Тайны русской души. Дневник гимназистки
Шрифт:
Вот что рассказывала о ней Александра Диомидовна (Аникиева). (Вот уж этого человека я не люблю, просто-напросто не люблю – да и всё тут. А после этого – уважение к ней почувствовала…) Итак, была Катя Сиднева на собраниях «Педагогического общества» и пуще всех ораторствовала о том, что «всех не надо (переизбирать) – Казакова, начальницу (Ю. В. Попетову)»… И – просто беда как горячилась!.. А тетя после заседания «Общества» узнала (от Евгении Ивановны 279 ), что там постановлено «всех начальников и начальниц (сменить) или переизбрать их», так как «в принципе выборное начальство уже принято всеми»… Тетя, не зная ни о Кате (Сидневой), ни о Надежде Васильевне Арбузовой, – и предупредила «начальницу» (Ю. В. Попетову) –
279
Возможно, Яхонтова Евгения Ивановна, учительница географии (1907) ВМЖГ.
Однако – я отвлеклась от Кати (Сидневой). Когда «начальница» выдавала жалованье и говорила о «ненужности переизбрания» и т. д., эта особа, по словам Александры Диомидовны (Аникиевой), всё превратила в шутку, успокаивала и говорила с «начальницей» так легко, с улыбкой и шутливо, что «мы не могли сидеть, убежали с Ольгой Васильевной (Митрофановой)».
– Как она может так говорить?! – волнуясь, добавляла Александра Диомидовна, отдавая должное попутно и «начальнициной» доброте и ставя ей в заслугу, что «она всегда заступается за своих учениц»…
Честное слово, я уважаю Александру Диомидовну, и противно мне двоедушие Катино (Сидневой). Я никогда бы не подумала, что она – такая. Мне начинает становиться совестно за свое к ней былое уважение, и досадно, что это уважение должно стираться понемножку. Еще не так давно оно стерлось с одного краешка – от ее несправедливости по отношению к Нюре…
Сегодня с Зинкой (сестрой) мы успели перетолковать уже о Сарапуле и о том, как хорошо было бы там пожить – только с мамой! Если бы тетя Аничка поехала – ох!.. Только ведь это – почти невозможно. А с мамой-то – все-таки недурно: она не будет мешать знакомствам и гостям – как вечно тетя Клавдия, и, право, мы бы там не так скучно пожили, если и Зинаидка (сестра) поедет. Ведь знакомства – при желании – всегда можно завести…
Да, а вот тетя Юля рассказала разговор Шиманской с Куклиными 280 : всегда чувствовалось, что они что-то хотят из себя сделать, что-то у них неестественность какая-то была, но определенно сказать – почему это и чего они хотят достигнуть? – я не могла. Теперь же это ясно, они сами говорят: они хотят всеми силами «вылезть из крестьянства» (или, быть может, мещанства – хорошо не знаю), и средство для этого – женитьба Гриши (Куклина). Отсюда неудовольствие – ибо он увлекся «хорошенькой крестьяночкой». Она, кажется, довольно состоятельная: во всяком случае, образование – не ниже среднего. Одна беда – крестьянка. И родня вся – крестьяне. И это – в нынешнее время!..
280
Возможно, семья Куклина Артемия Александровича – чиновника Вятской Губернской казенной палаты. (Рева А. В. Куклины // Герценка: Вятские записки: [Научно-популярный альманах]: Вып. 3.)
