Тайная капитуляция

Свидетели визита Муссолини во дворец кардинала 25 апреля расходятся в рассказах о том, что там произошло, но в общем соглашаются, что был ключевой инцидент, который сорвал встречу. Муссолини сразу же сказал кардиналу, что планирует отправиться в Вальтеллину (один из горных районов на самом севере Италии рядом с Восточной Швейцарией) со своими наиболее верными соратниками и возглавить сопротивление союзникам. Кардинал, видя расстроенное состояние рассудка Муссолини, не принял это заявление всерьез. Вскоре прибыли приглашенные кардиналом генерал Кадорно и другие представители партизанских сил, и началось обсуждение плана перемирия, по которому партизаны складывали оружие в том случае, если то же делали фашисты. Посреди дискуссии на сцене появился Грациани и заявил, что он только что узнал о планах немцев сдаться союзникам без согласования с итальянцами.

Это удивило и разозлило Муссолини, хотя некоторые историки с трудом верят в то, что Муссолини мог все это время ничего не знать о Вольфе и «Восходе». Считается, что Муссолини сказал: «Они [немцы] всегда обращались с нами как со слугами, а под конец они предали меня». Затем он ушел со встречи в сопровождении своих фашистских помощников. Говорили, что он вернется через час. Он больше не вернулся. Муссолини поехал в миланскую префектуру, где у него был кабинет. Здесь он сказал что-то невразумительное младшему немецкому офицеру из приписанного к нему эскорта. Офицер так и не понял, о чем идет речь. «Ваш генерал Вольф нас предал». Затем в колонне из десяти машин он отбыл в район озера Комо. Остальное, конец Муссолини, – это уже история. В неразберихе последующих дней его немецкий эскорт распался, и бродячий отряд партизан опознал Муссолини, сидящего в застрявшем автомобиле. Партизаны вытащили его из машины и отвели на небольшую ферму на холмах, возвышающихся над озером Комо. Его вместе с любовницей, Клареттой Петаччи, расстрелял миланский коммунист Вальтер Аудизио, заявивший, что имеет приказ казнить Муссолини.

26 апреля, за два дня до казни Муссолини, Скотти сообщил мне, что префект Комо пытался убедить дуче сдаться американцам в Швейцарии. Префект действительно прислал Скотти письмо с просьбой рассмотреть такую возможность, а Скотти проинформировал меня о развитии событий.

На первый взгляд Муссолини казался перспективным заложником, но такая операция была скорее заманчивой, чем мудрой или практичной.

Я не желал отвечать за переправку фашистского диктатора в Швейцарию. Как только он физически оказался бы в стране, швейцарцы должны были бы предоставить ему, по крайней мере, временное убежище в соответствии с процедурами обращения с политическими эмигрантами, принятыми в этом государстве. Это поставило бы их в затруднительное положение, за которое мне пришлось бы нести свою меру ответственности. Я отказался участвовать в переправке диктатора в Швейцарию и направил Скотти указание не иметь дела с Муссолини. Позднее я узнал, что и сам Муссолини отверг идею просить убежища в Швейцарии.

Глава 12 Капитуляция подписана – но не доставлена

Утром 27 апреля я прибыл в свой офис, а вскоре пришли три сигнала, все с пометкой «ТРОЙНОЙ ПРИОРИТЕТ» – гриф чрезвычайных сообщений, требующий абсолютного преимущества над всеми сообщениями на линии.

Все предыдущие «стоп-сигналы» были отменены. Совместный комитет начальников штабов давал фельдмаршалу Александеру указание немедленно организовать приезд германских парламентеров в Казерту для подписания капитуляции. Не следовало проводить никаких совещаний или обсуждений в Швейцарии. Русским было предложено прислать в Казерту своего представителя. В тот же день был отправлен самолет из Казерты в Аннеси, пригород Женевы, чтобы забрать капитуляционную команду. Предлагалось, чтобы парламентеров по возможности сопровождали Гаверниц и Вайбель.

Затем посыпались сообщения, телефон звонил не переставая. Поскольку в этот самый момент Вайбель на машине вез Вольфа к австрийской границе, я связался с его офисом и настоятельно просил отловить его на пути и сообщить последние новости. Затем я информировал Вашингтон и Казерту о ситуации, объяснив, что, если повезет, мы сможем, пока не поздно, остановить Вольфа. Однако, даже если мы вовремя доберемся до Вольфа и сможем убедить его самого отправиться в Казерту, возможно, было бы лучше позволить ему продолжить путь в свой штаб в Больцано. Там он сможет более толково распорядиться своими генералами, а Веннер и Швайниц могли бы подписать документы в Казерте. Потом я позвонил Гаверницу на виллу в Асконе, куда он отправился после отъезда Вольфа. Я велел ему немедленно возвращаться в Берн и быть готовым вылететь вместе с немцами в Казерту. Он не сразу поверил своим ушам.

