Тайны русской души. Дневник гимназистки

– Она там – у своих…

Лапшин 101 , наш психолог, отчасти был прав, когда говорил, что «в дневнике человек всегда представит себя иным, чем он есть на самом деле: или гораздо хуже, или гораздо лучше – и тогда будет считать себя непонятым. Чистой правды, всей правды он в дневнике никогда не скажет…».

Я согласна с этим – отчасти. Я ни одному человеку в мире (по крайней мере – сейчас) не скажу, что меня беспокоит, что заставляет страдать и плакать – скупыми слезами, с окаменелым или искаженным лицом, или – что вызывает сияющую, торжествующую улыбку. Об этом я не скажу, да и не напишу также, кроме разве слабого намека – в своих нескладных стихах. Да. Но зато всё, что касается моей жизни – менее интимной, что ли, то я постараюсь выразить ее – сжато и тем не менее полно, и если здесь также не будет всей правды, то только лишь потому, что всякая «мысль изреченная есть ложь» 102 , то есть потому, что слова бессильны выразить мысль – во всей полноте ее духовной стороны. Конечно, это последнее относится ко мне – и только ко мне, потому что ведь я же не знаю, может быть, кто другой и сумеет это сделать…

101

Лапшин Иван Иванович (1870 – 1952) – философ. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Преподавал историю педагогических теорий и философию на Высших женских («Бестужевских») курсах (1896 – 1916). В 1922 году выслан из России. Жил в Праге, где был профессором Русского юридического факультета. Основные сочинения: «Законы мышления и формы познания» (1906), «Проблема “чужого Я” в новейшей философии» (1910), «Философия изобретения и изобретение в философии» (т. 1 – 2, 1922).

102

Цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева «Silentium!» («Молчание!»).

Пятница, 7 ноября

1 час 25 минут дня.

Недавно вернулась с курсов и только что кончила об… Нет – завтракать…

Сегодня – день смерти Толстого, и у нас на курсах закрыты все лавочки. Теперь идут общие лекции о Толстом – Котляревского 103 и Булича 104 . Я с удовольствием осталась бы послушать – мне и билет был дан, но я точно и определенно сказала Зинаиде Яковлевне («генеральше»), что вернусь к часу. Искушение было велико, но остаться я не могла – ведь это не дома, не у Юдиных! – тем более что вчера (я) опоздала на целый час…

103

Котляревский Нестор Александрович (1863 – 1925) – литературовед, историк литературы, литературный критик, публицист. Академик Российской академии наук (1917; академик Санкт-Петербургской академии – с 1909 года). Основные труды – о сентиментализме и романтизме в литературе. Первый директор (с 1910 года) Пушкинского Дома (ныне Институт русской литературы («Пушкинский Дом») Российской академии наук). Активно занимался педагогической деятельностью, в том числе – преподавал историю литературы на Высших женских («Бестужевских») курсах (1892–1899, 1909 – 1916).

104

Булич Сергей Константинович (1859 – 1921) – ученый-лингвист, историк музыки, композитор. Языковед широкого диапазона: историограф русского языкознания, основоположник экспериментальной фонетики в России, автор многих лингвистических учебных курсов. Ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ. С 1908 года – профессор Санкт-Петербургского университета. В 1891 – 1918 годах преподавал общее и сравнительное языкознание, русскую филологию и теорию музыки на Высших женских («Бестужевских») курсах, где также – с 1910 года – был ректором (последним в истории этого учебного заведения). Поборник автономии высшей школы. Один из активных авторов статей в энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Член Конституционно-демократической («Кадетской») партии.

Воскресенье, 8 (ноября)

Была у Юдиных – вчера (7 ноября) и сегодня. Вчера Миша (Юдин) был именинником. Я пила у них чай, так как отправилась (к ним) после обеда… А сегодня была в Соборе, кажется – Спасо-Преображенском, у Обедни. Потом завтракали – с оккультистом. Зовут его, если не ошибаюсь, Николай Васильевич Чудов (или Чудин). Сегодня (он) был мил и любезен…

Потом: «генеральша» взяла (еще утром) билеты на лекцию – себе и мне, но оставила их там – потому, что деньги забыла, так я ходила их взять и заплатить деньги…

А потом отправилась прямо к Верке Базаркиной, ибо Зинаида Яковлевна («генеральша») пошла обедать к мадам План– сон. Верка идет в «Александринку» 105 . Вот неудача!.. Мы с ней поговорили – очень немного, но достаточно и того, что я узнала. Мне жаль, так жаль ее!.. И завтра я пойду к ней – в промежутке (между занятиями). Мы должны переговорить обо всем, и тогда, быть может, я успокоюсь, хотя может случиться и обратное. Но думаю, что всё же буду спокойнее. Я уверена, что нет…

