Тайная тетрадь

— Кажется, я своего коня теряю. Каждый раз, когда что-то из моей собственности сильно нравилось человеку, я это терял. Ты глаз положил на моего коня, если у меня останется он, или с кручи свалится, или камилухцы своруют. Придётся тебе его отдать. Генеколобец засиял от радости и беспомощно спросил:

— Сколько?..

— В Цабулане (посёлок в Азербайджане) я за него отдал 15 баранов. Ещё никто столько за коня там не давал. Но это особый конь. Ты видел его скорость, и ещё он иноходец, такое ощущение, что не скачешь, а плывёшь. Очень не хочу продавать, но твои глаза мне не нравятся.

— 15 баранов хоть сегодня пригоню, — сказал Мухамадибир.

— Сегодня не надо мне. Мне надо в Тлейсерух, на обратном пути возьму ещё одну лошадь, эту оставлю у тебя, на другой со своими баранами пойду в Белоканы. Ты приготовь барашков, ты набожный, честный человек, надеюсь, что плохих не дашь, — сказал тлейсерухец, сел на коня и поскакал, как полетел. Одним словом, купил генеколобец этого коня, и во всём Джурмуте, и в Антратле он стал известен как резвый иноходец, который на скачках побеждал всех. В один летний вечер в хутор к Мухамадибиру постучался гость. Это был абрек Джамалудинасул Хизри.

Хозяину очень не понравился визит незваного гостя. Хизри попросил у него коня, чтобы пойти в Тлянаду. Мухамадибир был в полной растерянности: не дать он не может, не того характера он был человек, чтобы противиться абреку. Дать тоже жалко. Но всё же дал с надеждой на слово абрека, посчитал это менее опасным, чем отказать. По договору Хизри должен был вернуться через пару дней. Но его не было и через пару недель, и через пару месяцев. Почти каждый божий день несчастный генеколобец ходил в Камилух, чтобы узнать, вернулся ли Хизри с его конём. А Хизри всё не было. Он на вороном иноходце появлялся то в аулах Антратля, то в Тлянаде, в Чароде, Тлейсерухе и в Карахе. Все завидовали коню. Когда наступила осень и в горах выпал первый снег, всё же вернулся он в Камилух. Один уважаемый человек из его тухума отругал Хизри и сказал, чтобы немедленно отдал коня хозяину. Тот решил вернуть, тем более, наступала зима и нечем было кормить его. Заслышав конский топот, Мухамадибир выбежал на улицу, он увидел уходящего Хизри и узнал его со спины, а своего коня, привязанного к дереву, не узнал. Тот был измученный и исхудавший настолько, что рёбра торчали. От сверкающей волнистой гривы и хвоста ничего не осталось, только грязные колтуны. Ноги местами ранены, одна подкова утеряна и, видимо, давно. Мухамадибир прослезился, обнял коня и долго стоял с поникшей головой. На мгновение оторвался от лошади, поднял руки в небо и попросил Аллаха, чтобы наказал разбойника за надругательство над животным и муки, которые испытал сам хозяин.

— И что? Получил наказание Хизри?

— Через некоторое время его убили. Убил его тот чохинец-чекист, о котором я тебе говорил. Имаммуса его звали. Как-то под покровом ночи энкавэдэшники окружили дом Хизри в Камилухе. Его взяли спящим. Говорят, сами камилухцы устали от его беспредела, и многие злорадствовали. Надели на Хизри наручники, и пятеро вооружённых чекистов забрали его в Тлярату. Когда приблизились к Генеколобу, он набросился на одного из сопровождающих и попытался выхватить пистолет. Чекисты стали стрелять. Было раннее утро. Генеколобец, который спал, услышал выстрелы и выбежал на улицу. А там вооружённые люди собрались вокруг лежачего ничком человека. Люди сели на лошадей и ушли, а труп так и бросили. Знаешь, где это произошло? Именно на том повороте, откуда генеколобец забирал своего измождённого, заезженного коня, возле дерева, где конь был привязан. Именно в том месте Мухамадибир обратился к Аллаху с мольбой, чтобы мучитель нашёл гIажал (смерть). И небеса услышали мольбу.

— А что было с чекистом Имаммусой?

— Имаммуса был жестокий, подленький человек. Мне его дальнейшая судьба неизвестна. Об убийстве Хизри он, оказывается, сказал на чохском диалекте: «Валлагь хIвечIу болгьон белэр багьичIого» (Валлахи не умирала свинья, пока не продырявил голову). Он много людей убил разных. Был ещё один богатый, щедрый и порядочный чохинец, который имел целые отары овец. Он у наших джурмутовцев брал в аренду летние пастбища на границе с Азербайджаном. Гарунхаджи знали его. Когда началась коллективизация и забирали овец, он сопротивлялся, что ли. Одним словом, Имаммуса и чекисты начали за ним охотиться. Без всякого суда и следствия Имаммуса убил его, односельчанина, порядочного человека. Не просто убил, ещё хвастал этим убийством. Говорил так: «ГьарунхIажиявги витIана анцIил белэрлъи гьубузи хIабалъи». Это на чохском, переводится как: «Гарунхаджи отправил командиром десятки на том свете». Десятым стал Гарунхаджи. Десятым по счёту из убитых Имаммусой.

