Тайна
Шрифт:
– Конечно, дома, где ж еще?
Он продолжает свой путь, отгоняя непрошенные мысли: ладно, потом разберусь. Просто какое-то недоразумение. Может, просто дома перепутала. Она рассеянная… Воспоминание о Лере теплом отозвалось в груди. Вспомнил ее поцелуи, нежные теплые руки. Милая, - подумал он, - милая… Ему очень хотелось, чтобы она была сейчас рядом, хотелось чувствовать ее руку в своей, идти, приноравливаясь к ее шагу.
За спиной зашуршала, осыпаясь, галька. Он обернулся.
– Лера! – выдохнул счастливо.
Она стоит смешная, запыхавшаяся. Непослушная прядка выбилась из-под белой кепки. Согнулась, держится за спину.
– Ох, еле догнала… – Протягивает
Он обнимает ее. Слышит, как бьется ее сердце.
– Ах ты, моя птичка-невеличка! – шепчет он, целуя ее в разгоряченное лицо.
Здесь наверху был легкий утренний туман.
– Утро туманное, утро седое! – запел Максим. Настроение у него было замечательное. Все воспоминания, связанные с прошлым, постепенно вытеснялись новыми ощущениями. Ему казалось: наконец-то он живет своей жизнью. Свежесть этого утра, чистота росистой травы вдоль дороги, легкий шелест едва начинающих желтеть листьев, пряный аромат виноградника, мимо которого они шли, и конечно, лицо Леры, ее голос - все это так отличалось от того, чем он жил раньше, и сам он сейчас был совершенно другим.
Тропинка шла под уклон, он помогал Лере подниматься и шутил, что она – прекраснейший груз на свете, и что так на буксире он готов тащить ее всю жизнь. Она улыбалась в ответ, но он заметил, что она чем-то обеспокоена, часто оглядывается, тревожно смотрит по сторонам.
– Что с тобой, малыш, ты боишься? Если хочешь, давай вернемся.
– Нет, нет, что ты, - она прижалась к нему, - я просто боюсь высоты, голова кружится. И еще здесь так тихо, безлюдно…
– Но ведь это здорово! Послушай! Слышишь, как ветер шумит в листьях? А теперь… Послушай… Птицы щебечут… Но если не хочешь, давай не пойдем, вернемся.
– Нет, давай поднимемся, ведь уже немного осталось.
И вот они на вершине утеса. И здесь на залитой солнцем, заросшей мягкой бархатной травой площадке, все так - как снилось Максиму.
Внизу - море цвета бутылочного стекла, сверкающего на солнце, переливается, манит прохладной глубиной. Вверху – небо, синее-синее, такое же бесконечное и бескрайнее, такое же бездонное как море. И кажется, что если встать на самом краю, и, раскинув руки, упасть вниз, будешь лететь и лететь, не достигнув дна, не завершив полета.
– Максим, ты упадешь! Отойди, Максим, пожалуйста! – Лера тянет его за рукав.
– Отойди, ты слишком близко стоишь к краю!
Макс смеется, хватает девушку и вместе с ней делает несколько шагов к самому краю обрыва.
– Максим! – взвизгивает она.
– Ты с ума сошел! У меня голова кружится, мы упадем сейчас!
– Не бойся, - обнимает он ее, - я тебя очень крепко держу. Не отпущу никогда!
– и он целует ее, чувствуя, как у него захватывает дух от высоты и от нежности ее губ.
– Отойди от нее!
Этот крик за спиной прозвучал словно выстрел.
Лера вздрогнула, до боли сжала его руку. Она в ужасе смотрит за его плечо.
Он обернулся.
Полина стояла совсем близко, в руке ее дрожал пистолет, направленный в их сторону.
У Полины было сильно осунувшееся лицо, темные круги под глазами. Длинный плащ запылен, порван в нескольких местах.
Максим загородил собой Леру. Он, и за его спиной Лера, стали медленно отходить от края утеса.
– Полина, убери пистолет, прошу тебя.
– Макс, ты ничего не знаешь… мне нужно сказать тебе…
– Полина, я прошу тебя… убери пистолет, давай поговорим.
– Максим, не двигайся!
– у нее какой-то странный взгляд, она словно смотрит сквозь него. У нее безумные глаза, она явно не в себе.
–
Полина!– Отойди, Максим! – кричит она, голос ее срывается.
– Отойди, отойди от нее!
Они двигаются по кругу, Максим и Лера, пятясь боком, отходят от края утеса, Полина, держа их под прицелом, подходит к ним все ближе и ближе. Градову очень не нравится эта ситуация. Он не знает, что происходит, не знает, что руководит Полиной, ему страшно за Леру и страшно за Полину, она слишком близко подошла к краю. Земля осыпается из-под ее ног.
– Полина, осторожно!
– кричит он, и, протягивая руку, делает несколько шагов ей навстречу.
Раздается выстрел, Полина, взмахнув рукой, неловко валится набок, и исчезает в синей пустоте…
3
Когда он открыл глаза, он увидел склонившееся к нему мокрое от слез лицо Леры.
– Максим, что с тобой? Ты ранен?
– Нет, нет, все хорошо, - он приподнялся, сел.
– Я так испугалась, - девушка обняла его, - думала, она убила тебя. Она упала… в море упала…
– Да, посиди здесь, я посмотрю.
– Нет, нет, - она вцепилась в него, - нет, ты упадешь, упадешь!
– Мне нужно посмотреть, посиди…
Он подошел к краю утеса. Земля здесь осыпалась. Он посмотрел вниз. Море было бездонно и молчаливо. У него закружилась голова. Он осторожно отошел назад.
Лера позвала его слабым голосом.
Он подошел к ней, сел рядом, обнял.
– Максим,- шепчет она, прижимаясь к нему, - она хотела убить нас… за что?… что ты ей сделал, Максим?
– Не знаю, милая, не знаю…
– Она следила за нами… как она нас нашла?
– Не думай сейчас об этом, тебе нужно успокоиться. – Он поднялся. – И нужно сообщить в милицию.
Она вскакивает.
– Нет, нет Максим, прошу тебя, не надо в милицию!
– Но, Лера, мы должны сообщить.
– Я прошу тебя, не надо, не надо, - она побледнела.
Он обнял ее.
– Почему, чего ты боишься?
– Они могут обвинить тебя! Мы ничего не сможем доказать! Я прошу тебя! – она вся дрожала. – Давай уйдем отсюда быстрей, и уедем, уедем сегодня же!
Они спустились вниз, в поселок. Солнечное звонкое утро вдруг померкло, казалось, поблекла трава, умолкли птицы. Максим чувствовал, что в душе его ожил прежний страх, страх прошлого. И если бы не девушка, доверчиво прижимающаяся к его плечу, если бы не ее маленькая рука, крепко держащая его руку, он, наверное, упал бы как подкошенный и, уткнувшись лицом в холодную, влажную от росы траву, разрыдался бы от отчаяния и бессилия.
4
Так хотелось уехать, уехать, бросить все, закрыть дом, и, не оборачиваясь, не оглядываясь на море с его обманчивой прозрачной чистотой, умчаться первым же поездом, уехать и забыть. Забыть обо всем… Но Максим знал: нужно выждать несколько дней, чтобы не вызвать подозрений. Он надеялся, что тело Полины унесет течением, но ведь оно могло всплыть здесь же, у поселка, и тогда их внезапный отъезд могли бы связать со страшной находкой. Он понимал, что поступает неразумно – то, что они сразу не обратились в милицию, может навлечь на них подозрения. Их могли видеть в то утро, могли видеть Полину, поднимающуюся на утес вслед за ними. Но Лера каждый раз начинала плакать, умоляла его никуда не ходить, никому не рассказывать о том, что произошло, и он, не понимая причины ее страха, и не сумев добиться от нее внятного этому объяснения, тем не менее, соглашался. Когда он спросил ее, почему она сказала неправду о своем походе за молоком, она смешалась, и, потупившись, сказала, что ходила в аптеку, а ему просто постеснялась сказать.