Тайной владеет пеон

— Наранхо! — предостерегающе крикнул Хосе.

— Многого хотите! — проворчал ранчьеро. — Я уеду — и все тут.

— Если вы тот человек, что нам нужен, — сказал Наранхо, — вы не уедете. А если чужой, — счастливого пути...

— Давайте другой вопрос, — заупрямился ранчьеро.

— Другого о вас мы ничего не знаем, — уныло от­ветил Наранхо.

Ранчьеро расхохотался: мальчишки ему определенно нравились. Хосе стоял непреклонный, загораживая под­ход к кустам. Наранхо с волнением ожидал, что отве­тит ранчьеро.

— Вот что, мальчишки, — добродушно предложил ранчьеро. — Я только посмотрю на лицо этого человека. Если это он, — спрашивайте, что хотите. Не тот, кого я жду, — я вам пришлю хинин, и отправляйтесь куда знаете.

Хосе покачал головой. Не всякому можно показать лицо этого человека.

— Будь вы на нашем месте, сеньор, — печально спросил Хосе, — показали бы вы такого человека не­знакомому?

— Нет, — признался ранчьеро. — Не показал бы. — Он повернулся к Наранхо: — Но то, что ты спросил, тоже не каждому скажешь.

И прежде чем мальчишки успели сообразить, он длинной рукой дотянулся до куста, пригнул его и пыт­ливо всмотрелся в человека, который лежал в тени. Заросшее густой черной бородой лицо, ввалившиеся щеки, желтые лихорадочные пятна... Нет, лицо ничего ему не говорило.

Ранчьеро отпустил ветку, которая с присвистом вер­нулась на место.

— Не сердитесь, маленькие часовые, — сказал он с легкой грустью. — Это не тот, кого я жду, но уговор есть уговор. С тем, кого жду, я свел знакомство в тюрьме.

У Хосе вырвался возглас разочарования. Наранхо, наоборот, оживился.

— Хосе, — разве ты забыл? — воскликнул Наран­хо. — Команданте перед болезнью говорил, что кое-чем угощал сеньора ранчьеро в тюрьме и надеется на уго­щение у него. Посмотрите лучше, сеньор. Болезнь ме­няет человека. Пятеро суток мы питаемся только тра­вой.

Ранчьеро спросил взглядом у Хосе, мальчик кивнул. Ранчьеро раздвинул кусты, подошел к больному и на­клонился к нему.

— Бог мой, Карлос. — Он всматривался в изменив­шиеся черты лица и повторял: — Бог мой, Карлос... Бог мой, Карлос...

Мальчишки положили Карлоса на толстые ветви, которые заменяли носилки. Он пошевелился и вдруг громко сказал:

— Бред. заткни мне рот, Хосе. Опять бред.

Когда они переправлялись через реку, ранчьеро спросил:

— Болотная лихорадка?

— Нет. Его укусил муравей, — ответил Наранхо. — Дед знал средство; я забыл.

— Это опасней для жизни, — заметил ранчьеро, — но, если укус свежий, я за сутки поставлю Карлоса на ноги.

Похожая на коршуна цапля выглянула из камышей и, завидев лодку, закачала клювом.

— Цапля подтверждает, — улыбнулся ранчьеро. — Больной встанет.

Хосе и Наранхо осторожно внесли командира в до­мик на сваях и переложили на большой широкий топ­чан. Ранчьеро достал из самодельного серванта тык­венную бутыль и нацедил из нее стакан пахучей оран­жевой настойки.

— Лимон, папайя и красный перец, — объяснил он. — И все это перебродило на маисовом отваре. Мгновенно убивает яд. Ты у меня живо встанешь, — засмеялся он, насильно вливая сквозь стиснутые зубы Карлоса свое лекарство. — А теперь займемся вами, мои милые гости. Винтовка в доме мирного ранчьеро — большая роскошь. Сунем ее под половицу. Мойтесь и переодевайтесь. В этом шкафу сухое платье. Ваше при­дется сжечь — изорвалось. Если кто спросит, — вы пле­мянники моего друга, торговца рыбой с Исабаль-озера. — Он расхохотался. — Маленькие упрямцы... Я вам еще припомню: «Вы за кого!»...

Через полчаса изголодавшиеся Хосе и Наранхо сели за стол и пожирали глазами миски с едой, не зная, с чего начать. Хозяин положил каждому по большой порции фриоли — бобов, стушенных на жиру, которым гватемальская кухня умеет придавать особую остроту и пряный аромат. За этим последовали тамали — пи­рожки из маисовой муки, начиненные луком и перцем и испеченные в пальмовых листьях. Наранхо, знаток рыб, положил себе еще жареный кусок хая, заплыв­шего из моря в пресные воды Рио Дульсе. В разгар пиршества ранчьеро вдруг сказал:

— Для голодных желудков на первый раз довольно. Отпейте рефреско — и марш на койки.

Искрящийся напиток, настоенный на десятке раз­нообразных фруктов — от папайи до золотистой пиньи — освежил ребят. Но из-за стола они встали с со­жалением.

Хосе выглянул в окно и поманил к себе Наранхо. Черные птицы, похожие на попугаев, налетели на лоша­дей, которых рабочий выводил за ворота ранчо, и длин­ными дугообразными клювами стали рыться в густых гривах, выискивая насекомых.

— Поменьше торчите у окон, сеньоры часовые! — прикрикнул хозяин.

Они не знали, сколько проспали. В соседней ком­нате слышались голоса. Хосе узнал крикливый говорок ранчьеро и спокойный, слегка вибрирующий от лихо­радки, голос Карлоса. Хосе готов был заплясать от радости. Друг Карлос жив! Друг Карлос на ногах! Мой команданте, если понадобится тебя на руках до­ставить в столицу, — мы это сделаем...

— Я свалился уже после того, как расстался с отря­дом, — говорил Карлос. — Люди получили пароли и явки. Вот и вся моя жизнь. Рассказывай о себе. Что ты делал все эти годы? Как скопил деньги на ранчо?

— Ранчо не мое, — засмеялся его собеседник. — Я работал в разведывательном управлении при Арбенсе. Вместе с Вирхилио Аррьосом. Ловили заговорщи­ков, перехватывали тайные склады с оружием. Когда запахло порохом, мне предложили здесь осесть и дали купчую на ранчо. Как видишь, пригодилось.

— А кто предупредил обо мне?

— Да тот же Аррьос.

— Как, Вирхилио на свободе?

— Разгуливает без наручников. Мы встретились на Исабаль-озере.

Ранчьеро глубоко втянул в себя дым из длинной трубки и медленно, как бывает, когда вспоминаешь очень далекое, сказал:

— Все эти годы я вижу перед собой тесную камеру и человека, шагающего из угла в угол. Он говорит сво­ему соседу: «Сейчас тебя поведут на допрос, будут кромсать, молотить, но не выбьют из тебя ни одного имени... Потому, что в тебе настоящая человеческая закваска».

Ранчьеро мягко добавил:

— Ты поверил в меня, дон Карлос, и я тоже в себя поверил. — Он расхохотался: — А мальчишки твоей школы: дуло винтовки, злые глаза и вопрос в упор: «Ты за кого?»

— Они многое пережили, — отозвался Карлос. — Им бы надо отлежаться, подкормиться...