Тайная тетрадь

Ракьчухъ бугаб кІатІ-кІатI бахъи,

гьайбатай, гьайбатай…

ГІарцул мача,

чараб гурма дуа рокъолу боъла,

Ад бухьараб рохьен бичи,

жаб дуй бегьу болару.

Ракьчухъ бугаб кІатІ-кІатІ бахъи,

гьайбатай, гьайбатай гьайбатай…

Песня разлеталась повсюду и, удвоенная эхом, возвращалась, оттолкнувшись от отвесных скал, из тёмных пропастей. На шайтанском сухбате (вечеринке) танцевала Будус. Шайтанская молодёжь не выпускала её со свадьбы. За верёвку на поясе дёргали, замуж звали, танцевать заставляли. Когда много их стало кругом, Будус пригрозила им, и они отстали…»

Мне стало очень смешно от слова «пригрозила». Прервав тётю, спрашиваю:

— Чем же она на шайтанском сходняке могла им пригрозить?

— А ты смысл песни хоть понял? Из слов понятно, что шайтаны её боятся! — говорит тётя. — Когда она пошла в пляс, запели они.

В переводе песня звучит примерно так:

То, что болтается за поясом, развяжи,

красивая, красивая.

К белой шали и поясу в серебре

Не подходит то, что ты привязала к верёвке.

То, что болтается за поясом, развяжи,

красивая, красивая, красивая…

Вот и вся песня. Слово «красивая» повторяется несколько раз, это для звучания песни. Чего же боятся шайтаны? Они боятся серпа, который у неё под поясом. «КІатІ-кІатI» — это то, что торчит из-под пояса (буквальный перевод). Как говорят в горах, шайтаны боятся металлического.

— Помнишь, тебе маленькому, когда за овцами или ещё куда-нибудь вечером шёл, бабушка пихала в карман нож, чтобы шайтаны не навредили?

Тётя продолжила свой рассказ.

— Вот так и ходила Будус, летом ли зимой — без разницы, в основном ночью, в Тлянада и обратно.

— Как она могла ходить одна, будучи замужем? Как муж её терпел и не разводился? — опять прерываю я.

Тётя терпеливо продолжает:

«Говорят, она с самого начала приручила его. Однажды муж побил её: почему, мол, без моего разрешения ты ходишь ночью непонятно куда. Будус ответила ему: «Мои друзья с того мира (шайтаны) не простят тебе того, что ты сделал».

Он не обратил внимания на её слова.

Однажды ему пришлось пойти на целую ночь на мельницу, чтобы перемолоть зерно. После полуночи Будус пошла туда же, воткнула большой камень в открытые деревянные трубы, откуда шла вода на мельницу, и спряталась за кустами. От недостатка воды мельница остановилась. Муж Будус зажёг лучину и пошёл вдоль трубы посмотреть, не застряло ли что. В это время в него полетели камни, щебень и гравий — всё, что она могла бросить.

Муж от страха побежал обратно к мельнице, закрылся в ней и не высовывался до утра. Утром он рассказал Будус о непонятном камнепаде и нападении на мельницу и попросил прощения у неё. Муж стал ручным, и Будус свободно ходила ночью, по одной версии, к шайтанам, по другой… непонятно, куда она ходила.

Ещё говорят, что она была внешне хороша. Глаза у неё были светло-голубые, огромные, но когда она рассказывала о шайтанах, они становились большие и страшные, а голос — тихим, хрипловатым.

Детей у неё с мужем не было. Она его не только шайтанами пугала, говорила, что есть много мужчин, готовых на ней жениться. Есть даже песня её, которая сохранилась по сей день, где она пренебрежительно обращается к мужу и открыто говорит, что она с ним временно, пока не найдёт себе мужа получше. За подобное, по праву горцев, должно было убивать, а Будус убить не смогли. Она взяла верх над адатами и шариатом своим неугомонным и буйным характером. Послушай её песню — обращение к мужу:

Дун мун вакьу толу егьрайги гуру,

Вакьанав щвезигІан лъураб магьари.

Чатамануб энкел, мун чадад чІваяб,

Чам къоялъ балана, экъаб жинсалъа?

В построчном переводе это звучит не так красиво, многое теряется, но смысл таков:

Не от любви я вышла за тебя —

Махар заключён, пока не найду любимого.

Потник для седла, чтоб тебя другие носили,

Сколько же мне смотреть на кривую рожу твою?

Рассказывали, что как-то ночью, ещё до рассвета пошла Будус за село, туда, где сено косили; разделась догола, распустила волосы и так побежала навстречу женщинам, которые шли на сенокос. Те от страха кинулись домой, крича о привидении. Всё село туда отправилось. А подойдя, увидели Будус. Она траву по кругу покосила и отметила свои границы, чтобы другие не забрали хорошее место. На вопрос, видела ли она голую женщину, совершенно спокойно ответила:

— Мы только что расстались, она жена Далгата.

— Какой Далгат? — спросили её люди.

— Не наш, их Далгат. Он хан шайтанов; женщина, которая утром тут голая бегала, это жена его. Она моя подруга, — сказала Будус и продолжила косить.

…Историй про Будус много разных рассказывали, её имя на слуху было. Но память моя ослабла, ничего не помню: ни сколько она жила с мужем-джурмутовцем, ни каков был их конец», — завершает свой рассказ тётя.

Предания о похищенных

Как рассказывают старшие, Джурмут был своего рода перевалочной базой по обмену пленных из Грузии и сбору войск для набегов. И джурмутовцам, и другим джамаатам Антратля приходилось быть в постоянной боевой готовности. Отряды из внутреннего Дагестана шли в набеги через Анцух-Капуча или через Тлейсерух в Камилух, дальше через Джурмут в Грузию. В известной народной песне, посвящённой отчаянному храбрецу, предводителю войск аварцев Мусал Адалову из Балахани, встречаются такие строки:

Нухда гъара балел гъолодисеца,

ГъалбацIилан тарав Мусал ГIадалав.

Къокъаби тIотIолел дол тIомураца

ТIаса вищун тарав балахьунисев.

В переводе звучит примерно так:

В засаде успешными голодинцами,

Львом прозванный Мусал Адалав.

Группы разбивающими джурмутовцами

Предводителем избранный балаханинец.

Были походы, и делили добычу поровну, и уходили аварцы по реке вниз в свои аулы. А Джурмуту приходилось воевать с грузинскими отрядами, идущими, чтоб отомстить, и у себя, и в Цоре, куда приходилось спускаться на зимовку — в горах снега, и там не выживут овцы зимой.