К полудню позвонил Вайбель и подтвердил, что получил наше сообщение, когда приехал с Вольфом на австрийско-швейцарскую границу. Вольф был восхищен развитием событий, но решил вернуться в Больцано. Он считал, что там принесет больше пользы, чем на подписании документов в Казерте, где Веннер имел полномочия представлять его. Вольф внес два предложения по извечной проблеме связи, сейчас важной, как никогда. Во– первых, он предложил оставить Циммера в Бухсе дежурить на австрийско-швейцарской границе, как он это делал в Кьяссо на итальянско-швейцарской границе. Во-вторых, было предложено направить Маленького Уолли в Больцано, прямо в штаб СС, где Вольф устроил бы ему такое же секретное убежище, какое было в Милане. Уолли после возвращения из Милана ждал дальнейших указаний в Берне, и Вольф знал его как способного и храброго парня. Из Больцано Уолли смог бы установить радиосвязь с Казертой, и Ставка союзников имела бы прямую связь с Вольфом, а через него и с германской армией. Таким образом можно было бы после подписания капитуляции контролировать исполнение прекращения огня. Я незамедлительно передал это предложение по телеграфу в Вашингтон и Казерту. Такую же информацию получили Швайниц и Веннер, выехавшие ближайшим поездом из Люцерна в Берн.

К тому времени самолет из Казерты приземлился в Аннеси, и его пилот связался со мной. Я сообщил ему, что два парламентера и Гаверниц будут готовы лететь с ним на следующее утро, 28 апреля, в субботу. Одновременно я передал Вайбелю продуманное и дипломатичное приглашение фельдмаршала Александера присутствовать на церемонии подписания в Казерте.

Тем же вечером мы с Гаверницем встретились со Швайницем и Веннером у меня дома в Берне. Поскольку в Швейцарии переговоры проводить не следовало, моей задачей было отправить их в Казерту, и наша беседа была в основном посвящена организации поездки и подготовке к предстоящим после столь длительной и разочаровывающей задержки делам. Трое из них остановились ненадолго в Женеве. На следующее утро мы организовали их переезд во Францию и в Аннеси, откуда они должны были лететь в Казерту. Провидение, как я это и почувствовал после спасения Вольфа, было с нами. Если бы телеграммы из Вашингтона пришли на несколько часов позже, Вольф вернулся бы в Больцано с мыслью о том, что все дело провалилось, и, соответственно, не смог бы настроить генералов на капитуляцию.

Также и Швайниц с Веннером могли потерять терпение и уехать домой.

Утром вся компания отправилась в Казерту. Пришло разрешение командировать Уолли на его опасный пост в Больцано. День еще не кончился, когда Маленький Уолли, со своим радиопередатчиком, сменой нижнего белья и обычным огромным запасом сигарет направился к своему новому месту назначения. До границы его сопровождал капитан Трейси Барнс. Циммер забрал его с границы в Австрию, в Фельдкирх, где они остались ждать автомобиль СС, которым должен был управлять один из людей Вольфа. В машине Уолли переоделся в форму СС, которой его обеспечил Вольф. Ирония судьбы, думал он, вспоминая дни, проведенные в Дахау. По прибытии в Больцано его отвели в маленькую комнату на третьем этаже необъятного дворца герцога Пистойского, в котором Вольф в 1944 году разместил центр связи и который теперь стал его последней штаб-квартирой в Италии. Уолли установил антенну и днем 29 апреля наладил радиоконтакт с офисом УСС в Казерте. Теперь он был готов выполнять свою важнейшую службу, поддерживая связь в исторический момент подписания капитуляции.

Поскольку конфиденциальность оставалась на повестке дня, а у меня была чересчур мощная реклама как у личного представителя президента Рузвельта, я не поехал в Казерту на подписание. Мое присутствие на церемонии могло быть легко раскрыто прессой, что поставило бы под удар безопасность операции, которую мы сохраняли в тайне до настоящего момента. Это по-прежнему была, и должна была на это время таковой оставаться, «тайная капитуляция». Далее, это была военная капитуляция, производимая военными представителями с обеих сторон, отражающая общую военную победу союзников.

Гаверниц, по просьбе фельдмаршала Александера, сопровождал немецких парламентеров и исполнял роль переводчика во всех мероприятиях в Казерте в течение 28-го и 29 апреля 1945 г. Он написал мне полный отчет о тех днях. Как увидит читатель из этого отчета, функции Гаверница были куда более важными, чем просто работа переводчика, хотя официально других обязанностей у него не было. В действительности он имел удивительное влияние на немецких посланников, и его умение с ними обращаться особенно помогло, когда Швайница уговаривали вольно истолковать устные инструкции его начальника, генерала Витингофа. Не окажись там опытного переговорщика Гаверница, могли возникнуть серьезные неприятности, и, возможно, капитуляция так никогда и не была бы подписана. Вот рассказ Гаверница о тех двух решающих днях:

«Днем 28 апреля самолет фельдмаршала Александера, комфортабельно оборудованный «С-47», вылетел из Аннеси. Майор Хенли из штаба генерала Лемницера, прилетевший на нем из Казерты для сопровождения нашей команды, был единственным из трех американцев на борту, кто знал о сути нашей миссии.

Самолет пролетел мимо величественно красивого Монблана и продолжил свой путь над Ниццей и Корсикой, над синеющим внизу Средиземным морем. В первые два часа полета немецкие эмиссары были погружены в тоскливые раздумья либо спали. Но на последнем отрезке пути они разговорились и начали задавать вопросы.