105

Александринский театр («Александринка») – ныне Российский академический театр драмы имени А. С. Пушкина – на Невском проспекте в Санкт-Петербурге. Старейший отечественный драматический театр: ведет свою историю с 1756 года. Первоначальное название – «Русский для представлений трагедий и комедий театр». С 1801 года – «Малый театр». С 1832 года стал называться «Александринским» – в честь супруги (с 1817 года) российского императора Николая I Павловича.Глава 6. 1915 год

Я уже сегодня почувствовала себя спокойной и сильной. Я не знаю, скажу ли я ей то, что еще так недавно писала, что не скажу ни одному человеку в мире. Может быть, и не скажу. Почему? Потому что, кажется, это будет нужно. Зачем? Не знаю… Может быть, для того, чтобы она успокоилась, может быть, для того, чтобы она не считала меня «неземным созданием», чем-то непорочным, чистым, чтобы она знала, что я порочна, грешна – и еще как!..

Нет, не знаю! Я… Я ее люблю, мне хочется ее приголубить!.. Она говорит, что у нее душа стала изломанная. И, я думаю, своими резкими выходками она хочет прикрыть душевную болезненную чуткость…

Очень вероятно, что всё это не так, но ласка никогда не повредит, и мне так хочется прижать эту буйную голову к своей груди! Пускай она меня даже оттолкнет. Всё равно…

Господи! Вот расписалась, еще ничего не видя!..

От нее (Веры) я проехала к Юдиным. Выпила чаю – и поехала домой. Алексей Николаевич (Юдин) ехал в гости, и до трамвая (мы) дошли вместе…

Глава 6 1915 год

14 января

Я снова здесь (в Петрограде). С 12-го (января). Это мои первые именины в холодном, унылом одиночестве. Юдины не придут. Екатерина Александровна кашляет, у Леночки болит горло. Ну что же…

И Клавдии я не написала, значит – она тоже не будет. И – лучше. Не нравится мне она нынче. Только бы Гриша (Куклин) не вздумал прийти.

Ведь он может от Зинаиды Александровны (Куклиной) узнать мой адрес: я сказала ей, что пока старый останется…

Сегодня мне бы этого не хотелось. За то полугодие я была уверена, что этого не случится, а нынче – нет. Хотя со мной (да и вообще) теперь он сдержан и, пожалуй, будет приличен и здесь – в этой зеленой гостиной с мебелью красного дерева…

Что писать, что думать? Видела во сне тетю Аничку – наливала ей чай, а тут же сидела Анна Александровна… Потом – мыла какую-то картину и рассматривала старинные, широченные платья, потом – еще что-то, не помню что!..

Минут через пять пойду к Обедне… Потом – сегодня же – постараюсь: напишу, как прошло Рождество (в Вятке), всё напишу… Впрочем – нет: всего, вероятно, не напишу. К чему обманывать: в некотором я и себе боюсь признаться, признаюсь с трудом, точно – потихоньку от самой себя, и этого, конечно, не напишу…

Ну – пошла…

4 1/2 часа (пополудни).

Только что напились чаю. «Генеральша» сидит у себя, а я – у себя… И пишу…

Я хотела описать Рождество. Ну, хорошо…

После утомительных, но веселых дежурств на льготу – так противоположных по настроению с днями, следующими за провалом на французском экзамене, и после покупки железнодорожного билета я (в тот же день) поссорилась с «генеральшей»… Вернее, она на меня рассердилась – за то, что я не решилась пойти с ней в гости к каким-то тетушке и дядюшке Е. А.

Мне, провинциалке, это показалось дико: у нас не ходят в гости к людям, которых видели всего каких-нибудь пять минут и для которых ты представляешь пустое пространство. А она не поняла и обиделась:

– Как будто это вас ведут в какой-нибудь неприличный дом…

Этот день был для обеих пыткой. Ей было горько до слез, а мне – страшно неприятно, что я выдала такую штуку почти перед самым отъездом.

Это было 6-го (декабря). По обстоятельствам я была, безусловно, виновата, ибо я ей многим обязана – и должна была поэтому исполнить даже ее прихоть… Нечего скрывать: она так думает, и поэтому мне надо было извиниться, что я и сделала – вечером, часов в одиннадцать. Дело кончилось на следующий день утром – объяснением, которое пояснило мне всё, а ей не дало ровно никакого объяснения моего поступка. Но ведь достаточно, что я «сознала, что поступила бестактно»…

Миша (Юдин) потом говорил, что надо бросить все условности, тогда и не будет подобных столкновений. Но ведь здесь этих условностей так много – гораздо больше, чем у нас (в Вятке), а Миша советует откинуть все вятские (условности) – пока я живу здесь (в Петрограде). Постараемся…

До 10-го (декабря) мне всё же было трудно – чувствовалась натянутость, но в (этот) день (а особенно – в момент отъезда) она исчезла…