Тайная тетрадь

Алипат слушала разговор, застыв за углом мечети. Там её и нашли женщины, нашли и увели домой. Она шла за ними безвольная и безмолвная, только спать не легла, как ни уговаривали. Сидела в тёмной комнате сгустком черноты. Так страшно было возле неё, что женщины невольно прижались одна к другой и тихонько переговаривались, не находя слов утешения. Хромая Айша начала почёсывать нос и чихать. Такое случалось с ней перед дождём.

— Да убережёт Аллах от этого… — сказала Айша с тревогой, подошла к окну и посмотрела в небо. — Делайте дуа, будет ливень.

Алипат вздрогнула, когда услышала эти слова, и повернула голову к окну. Айша легко коснулась её и указала на восток. Там было зарево.

— Не зря ведь говорят: «Радал багIар — къенаб, къаси багIар — хIораб» («Утром зарево — к дождю, вечером — к ясной погоде»), — сказал кто-то из женщин.

Не прошло и получаса, как небо над аулом покрыли густые чёрные тучи. Прогремел гром, и через мгновение тяжёлые капли ударили по крышам домов. Дождь всё усиливался и усиливался. К полудню следующего дня все речушки, что текли с гор, превратились в бурные мутные селевые потоки. Большая река поднялась. Автомобильная дорога, что вела в райцентр и город, оказалась местами размыта. Целые сутки шёл дождь, то слабея, то припуская с новой силой.

А к концу следующего дня Алипат завыла, словно раненый зверь. Всей роднёй держали её. Женщины плакали вместе с ней, да и мужчины не сдерживали слёз.

Прошла неделя, мальчика так и не смогли найти. Одни говорили, что ребёнок стал жертвой кавтаров, шайтанов или джиннов, другие во всём винили хищников древнего Антратля — волков и медведей. Бедная Алипат от безнадёжности кидалась то к людям с даром предвидения, то к экстрасенсам, к женщине, которая имела связь с миром шайтанов. И вот та вроде бы сказала ей, мол, не ищи его в воде. Но бОльшая часть джамаата считала, что ребёнка унесла река. И все аулы вдоль реки до Хебда и Голотля не прекращали поиски мальчика.

Мать стала замкнутой, она не реагировала на людей, не замечала их. И только бормотала что-то несвязное. Трудно было её понять. Разве что отдельные фразы.

— Мой сын идёт в гору, он вчера тоже шёл навстречу мне, я была наверху… мой Сайпульчик, мамин золотой… зачем ты так? Ты ведь убежал, когда мама шла к тебе…

Прошли три месяца, мучительных для маленького аула. Это в городе люди остаются одни со своими проблемами, а в ауле радость и горе касаются всех.

Было предзакатное время обычного дня. Джамаат сидел на камнях у мечети. Один молодой человек, только что приехавший из города, кивнул в сторону горы напротив и спросил:

— Кто этот мужик, что так несётся по крутому склону?

— Это Мухтар, — сказали молодые ребята.

Джамаат обратил свои взоры на гору. За считанные минуты Мухтар добежал до моста и, не снижая темпа, поднимался к аулу. Не нравилась сельчанам такая спешка, и ждали они с волнением его прихода.

Мухтар не подошёл к джамаату, как положено. Остановился метрах в пятидесяти от годекана, отправил мальчишку позвать имама, а когда тот пришёл, они перекинулись парой слов и вместе куда-то направились.

А случилось вот что.

Мухтар со своей отарой спускался с дальних гор к лугам. Наступило время намаза, но на крутом спуске не было места, чтобы помолиться. И он пошёл по узкой тропинке среди зарослей рододендрона в поисках ровного места. Нашёл, расстелил чобос (короткая бурка чабана), сделал намаз. А когда поднялся с очередного земного поклона, почуял резкий неприятный запах. Только он собрался поднять свой «молитвенный коврик», как замер и несколько минут стоял как вкопанный. Напротив, в кустах рододендрона, лежало разлагающееся детское тело. Над ним зелёным жужжащим покрывалом завис рой потревоженных мух-падальниц.

Мухтар сделал пару шагов в сторону и увидел валяющиеся на траве детские штанишки, выбеленные солнцем и дождями, и рядом два носка, будто бы скомканных детской рукой, как если бы промокший ребёнок пытался выжать мокрую одежду. Но отсюда до ближайшего аула несколько километров не самой лёгкой дороги. Каким образом на этой высоте оказался пятилетний мальчик? Как прошёл он через лес, не упал со скалы в пропасть? И от чего он умер: от голода, холода, страха или кто-то умертвил его? Кто это мог быть? Человек? Животное? Или неведомое нам существо потустороннего мира подхватило ребёнка, играющего у дома, и перенесло сюда, чтобы отнять его жизнь?

