Тайная капитуляция

Было 14 часов 17 минут, когда генерал Морган закрыл заседание. Немцев вывели из зала, и прожектора погасли. Зал внезапно стал темным и скучным, как сцена после конца пьесы.

Документ был подписан [24] . Но теперь предстояло выполнить еще одно, последнее, сложное дело. Факт сдачи следовало довести до германских армий через их высших командиров. Это значило, что эмиссаров с документами о капитуляции нужно было вновь тайно переправить через Францию, нейтральную Швейцарию и контролируемую немцами Австрию в немецкий штаб в Больцано. Завершающий этап путешествия должен был проходить по территории, которую патрулировали и агенты гестапо, и партизаны.

24

Практически не было прецедентов оформления безоговорочной капитуляции. Текст этого акта был составлен в основном генералом Лемницером и его офицерами, а затем был показан фельдмаршалу Александеру для утверждения. Это интересно потому, что данный текст, как сообщалось, был использован в качестве основы при составлении поспешно оформлявшихся документов для общей капитуляции немцев в Реймсе неделей позже. То, что это была «безоговорочная» капитуляция, пространно разъяснено в открывающем параграфе.

«1. Германский главнокомандующий Юго-Западным направлением настоящим сдает безоговорочно все силы, находящиеся под его командованием или управлением, на земле, на море и в воздухе, и отдает себя и эти силы безоговорочно в распоряжение Верховного союзного командования на Средиземноморском театре военных действий».

Наша команда покинула аэродром Марчианезе близ Казерты в 3 часа дня. С момента нашего прибытия прошло 24 часа. Благодаря способностям генералов Лемницера и Эйри дело было сделано с поразительной эффективностью и скоростью.

Мы приземлились в Аннеси в 19 часов 15 минут по французскому времени, что соответствовало 18.15 по швейцарскому времени. Мы надеялись, если не возникнет трудностей с пересечением швейцарской границы, успеть на последний поезд Женева – Берн, уходивший за несколько минут до восьми. Это было бы чересчур большим везением: когда удачно выполняются большие дела, жизнь отравляет всякая мелочь. Наша база УСС в Аннемассе, прямо возле французско-швейцарской границы, еще не получила из Казерты информации о том, чего там удалось добиться, и о времени нашего прибытия в Аннеси. Похоже, мы оказались быстрее радио. Соответственно, не было принято никаких мер для нашего приема и пересечения границы.

Еще больше усложнило ситуацию то, что майор Вайбель, обычно спокойно и умело организовавший деликатные мероприятия по пересечению границы в обоих направлениях, в это время получил разрешение своего начальства прибыть к нам в Казерту. Не сообразив, что опаздывает на подписание капитуляции, той самой, для которой он так много сделал, Вайбель вылетел из Швейцарии на специально предоставленном Лемницером самолете за несколько часов до нашего возвращения. Вполне возможно, что мы разминулись в воздухе, и его самолет как раз садился в Казерте, когда нам была так нужна его помощь в Аннемассе на французско-швейцарской границе.

Поскольку ничего другого не оставалось, я сам отправился на пограничный пост в надежде уговорить швейцарских пограничников впустить в страну двух немцев. Я уверял, что они выехали из Швейцарии всего день назад, чтобы по своим делам ненадолго посетить Францию. К сожалению, я не мог рассказать пограничникам, что эти два немца спасли от гибели почти миллион немецких и итальянских солдат и одновременно защитили Швейцарию от вторжения с юга дезорганизованных орд из остатков разбитой немецкой армии.

Швейцарские чиновники были любезны. «Как их имена?» – спросили они. К моему великому смущению, я забыл выдуманные имена, которыми немцы назвались на границе при выезде из страны, да и боялся, что они и сами их забыли. В любом случае я не мог выбежать из помещения и спрашивать у немцев, как их зовут. Я ответил, что могу показать подтверждение того, что мои компаньоны выехали только вчера для недолгой отлучки, по регистрационному журналу. Пограничники как-то наивно согласились на это предложение, и мы вместе стали просматривать список фамилий в их гроссбухе. После быстрого просмотра я указал на две фамилии. Когда я затем намекнул, что офицеры швейцарского генерального штаба были особо заинтересованы в поездке этих двух джентльменов и организовали вчера их выезд из Швейцарии, пограничники смягчились и согласились впустить наших эмиссаров назад в страну.

Но серия неудач только начиналась. В Женеве последний поезд на Берн выполз со станции, как раз когда мы туда приехали. Представителя УСС в Женеве, которого тоже еще не информировали о нашем прибытии, этим вечером на месте не было. Нанять автомобиль было невозможно, поскольку бензин отпускался по жестким нормам. Поэтому нам оставалось только с нетерпением ждать в окружении неторопливо прогуливающейся воскресной толпы швейцарских буржуа, сидя в открытом ресторане на железнодорожном вокзале Женевы со сверхсрочными документами о капитуляции в карманах. Каждые 15 минут я звонил домой представителю УСС, надеясь, что он вернулся. Наконец это произошло, где-то около 9 часов, после еще одного потерянного часа, и он обеспечил нас автомобилем, в котором мы выехали в Берн».

Так кончается отчет Гаверница.

Вернемся к моему рассказу. Рано утром 29 апреля генерал Лемницер передал мне в Берн по телеграфу условия капитуляции. Лемницер был убежден, что Швайниц и Веннер подпишут акт до конца дня. Он отчетливо понимал, что сейчас, когда военная ситуация в Италии становилась все более хаотичной, когда мы почти добились того, к чему так страстно стремились с конца февраля, нельзя терять ни минуты для подготовки условий для реального прекращения военных действий. Для немедленного осуществления капитуляции было необходимо, чтобы германское командование, расквартированное в Больцано, как можно скорее получило документы от своих представителей. Любое промедление в их доставке означало новые бессмысленные потери с обеих сторон.

Поскольку радиосвязь с Маленьким Уолли в Больцано еще не была установлена, Лемницер предложил нам поискать другие средства отправки курьера к Витингофу. Я поручил эту курьерскую миссию капитану Барнсу и передал ему только что полученный экземпляр текста с условиями капитуляции. Барнс немедленно отправился в Люцерн, чтобы связаться с одним из людей майора Вайбеля, капитаном швейцарской армии. Оттуда они должны были доехать до Бухса на австрийской границе, найти там Циммера и передать ему бумаги, чтобы он переправил их через границу и каким-то образом доставил в Больцано. Так я думал.

Барнс был молодым и смелым человеком, как и сотрудник Вайбеля. У него был друг, швейцарец, имевший собственный самолет. Барнс был тренированным парашютистом. Во время войны он совершил множество успешных прыжков, выполняя опасные задания для УСС. Поэтому эти двое решили, не советуясь со мной, позвонить владельцу самолета и попросить его помощи. План состоял в том, что Барнс перелетит из Цюриха через Альпы в Больцано, а там спрыгнет с парашютом, имея условия капитуляции в кармане. Потом Барнс как– нибудь пешком доберется до германского высшего командования и доставит бумаги.

Это была блестящая, хотя и опасная, затея. Нет смысла рассуждать о том, что могло бы случиться с Барнсом по пути к генералу Витингофу. Слава богу, к середине дня погода стала такой плохой, что о полете не могло быть и речи. Пока Барнс ждал, чтобы небо прояснилось, из Казерты пришли два сообщения. Была установлена радиосвязь с Уолли. Условия капитуляции были напрямую переданы ему, и он подтвердил прием сообщения. В другом послании мне сообщали, что капитуляция подписана и что парламентеры и Гаверниц возвращаются в Швейцарию.

Гаверниц с двумя немецкими эмиссарами добрались до моего дома в Берне незадолго перед полночью 29 апреля. Мне редко доводилось видеть столь измотанную троицу.

Я выставил одну из последних бутылок из наших тающих запасов шотландского виски. Был сварен горячий кофе, сделаны бутерброды, и капитуляционная команда принялась оттаивать возле огромного камина. Капризная швейцарская погода обернулась против нас. Было холодно, и в воздухе даже носился снег. Я постарался ободрить их беседой, так как понимал, что у немецких эмиссаров впереди трудное и опасное путешествие. Поездка на автомобиле из Берна в Больцано, даже при самых лучших условиях, требовала не менее двенадцати часов трудного пути, а там уже оставалось всего двое суток до 2 мая, предельного срока капитуляции.