УхI МухIама — поэт и вор древнего Антратля

— Я помню его… УхI МухIама однажды гостем был в нашем доме (УхI — название одного из обществ Антратля — ред.), — рассказывает тётя. Было много народу, когда он вошёл, пошли шутки, колкости, хохот, все оживились. Кто-то спросил за столом: «Скажи честно, УхI МухIама, сколько баранов ты своровал?». Тот хитро прищурился и указательный палец направил на голову: «Сколько там волос, столько, наверное». Все посмеялись. Кто-то другой заметил: «Лучше этого досыта накормить, а то сворует что-нибудь и исчезнет ещё, ешь и после еды дуа сделай». УхI МухIама странно ухмыльнулся, всё тот же указательный приставил к своему горлу, провёл вниз по нему и сказал: «За всю жизнь тут, кроме чистой воды из родника, ничего халяльного не прошло». Гости опять расхохотались. Был такой странный человек, — вспоминала тётя. Он моему деду признался и попросил прощения за то, что однажды по дороге в Цор через Джурмут с веранды дедовского дома своровал баранью тушу. Сказал, что были в пути, поздняя осень и были голодны как волки, пришлось воровать. Дед простил, халяль сделал ему это.

Поговаривают, что в голодное время благодаря своему умению воровать много сельчан спас. Всё, что у одних брал, раздавал другим. Такой своего рода благородный рыцарь, абрек Зелимхан или Робин Гуд Антратля (Семиземелья). Его все знали, он всех знал и все к нему относились с юмором, не вызывал он никакой ненависти и неприятия, несмотря на такое своё не очень похвальное занятие. Был в нём ещё талант к стихосложению. По образу жизни, странности поведения, непредсказуемости в поступках был таким поэтом-бунтарём. Мне очень странным показалось, как он выжил в век доносов, репрессий, казней даже по надуманным преступлениям, в то время как у него ненадуманных было выше крыши.

Рассказывали, как он совершил побег из здания милиции в Тлярате. Старый корпус был построен на краю пропасти. Говорят, УхI МухIама каким-то образом пробрался оттуда вниз, а реку Джурмут то ли вброд перешёл, то ли переплыл — ушёл оттуда. Спрятался у себя дома в УхI ада и отправил на следующее утро жену с едой в милицию себя навестить. Чтоб не додумались дома его искать.

Но мне он не этим интересен, воров, казнокрадов и прочих грабителей у нас было много. УхI МухIама был безупречным поэтом. Жаль, что из его стихов остались в народной памяти отдельные, незначительные строки. О чём же была поэзия УхI МухIамы? По большей части он писал о трагическом конце своих друзей-абреков в лесах Цора и в горах Джурмута. Большую дружбу он имел с нашими джурмутовцами, для которых воровство овец, крупного рогатого скота и коней было в то время чуть ли не главной профессией. В Камилухе было много друзей по тёмным делам у него. Но были у УхI МухIама стихи, посвящённые тем, в ком признавал он отвагу и благородство.

В Камилухе был один очень уважаемый человек по имени АхI мадав. Он ударил хI акима Советской власти, этим воспользовались его недруги и подвели его под репрессии. Суд состоялся в Тлярате, позднее его отправили оттуда в Хунзах в тюрьму, и дальше он бесследно пропал. УхI МухIама и Завурбек из Чадаколоба, как услышали в Цоре, что забрали АхI мадава, прискакали в Чадаколоб, зарезали ягнёнка, сварили мясо и отправились на лошадях в Хунзах его навестить в последний раз. Известно было, что не вернётся оттуда, были времена жестокие и кровавые. Оказалось, что в то утро АхI мадава отправили этапом в Темирхан-Шуру и дальше в Петровск. Вернулись друзья обратно с большим огорчением. УхI МухIама от отчаяния написал стих, в котором проклял и судью, который вынес решение, и доносчиков-камилухцев.

Мун туснахъ гьавизе мацI ал гьарурал,

ЦIуял гьерсихъаби гьарчица чI вайги,

Дуе ахирисеб диван къотI арав,

Анцухъа Асильдар Росси тун айги.

Трусливые лжецы, кто доносил на тебя,

Пусть в этом мире попадут под камнепад.

Асильдар из Анцуха, кто вынес приговор,

Да покинет он сам Россию навеки.

Был ещё и отдельный стих, посвящённый АхI мадаву, где воспевалось его благородство, мужество и прочие достоинства. Говорят, в Камилухе есть человек, что помнит его, даст Аллах, непременно найду стихотворение и поделюсь. А пока мы знаем всего две строки из этого стиха. Их вместе с другими народными песнями исполняла известная певица Манарша Дибирова, которая была замужем за камилухцем. Они звучали вот как:

…Лъебелазда, Кьанада, къармал тун ТI омуразда

ТI ад чI ван щвараб багI арбакъ, щинкIун ана нукI кI лакье…