Тайная тетрадь

Был, оказывается, он однажды в гостях у своего кунака по прозвищу Истол в ауле Тад Тохота. Человек, который носил это необычное для горцев того времени имя, был зажиточным крестьянином, который имел богатый дом и много кунаков из разных обществ Антратля. Прозвище Истол тоже, скорее, он получил оттого, что купил роскошь для того времени — стол для гостей. (У аварцев не встречается стечения двух согласных в начале слова, поэтому добавляют гласную букву в начале или после согласных, оттуда и слово «истол».)

Раньше ведь горцы садились на пол, только состоятельные люди имели мебель в виде столов и стульев. Вот и получил человек столь необычную кличку как Истол.

Был ясный осенний день и предзакатное время, когда на веранде у Истола собрались тохотинцы и несколько кунаков, которые прибыли туда с разными нуждами. Среди них был друг и кунак Истола Хабибил Мухама из Чороды. Истол их принял с большим почтением, накрыл стол, угостил, шли характерные для наших шутки и колкости про джурмутовцев, про тлебелал, все хохотом принимали, и никто друг на друга зла не держал. Но у Хабибил Мухамы была одна непростительная и очень распространённая в то время страсть к оружию. Когда он уставился на старинную винтовку среди прочего оружия на стене, Истол встал, снял и дал кунаку её посмотреть.

— Это ингилис тупанк (английская винтовка), мне её дал в Цоре один мой должник. Человек, который под гарантию взял на зиму моего коня, не смог мне вернуть весной, и вместо коня дал эту винтовку. Боёк не работает, один мастер из Хадияла мне обещал его сделать. После этого со стола у Истола мясо горного тура не исчезнет, — хвастался винтовкой самодовольный Истол. Хабибил Мухама долго осматривал красивую винтовку с длинным стволом, потом задёрнул затвор, щёлкнул из окна в сторону гор пару раз и вернул хозяину.

— Винтовка хороша. Только меткий глаз и рука, которая не дрогнет, даст результат. У моего друга Истола руки хороши, вот глаз чуть косой, он может подвести.

Друзья за столом расхохотались. Особенно Истола дразнил, оказывается, один тохотинец, друг и родственник Истола.

— Ты тут много не смейся, я покажу тебе, какой я стрелок, — сказал Истол, направил на него винтовку, которую держал в руках, и щёлкнул один раз. Тот руки держал перед лицом и кричал, чтобы не щёлкал. А Истол по очереди щёлкал за столом перед сидящими. Пошла игра, кто сможет не моргнуть глазом перед щелчком винтовки. Тут же Хабибил Мухама пошутил жёстко с дальнего угла:

— У тлебелав духа не хватит не моргнуть на щелчок, это сможет только томурав (джурмутовец). Хотите проверить — щёлкните мне…

Истол направил винтовку и щёлкнул. За столом кто-то из тохотинцев бросил, что Мухама тупой, он и не знает, что винтовка может выстрелить. Гости опять расхохотались. Пошли щелчки по второму кругу, все моргали и были удивлены, как удаётся Хабибил Мухаме не моргнуть перед щелчком винтовки. Кто-то из-за стола сказал, что всё дело в расстоянии. Хабибил Мухама не моргнул оттого, что он был чуть дальше от винтовки. В это время Истол повторно направил винтовку с близкого расстояния, Хабибил Мухама посмеялся над Истолом, потянул дуло к своему глазу и сказал:

— Кьвагье, лъебелав («Стреляй, тлебелав»)…

Прогремел выстрел, опрокинулся стул, здоровое тело Хабибил Мухамы рухнуло на пол скрипучей деревянной веранды дома Истола из Тад Тохоты. Гости за столом со страху все на месте застыли, сам Истол в полной растерянности на мгновенье встал, как вкопанный. Винтовка из рук упала. Он бросился, прижал к себе окровавленную голову друга и зарыдал, как сумасшедший, на весь дом.

Хабибил Мухама был мёртв, не было никаких признаков жизни. На этот выстрел и крик прибежали все тохотинцы с нижнего и верхнего села. Наступил вечер, тело Хабибил Мухамы омыли и положили в мечети аула. И всю ночь старики-тохотинцы обсуждали вопрос, как поступить дальше. Кто пойдёт с этой трагической вестью к чородинцам? Кто поверит, зная конфликтный и буйный характер Хабибил Мухамы, что всё было случайно, и это несчастье случайно, по ошибке пришло в дом его близкого друга? Некоторые советовали Истолу уйти в Цор, пока все успокоятся, отправить на маслихат людей и объяснить, что и как случилось, иначе брат убитого, Хабиб, не заставить ждать кровной мести. Он очень быстро отомстит. Таков закон гор — кровь только кровью смывается. Но один мудрый старик сказал: «Если Истол убежит в Цор, это точно будет расцениваться как убийство, и его непременно убьют. Убьют, если даже брат убитого будет знать, что он невиновен. Люди будут это толковать по-своему. Он, чтобы смыть позор, вынужден будет убить». На следующее утро весь тлебелалский джамаат направился с телом убитого в Чороду, и Хабибил Мухаму предали земле. Поверил ли их объяснениям брат убитого Хабиб или нет, никому не было известно. Он молчал. Это ещё больше беспокоило сторону Истола. В один пятничный день пришли исламские учёные и все участники этого несчастного случая в мечеть в Чороду и сказали, что они готовы поклясться на Коране, что это не было умышленным убийством. Когда один набожный человек взял Коран для клятвы, Хабиб остановил его и сказал, что верит и не намерен мстить. Решили на следующий день представители всех трёх обществ верхней части Антратля — Джурмут, Тлебел и Тляналал — собраться у слияния рек трёх ущелий на перемирие. Собрались в назначенный час. Пришёл туда к Хабибу из Тад Чороды сам Истол. На шее у него был саван, сам встал на четвереньки перед братом убитого. Это означало, что он готов принять смерть от кровника в доказательство своей невиновности. Хабиб тоже, как и брат его, был грубоватым человеком:

— Ты почему, как корова, на четвереньках, если невиноват? Встань и дай руку. Шариат с тебя дийат берёт за халатность и убийство, если даже неумышленно убил. Я с тебя это не беру и мстить не стану. Иди к себе. Истол с опущенной головой со своим саваном направился к себе в Тохоту. Джамааты трёх обществ загудели с одобрением, алимы сделали проповеди, прочитали дуа для защиты от несчастных случаев и разошлись по аулам. А история эта пришла к потомкам сквозь века, и её передают друг другу. У этого Хабиба был ещё сын по имени Рамазан. Хабибил Рамазан звали его. Человек непростой судьбы, отчаянной дерзости и с умением метко стрелять. В 30-е годы он был репрессирован. Удивительным образом выжил и вернулся оттуда. Есть ещё один занимательный случай, как он убил милиционера, который забрал у его отца лошадь. Но это уже другая история…

История одной смерти в Джурмуте

— Был в Чороде некий Алил Омар. Он часто спускался в Цор через перевал Большого Кавказского хребта, что между Джурмутом и Белоканами, — говорит отец, перебирая чётки, и замолкает на минуту. Досчитал, отложил, придвинул к себе чашку с чаем и продолжил:

— Мы с ним были в приятельских отношениях, несмотря на разницу в возрасте. Алил Омар последним возвращался из Цора, а весной первым открывал дорогу туда. Хорошо знал дорогу, умел переждать бурю и непогоду и успешно добирался всегда туда и обратно. Однажды мы с моим другом Муртазали из Бетельда направились на водораздел, что между Цором и Джурмутом.

Был ясный солнечный день, разгар лета. На перевале наткнулись на наших чабанов из Джурмута, работников геологоразведки и нескольких знакомых из Белоканов. Они разожгли костёр, сварили много мяса, из Цора привезли фрукты да овощи, кахетинское лилось ручьём. Мы с Муртазали тоже не были с пустыми руками. Цорские приехали на отдых, а чабаны наши зарезали барана и устроили пир. Нашему приходу все обрадовались и сразу посадили на почётное место. После обмена приветствиями я посмотрел на противоположную сторону горы. Там человек отвязывал и седлал коня, по видимости, собираясь спуститься к речке.

— Это кто? — спрашиваю я у знакомого чабана.

— Это Алил Омар… Вчера вечером приехал из Цора, кажется, в Чорода собирается…

— У Алил Омара вся жизнь в пути. Или в Цор, или из Цора в Джурмут. Постоянного места жительства нет у него, — говорит один из чабанов, и все хохочут. Тем временем Алил Омар, уже оседлав коня, скакал в нашу сторону, лихой всадник на гнедом жеребце. Изредка ветер доносил до нас его голос. Он пел. Это была удивительно печальная, трогательная мелодия и слова, которые нигде ни до, ни после я не слышал.

Гьадиндай хутIила, хвелдай бачIина,

Я мугIрул щобазда щапундай ккела?..

(Останусь ли я в живых или уйду из жизни,

Может, настигнет смерть в горах или теснинах?..)

Он приблизился к нам, слез с коня, поздоровался, а увидев меня, приветливо улыбнулся. Мы чуточку посидели, и я его проводил в село, где мы и распрощались.

Больше я Алил Омара не видел. После этого прошёл год. Была поздняя осень. Зима подступала к Джурмуту, хотя ещё не было снегов, кроме как на вершинах гор и на перевале в сторону Цора. Пришёл гонец из Чорода и сказал, что Алил Омар ушёл из Цора в Джурмут, третий день, как его нет, и джамаат отправился на поиски. Мы тоже всем селом направились туда. Наткнулись на обледеневшее тело Алил Омара возле небольшого ручейка по дороге из Цора в Джурмут. Знаешь, что за место? Именно то место, где он седлал коня год назад и пел ту печальную песню: «Гьадиндай хутIила, хвелдай бачIина, я мугIрул щобазда щапундай ккела?».