Тайна

Сталин резко остановился и посмотрел в глаза Берии.

– Ты же знаешь, как я доверяю твоему мнению, Лаврентий. И я в курсе, что вы этим увлеклись – мистикой, спиритизмом, оккультизмом… Я даже слышал, что у некоторых есть личный астролог! – расхохотался вождь.

– Она говорила про войну, – тихо сказал Берия.

Сталин изменился в лице, помолчал, потом сказал уже совсем другим тоном:

– Я бы хотел лично увидеть эту девочку-уникум, – усмехнулся он.

Берия с готовностью кивнул, и дальше они шли уже молча.

Оля стояла у большого стола, покрытого красной бархатной скатертью, и оглядывалась по сторонам. Место было какое-то чудное – огромный кабинет, на стенах портреты, в шкафу книги с золочеными переплетами. Час назад ее привезли сюда молчаливые люди в одинаковых серых костюмах и оставили здесь одну, приказав ждать. Время шло, а она даже и предположить не могла, где оказалась.

Вдруг дверь отворилась, и в кабинет неторопливо вошел человек среднего роста, с усами, одетый в серый китель.

Мужчина показался Оле смутно знакомым – словно видела его где-то на улице или на картинке в журнале…

– Ну, здравствуй, – сказал он с легким акцентом, – узнаешь меня?

Оля почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Она задрожала, схватилась рукой за спинку стула и робко кивнула.

Человек закурил трубку и кивнул:

– Да ты садись, садись. Что стоять, в ногах правды нет. Я тебе хочу задать пару вопросов, а ты отвечай как есть, ладно?

Оля безмолвно кивнула, руки ее ходили ходуном, и она изо всех сил старалась унять дрожь. Наконец-то она узнала, кто это.

– Говорят, ты будущее видишь, много можешь. Что ты, например, видела про нашу страну? – помолчав, спросил он.

Девушка, вначале запинаясь, а потом все увереннее начала говорить:

– Я видела начало войны. Она начнется совсем скоро… Это очень страшно… Война продлится несколько лет. Страсть как много народу погибнет… Каждой семьи коснется…

Оля говорила отрешенно, словно повторяла чьи-то, слышные только ей слова.

– Вот как, – недоверчиво хмыкнул он, выдохнув дым. Сталин, судя по всему, не удивился, хотя ему и было не по себе. Оля чувствовала это.

– А с кем война?

– С одной из стран… Ну, близко от нас… В Европе.

– И кто победит?

– Я не знаю, – тихо ответила девушка.

– Ты говоришь, что война коснется каждой семьи. А что будет с моей семьей?

Оля замялась, хотела заговорить, но никак не решалась.

– Говори, – властно произнес он.

– И вашей семьи тоже… Старший сын, Яков… Он попадет в плен, – выдохнула Оля. – Больше ничего не знаю…

Она выпрямилась на стуле, словно приходя в себя из забытья.

Сталин помолчал, потом резко нажал на звонок у стола. В кабинет тут же вошли люди в серых костюмах, и Олю увели.

А он подошел к столу и начал листать ее дело. Через полчаса он снова позвонил.

Вошел его помощник.

– Эта Акимова… – неторопливо произнес Сталин, – понаблюдайте за ней. Отправьте девчонку в какое-нибудь надежное место, подальше от Москвы. Она еще может пригодиться.

Помощник кивнул и вышел.

Суд

А взволнованную Олю в это время везли обратно в институт Сербского.

Утром ей объявили, что обследование закончено, и она возвращается в следственный изолятор.

– Валентина призналась, что ты жила у них, – радостно улыбаясь, возвестил ей Пархотин, на следующий день вызвав девушку к себе, – ее муж это тоже подтвердил, так что, думаю, теперь все будет в порядке.

– И меня скоро выпустят?

– Ну, какое-то время займет оформление бумаг, но вообще, думаю, что выпустим…

Олю увели обратно в камеру, где она принялась с радостным нетерпением ожидать своего освобождения.

Но за ней почему-то не пришли ни на следующий день, ни в течение следующей недели. Сначала она томилась, переживала, успокаивая себя тем, что, наверное, еще не готовы документы или что-то перепутали, но потом на нее опять нахлынула апатия и равнодушие.

На ее вопросы ей не отвечали. Лейтенант Пархотин, обещавший ей освобождение, тоже больше не объявлялся.

В один из дней, когда она уже перестала надеяться на какие-либо перемены в своей участи, с лязгом отворилась дверь ее камеры, и раздался зычный приказ:

– Акимова, на выход!

Ее опять повели тюремными коридорами в кабинет. Там ее ждал новый следователь – полноватый мужчина в круглых очках на выпуклых глазах.

– Акимова?

Оля кивнула.

– Из института пришли результаты вашей экспертизы. Вы признаны вменяемой, психически здоровой, а значит, можете нести полную меру ответственности перед законом за свои действия.

– За какие действия? – заволновавшись, уточнила Оля. От долгого заточения она почти разучилась говорить, и теперь каждое слово давалось ей с трудом.

– Не прикидывайтесь дурочкой, Акимова. Можете облегчить вашу участь, то есть во всем признаться. Тогда мы оформим протокол и быстро отправим дело в суд. Чего вам тут сидеть – дожидаться? В одиночке поди не сахар, а на зоне все же люди, будете налаживать свою новую жизнь.

– Но за что? – изумилась Оля. – Почему меня не отпускают? Мне говорили, что Валентина Николаева признала, что я жила у нее. Значит, доказали, что я не воровка и в их квартиру не залезала…

– Конечно, признала, – удивленно глядя на девушку, подтвердил следователь, – вас будут судить не за кражу.

– А за что? В чем это я виновата?

Рыбьи глаза следователя, казалось, еще больше выпучились и вот-вот грозили лопнуть.

– Ну, как вы не понимаете? – изумился он. – Да потому что открылись новые обстоятельства дела. Вас будут судить как врага народа.

Теперь Олю ежедневно вызывали на изнурительные допросы. Она вспоминала те времена, когда про нее все забыли и она была никому не нужна.

Разговор со следователем всегда была один и тот же… Оля, бледнея и чуть не валясь с табурета от страха и усталости, мотала головой и отказывалась подписать признание. Следователь злился, кричал на нее и даже бил по лицу, требуя признаться во всем… В чем именно, похоже, он и сам не знал, не говоря уж об измученной, перепуганной Оле.