Кому – до чего… Уж – правда. Но, право же, одной важностью и чванливостью выше себя не встанешь. И Зинаиде Александровне (Куклиной) своим чиновничеством нечего превозноситься, потому что ведь не место красит человека. И хоть – по воле судьбы – дурак президентом сделается, чин не прибавит ему ума. Это – сильно (сказано), но смысл таков – в данном случае. Но вообще – я признаю, что Зинаида Александровна – не глупая особа…
Сегодня я ужасно недовольна: до сих пор никаких писем нет. И вот – мое слово: пока не получу двух писем – хотя бы они пришли через неделю одно после другого, – никому писать не буду (исключая деловых, конечно)… Вот!.. Пусть побеспокоятся – тогда
через день писать будут!..Какая скука! Как не хватает чего-то, какая пустота в душе!.. А тут еще – погода холодно-осенняя, и болезнь привязалась. Нога ноет сегодня целый день… Нет ни кусочка веселья…
А писем всё нет и нет. Только пришло (письмо) от Сони (Юдиной) – невеселое и ничего нового не сообщающее. Это – нехорошо, но и Сонино письмо не доставило мне такого удовольствия, какое доставляли они раньше…
Я жду только одного письма – только одного… А его нет – и не будет. Надо же, наконец, отбросить всякие надежды и ожидания!.. И почему это мне вообразилось, что письмо доставит удовольствие и на него непременно придет ответ? И ведь я жду его – жду каждой почтой. Совершенно ясно сознавая всю нелепость, всю тщету этого ожидания…
Посмеемся над ожиданием, Ниночка! Ну-ну – спрячьте ваши слезинки! Ну вот… Так… Только веки чуть покраснели. И – будет… Поговорим о другом…
Нет? Вы хотите еще признаться, что вы эти дни по вечерам, лежа на диване, сквозь сон мечтаете о том, что у Зоюшки (Хорошавиной) на именинах будет сам автор ненаписанного письма, которого вы (еще!) ждете? И вы так задумываетесь об этом, что не слышите – над чем это смеются в столовой? Что вас зовут – ужинать?.. Ну – признались? И – достаточно! Вспомните лучше «Катю-верхнюю» (Сидневу)… Сейчас не хочется, лучше – после. Погодя немножко…
Соня (Юдина) пишет в своем письме: «Свобода, равенство и братство – это святые слова… А теперь (они) осуществиться могут: может быть, не в идеале, но могут…» «Осуществиться в идеале»!.. «Осуществленный идеал…» – да этого не может быть! Не может идеал осуществиться. Достигнутый идеал – уже не идеал… Я не понимаю иногда, что значит «идеал»? Мне кажется, «идеал» – это совершенство, это – высшее, что создает себе человек, к чему он стремится. Да, жизнь – это осуществление идеала, признаю. Но идеал не должен быть осуществим, ибо – что же тогда? Или придется признать, что «идеал» не идеален, что есть еще что-то высшее – чего еще нужно достигать, к чему надо еще стремиться. Надо создавать новый идеал. Или нужно будет сознаться, что вот – лучше ничего больше нет, нет ничего выше, а достигнутое уже – совсем не так прекрасно, как оно казалось, когда казалось недостижимым. Или погрузится человек в самодовольное созерцание собственного совершенства и самолюбование, а следовательно – неминуемо будет скатываться обратно…
А каков будет исход, если он не сумеет ни заняться самолюбованием, ни создать нового идеала, а почувствует только безысходный ужас – от пустоты в той темной дали, где сиял голубой лучистой звездой идеал? Нет, идеал должен быть недостижим, и потому именно он и идеал, что он недостижим…
Ах, никогда я не умею сказать так, как я это думаю – так хорошо, как это у меня без слов создается. Да и не дают вот мне сейчас об этом кончить…
Относительно писем я не сдержала своего слова. Не сдержала потому, что, во-первых, – получила грустное Сонино (Юдиной) письмо, а во-вторых – как подумала об обещании, оно показалось мне таким глупым, несправедливым – следствием раздражительности и каприза. И тогда я подумала, что гораздо лучше будет, если я постараюсь переменить свое отношение к своему этому слову – и еще другому, которое я нарушала очень часто и – что хуже всего – совершенно сознательно…
То есть вот как: я замечаю тотчас же, когда начинала действовать против данного себе слова. И это не удерживало меня от дальнейших действий в том же направлении: напротив – уже упрямо сжав губы, я продолжала. Так вот: я решила – лучше не выполнять своего обещания не писать письма, а постараться останавливаться каждый раз, как только замечу, что начинаю действовать против своего другого слова. Потому что это будет, несомненно, полезнее – и для меня, и для моей совести…
И это – не единственный случай. Очень часто (например, в трамвае) бывало: явится желание уступить свое место какой-нибудь старушке, и вдруг что-то удержит от этого – сейчас же за мелькнувшей мыслью, какой-то стыд. Мне почему-то совестно становится, что меня поблагодарят, или сочтут хорошей, доброй, или что-нибудь в этом роде. Места я не уступлю. И хоть желание будет всё возрастать, но уж я упрямо буду сидеть, не глядя на старушонку и злясь на весь мир. Так вот насколько нелепо и дико всё это!..
А про «Катю-верхнюю» (Сидневу) – всё забываю, всё оттягиваю. Я ведь ее встретила – в воскресенье (23 апреля). Пошла – тетю проводила до гимназии, потом пошла в Собор. И вдруг… Вот она! Наконец-то! Сколько лет, сколько зим!
Оказывается – Екатерина Ивановна (Сиднева), и увидела меня за версту… Пошла ее проводить, думаю:
– Что-то она будет говорить?..
А она, между прочим, и говорит:
– …Всё – собрания и собрания: хлопочем, суетимся, говорим…