«Это что-то, чего я не могу постичь, — с ужасом подумал Мухтар. — Надо поскорей позвать джамаат и похоронить то, что нашли». Он забрал носки и штаны и побежал в аул.

Мальчика похоронили на сельском кладбище. Когда его хоронили, мать почти не понимала, что происходит. Люди её принимали за сумасшедшую. Однажды через несколько дней после похорон она наткнулась на выцветшие от солнца и дождя штанишки на веранде дома. Взяла их, прижала к груди, зарыдала на весь аул и пошла босиком с плачем и причитаниями. Говорят, что мало кому удалось сдержать слёзы, когда её увидели босой на улице…

Как Будус «оседлала» мужа

— Наши джурмутские женщины были кроткого нрава, покладистые, хотя бывали случаи, когда некоторые брали главенство в семье. Это особый такой тайпа-тухум (порода) женщин, которых сложно подчинить. У нас такие очень редко встречаются. Именно такой женщиной была Будус…

— Кто???

— Будус… Не наша она, не из Джурмута, она — тлянадинка. Не в смысле, что у них все такие, а в смысле, что она была оттуда (Тлянада — одно из обществ Антратля, которое находится в верхнем участке Тляратинского района, ближайшие соседи общества Джурмут). Как только Будус не мучила бедного мужа. Вдобавок к её необузданному характеру, коварству и дерзости, она ещё была на короткой ноге с шайтанами, они приходили ей на помощь, когда надо было кого-нибудь наказать, — говорит тётя.

Я начинаю смеяться, она с недоумением смотрит на меня.

— Неудивительно, — отвечаю я тёте. — У тебя, о чём бы мы ни говорили, везде шайтаны выскакивают. Я слышал об этой Будус, имя слышал, слышал один случай, как она ночью ходила на мельницу и как там мучила несчастного мужа. Подробности не знаю.

Дальше привожу рассказ тёти.

«Как рассказывала покойная бабушка, у Будус была связь с шайтанами. Люди заметили много загадочного в ней, и решили, что она, возможно, пользовалась этим и без постоянной связи с шайтанами. Верили тому, что она могла ночью встать и из селения Гортноб (село Джурмута) направиться одна в Тлянада. Расстояние между ними — около 15–20 километров, для неё не имело значения. Лето стоит иль зима, по страшным тропам взбиралась она в горы, спускалась в ущелья, через леса и пропасти шла одна. Вряд ли какая другая женщина могла пойти так.

Моя покойная бабушка рассказывала, что её мать знала Будус, и они были даже в приятельских отношениях. Спросила прабабушка как-то у Будус:

— Как ты можешь ходить по этим страшным тропинкам через тёмные леса и пропасти, где за любым поворотом можешь нарваться на медведя или волка? Ты всегда ходишь ночью. Медведи-то ничего, а джиннов не боишься ты, Будус?

Так и спросила моя прабабушка. А Будус в ответ расхохоталась:

— Ночь и шайтаны — мои попутчики в Тлянада, днём они исчезают, поэтому я люблю отправляться в путь, как стемнеет. Медведей я не раз встречала, они не хотят со мной ссориться, уступают дорогу, тихонько уходят в свою берлогу или за деревьями в лесу исчезают. А с шайтанами разное бывает. Вышла я однажды в сумерки из Гортноба и решила пойти в Тлянада. Я была одета красиво, на поясе звенели серебряные погремушки, для надёжности сверху на пояс завязала горменду и через горменду нацепила серп для сенокоса и небольшую верёвку. Их я взяла, чтобы на обратном пути скосить и принести сено для своих телят. Была ранняя осень. Холодная лунная ночь. В горах в сентябре становится холодно, появляются первые признаки скорой зимы. Только я повернула за тлянадинский мост и спустилась к опушке леса, слышу, там свадьба идёт вовсю. Зурна, барабан, песни и свист доносятся со всех сторон, а на поляне ни одной живой души. Я сразу поняла, что шайтаны решили поиграть со мной. Такое часто бывало. Когда дошла до середины поляны, не удержалась, пустилась в пляс под зурну и барабан. Свист и крики всё усиливались и усиливались. Как пошла по второму кругу, танцевать со мной выскочил красивый мужчина в белой черкеске. И вдруг под ритмичный танец и овации свадьбы джинны запели хором: