Тайная капитуляция

Ожидая следующего приема у Гитлера, Вольф заметил, что в бункере царила атмосфера отчаяния и страха, хотя все пытались изображать мужество. Все, кроме Гитлера, знали, что никаких чудес не ожидается. Все знали, что через несколько дней русские полностью окружат Берлин, – все, кроме Гитлера, который все еще планировал военные операции с целью их остановить. Вольф узнал, что Гитлер в любом случае не собирался уходить в «горный бастион», желая остаться в Берлине, хотя многие в его окружении еще надеялись как-то бежать в Южную Германию. При этом мало говорили о «бастионе» как таковом или о сопротивлении до последней капли крови в Альпах – только о том, как избежать русского плена [16] .

16

Есть множество рассказов и свидетельств о тех последних днях в бункере Рейхсканцелярии (Тревор-Ропер, Больдт, генерал Варлимонт). Одну из историй того периода, которую я никогда не видел опубликованной, рассказал мне один немецкий генерал, посетивший бункер за два дня до визита Вольфа (20 апреля), чтобы присутствовать на совещании у Гитлера. В комнате для курящих (Гитлер не выносил табак и никому не позволял курить в своем присутствии) этот генерал обнаружил Фегеляйна, Мартина Бормана и генерала Бургдорфа, адъютанта Гитлера, а также огромное количество пустых и еще неоткупоренных бутылок вина. Лица присутствовавших были багровыми, кители расстегнуты. (Бургдорф, между прочим, был тем человеком, через которого в октябре Гитлер передал Роммелю ампулу с ядом и который убедил Роммеля принять этот яд по требованию Гитлера.) Теперь Бургдорф пригласил пришедшего генерала присоединиться к выпивке со словами: «Через пару недель все это дерьмо закончится. Тем временем мы могли бы выжрать всю выпивку, которая есть у старика в погребе». («In einigen Wochen ist der ganze Dreck hier vorbei. Nun wollen wir dem Alten wenigstens noch vorher den Keller aussaufen».)

Пока Вольф ждал, начался авианалет. Сидя глубоко под землей в бункере, он ощущал, как сотрясается земля, и думал, что ему вряд ли удастся выбраться из Берлина, даже если Гитлер его отпустит. К тому времени, когда бомбежка кончилась, появился Гитлер и предложил Вольфу прогуляться с ним по террасе наверху. Гитлеру принесли шинель, откуда-то появились Кальтенбруннер и Фегеляйн, и они втроем сопровождали Гитлера в его хождении вверх-вниз по террасе. В воздухе стоял запах горящего дерева. Сама Канцелярия была значительно повреждена, а большая часть парка перепахана бомбами, но на террасе еще сохранилась вполне пригодная для прогулок дорожка.

Гитлер сказал Вольфу, что утром рассмотрел изложенный им вопрос в свете всех своих будущих планов. После увольнения упрямого генерала Гудериана, объяснил Гитлер, он наконец нашел подходящего начальника генерального штаба в лице генерала Кребса [17] , который понимает его мысли и может воплощать их в жизнь.

На востоке, сказал Гитлер, чтобы противостоять бронированным армадам русских, сейчас оборудована противотанковая система с хорошо подобранными позициями зенитной и противотанковой артиллерии на глубину до семи километров, так что в последние три дня русские теряли в среднем по 250 танков в день. Даже могучие русские танковые армии долго не выдержат такого кровопускания, и следует вскоре ожидать их истощения и ослабления атак.

17

Гитлер назначил этого последнего из своих военачальников 28 марта, то есть примерно за 20 дней до разговора с Вольфом. Кребс был типичным нацистским прихлебателем из тех, которыми Гитлер окружил себя в последние месяцы. Гудериан был уволен после многочисленных споров с Гитлером по вопросам стратегии.

Теперь он решил осуществить следующий генеральный план военных действий. В Германии будут созданы три мощные цитадели: одна – в центре, под его командованием, в столице; другая – на севере, в Шлезвиг-Гольштейне, Дании и Норвегии, и еще одна – на юге, включая альпийскую крепость. Он намерен сознательно отступить из широких открытых пространств между Шлезвиг-Гольштейном и Берлином и между Берлином и Альпами и издал приказы германским войскам отступать к ближайшей цитадели. Скоро, без сомнения, русские и англоамериканцы встретятся где-то на этих открытых пространствах, и, если он хоть сколько-нибудь знает русских, они никогда не остановятся на линии, согласованной в Ялте.

Американцы, однако, ни при каких обстоятельствах не смогут с этим примириться. Поэтому они будут вынуждены отодвинуть русских назад силой оружия, – здесь Гитлер остановился и уставился на Вольфа пронзительным взглядом, – и это будет момент, с которого он, Гитлер, будет участвовать в окончательной войне на одной стороне или на другой. Он заявил, что способен держаться в Берлине против Востока и Запада по крайней мере шесть, возможно, даже восемь недель, и по этой причине он говорит Вольфу, что тот обязан столько же держаться в Италии. За это время, как ожидает Гитлер, произойдет конфликт между западными союзниками и Россией, а тогда Гитлер решит, на чьей стороне ему выступить.

Вольф ответил Гитлеру: «Мой фюрер, есть ясность в том, чью сторону вы примете в таком конфликте?» Гитлер посмотрел на Вольфа и, после краткого размышления, сказал: «Я приму решение в пользу той стороны, которая предложит мне больше. Или той, которая первой установит со мной контакт».

Было ясно, что разум Гитлера, находящийся в постоянном напряжении ввиду происходящих событий, время от времени переполнялся совершенно противоречивыми мыслями, которые он озвучивал без каких-то размышлений, как только они к нему приходили. Несколькими мгновениями позже он сказал с неожиданным загробным и неестественным спокойствием: «Вы знаете, с самого начала войны мне хотелось уйти и наблюдать со стороны за поведением германского народа и влиять на него. Скоро я передам власть наиболее компетентным своим соратникам».

Вольф попытался вернуть беседу к практическим вопросам, упомянув об ошеломляющей мощи союзников и потерях, которые ежедневно несет Германия.

На это Гитлер ответил: «Это вообще не имеет никакого значения. Я только что обрисовал вам дальнейший ход событий, и я спокойно их ожидаю. Не нервничайте, вы же мужчина. Мои нервы нужны мне для другого. Я не могу позволить себе раскиснуть из-за подобных докладов. Человек, который обязан принять окончательное решение, не должен допускать, чтобы на него влияли страдания и ужасы, которые война приносит отдельным людям на фронте и в тылу. Так что делайте, что я сказал. Летите обратно и передайте мой привет Витингофу».

Далее последовала серия инструкций, кульминацией которых был приказ держаться стойко и обороняться. Гитлер добавил, что, если эта судьбоносная битва германского народа под его руководством не принесет успеха, германский народ потеряет право на существование. В этом случае более великая и сильная раса с Востока докажет свое биологическое превосходство, и не останется ничего другого, кроме как героически уйти. В заключение он сказал: «Возвращайтесь в Италию. Поддерживайте свои контакты с американцами, но проследите за тем, чтобы получить лучшие условия. Чуть притормозите, потому что безоговорочно капитулировать на основе столь туманных обещаний было бы нелепо. Прежде чем прийти к соглашению с американцами, мы должны получить намного лучшие условия».

Затем подошел один из ординарцев и сказал Гитлеру, что подошло время вечернего совещания. Было без пяти минут шесть.

Перед тем как уйти, Гитлер выразил Вольфу признательность за честную манеру, в которой он действовал, и повторил свои приветствия Витингофу. После ухода Гитлера Кальтенбруннер отвел Вольфа в сторону и сделал ему следующее прощальное замечание: «Убедитесь, что ни один важный гражданский заключенный в вашем районе не попадет в руки союзников. Как только союзники подойдут, ликвидируйте их».

Тем временем самолет Вольфа был переброшен на главный берлинский аэродром в Темпельхофе. В сумерках Вольф вылетел в Мюнхен, а на рассвете следующего дня, 19 апреля, из Мюнхена в Бергамо в Северной Италии. Оттуда он на машине доехал до своего штаба в Фазано.

На следующий день, 20 апреля, Парильи, который оставался вместе с Циммером в ожидании в Милане, был вызван в Фазано, чтобы услышать рассказ Вольфа о его поездке и получить инструкции относительно возможных будущих действий. Присутствовали также Веннер и Дольман. Когда все собрались, Вольф попросил бутылку шампанского, и они выпили за его счастливую звезду – или, как он произнес тост, «за то, что его голова все еще на плечах». Парильи вскоре, однако, заметил, что Вольф был в странном состоянии духа. Парильи никогда не видел его таким прежде. Дело было не только в том, что Вольф был измотан физическим и эмоциональным напряжением поездки в Берлин. Казалось, он как бы заразился параличом, поразившим берлинский бункер. Возможно, пробудился глубоко зарытый конфликт в вопросах верности, невзирая на путаность и безрассудность планов Гитлера. Помимо прочего, Гитлер вытянул из Вольфа некое подобие обещания, а Вольф до известной степени должен был благодарить Гитлера за то, что ни Гиммлеру, ни Кальтенбруннеру не удалось его уничтожить.

Так или иначе, Парильи не мог четко объяснить, почему Вольф по возвращении из Берлина, похоже, не хотел работать на «Восход». В лучшем случае он выглядел так, словно пытался найти некий компромисс между требованием Гитлера стойко держаться и данными нам обещаниями как можно быстрее организовать капитуляцию. Он успешно находил множество причин для того, чтобы ничего не делать, некоторые из которых выглядели малоубедительными. Он раздувал тот факт, что среди тех, кто знал о «Восходе», явно был предатель, иначе Кальтенбруннер не располагал бы такой обширной информацией, пусть и искаженной. Первое, что нужно сделать, доказывал Вольф, – это найти предателя. Также он указывал на то, что Витингоф, помимо всего прочего, не желает слышать о безоговорочной капитуляции, только о капитуляции с соблюдением воинских почестей, и Вольф не видел способов изменить его позицию. Он предложил в качестве компромисса попробовать убедить Витингофа отводить войска на десять километров в день, лишь номинально демонстрируя сопротивление, сдавая таким образом территорию союзникам, но без акта о капитуляции.