взять и отдать.
Зинка каталась по высохшему парашюту, не вступая в общий разговор. Потом вдруг подпрыгнула, стала на красноватые коленки и ни с того, ни с сего брякнула:
— Давайте распорем его на куски и дадим всем по одному. А мне два: я нашла. Я первая в нем запуталась.
Этого никто не ожидал. Все замолчали.
— Здорово я придумала? Мамка сошьет мне платье и сестренке моей, Оринке, тоже. А?
Можно, конечно, разделить, но это же совсем не то, чего хотели ребята.
— Столько рубах да штанов нашить можно! — предложил Сережка. — А какой шатер вышел бы, красота!
— Что мы, тряпичники какие? — усомнился Антон.
— Нет, ребята. Если вы хотите, чтоб всем нам интересно было, давайте все наоборот сделаем. Не сдадим и не разделим. Спрячем, — предложил Яшка.
«Еще одна тайна будет?» — подумал Антон. Его и так распирала тайна яшкиной кожаной куртки. Васька тоже крепился из последних сил, чтоб не сказать Петьке Таганку про то, что у Яшки в потайном кармане лежит. А теперь Яшка предлагает еще одну тайну. И без того Антон, прибегая домой, сжимает губы потуже, чтоб сами собой не разомкнулись и не проболтались.
— Давайте поклянемся, что нашу тайну никто не узнает, — предложил Яшка и вытянул руку вперед. Остальные хотя и неуверенно, но последовали его примеру.
— Повторяйте за мной: клянусь всем на свете, клянусь отцом и матерью, клянусь животом своим не выдавать общей тайны. Уркум-мукру.
Ребята, повторив за Яшкой слово в слово клятву, на последних словах замолчали, словно шли и споткнулись.
— А что такое «Уркум-мукру»? — спросил Сережка.
— Проклятье, — пояснил Яшка. — Кто не сдержит клятвы, тот накличет на себя гнев «уркум-мукру». И тогда пусть пеняет на себя.