Тайны Второй мировой

По всей вероятности, здесь перед нами первоначальный вариант легенды. Он отличается от позднейшего официального одной важной деталью. Группа Фильченкова названа разведывательной, а не истребительной, и ничего не говорится о старшем политруке И.Л. Шикаеве, будто бы организовавшем группу истребителей танков и пулеметным огнем отсекшем пехоту от танков. Из рассказа Ефименко видно, что пятерка Фильченкова — это разведчики, действовавшие в ближнем тылу немцев. Эпизод с умирающим Цибулько, перед смертью сообщающем подробности подвига военфельдшеру Петренко, абсолютно мифологичен и напоминает историю Натарова в случае с 28 героями-панфиловцами.

Более поздний вариант легенды отражен во фронтовой листовке конца 1941 года. Там утверждалось, что в начале боя пулеметчик Цибулько меткой очередью поразил смотровые щели одного из танков. Потом краснофлотцы гранатами и бутылками сожгли три танка из семи. Примерно через два часа им на смену пришло еще 15 танков, и завязалась главная битва: «Разгорелся беспримерный бой пяти отважных советских людей с пятнадцатью стальными машинами. Опять Цибулько бьет по смотровым щелям и первой же очередью подбивает один танк. Но вот патроны кончились; и Цибулько хватается за гранаты, ползет навстречу надвигающемуся танку, швыряет две фанаты — второй танк подбит! Бросается к третьему, кидает последние фанаты… Третий танк завертелся на месте с перебитой гусеницей, но сам Цибулько был смертельно ранен. Тогда с четырьмя бутылками в руках выбежал вперед Красносельский, метким ударом он зажег один танк, потом другой и пал, насмерть сраженный врагом. Остались трое — Фильченков, Паршин и Одинцов. Пять немецких танков уже в пятидесяти метрах. И тогда Фильченков решился на невиданное дело — остановить танки собственной грудью. Он прощается с товарищами и подвязывает к поясу фанаты. А танки ползут, все сметая на своем пути. Вот один уже в сорока метрах, в тридцати, в двадцати… Фильченков вскакивает и устремляется навстречу передовому танку, навстречу смерти. Tame надвигается ближе, герой бросается под гусеницы. Раздается взрыв, и танк грузно валится набок (совсем как человек! — В. С.). Следуя примеру своего героя-командира, Паршин и Одинцов бросаются с фанатами под танки. Взрываются и эти два танка. И тут случилось небывалое: оставшиеся восемь немецких танков стремительно повернули вспять (для мифа такая «небывальщина» — обычное дело; точно так же в официальном мифе о гибели российской десантной роты под Улус-Кертом в Чечне в марте 2000 года утверждается, что чеченцы, уничтожив десантников, устрашились их мужества и отступили, хотя на их пути уже никого не осталось. — Б.С.). Так кончился поединок пяти черноморцев с двадцатью двумя танками. Ценой своей жизни герои уничтожили до десяти танков и в этот день своими телами закрыли врагу дорогу на Севастополь…»

В листовке также содержался счастливый финал: на помощь пятерке Фильченкова пришли товарищи по батальону и оттеснили немцев с поля боя, где нашли истекающего кровью Цибулько. Тот успел перед смертью рассказать о гибели товарищей^{553}.

Недостоверность эпизода с пятью матросами-севастопольцами видна, что называется, невооруженным глазом. Какой смысл было бросаться под танки со связками гранат? Только затем, чтобы собственным телом ослабить силу взрыва? Ведь если удалось подобраться к танку почти вплотную, гораздо проще бросить гранату или бутылку с горючей смесью ему под гусеницу. Но пропаганде требовалась именно жертвенность. Герои должны были уничтожать врага ценой собственной жизни. Так появился миф о моряках, бросающихся под вражеские танки.

Более же детальное исследование приводит к выводу, что эпизод с пятеркой политрука Фильченкова вообще не имеет под собой реальной основы. Дело в том, что 7 ноября 1941 года моряки-севастопольцы при всем желании не могли уничтожить 10 немецких танков, поскольку к этому времени 11-я немецко-румынская армия, действовавшая в Крыму, не располагала ни одним танком или штурмовым орудием. Об этом сообщает ее бывший командующий фельдмаршал Эрих фон Манштейц, и в этом пункте с ним вполне соглашаются современные российские историки. Как пишет Борис Переслегин, осенью 1941 года «везде в наших документах наступление войск Манштейна неизменно поддерживали не существующие в природе группы танков в количестве 30–50–70 штук… Манштейн жалуется, что у него не было ни одного танка, и, исходя из общей оперативной ситуации на Восточном фронте и структуры немецких вооруженных сил, в это нельзя не поверить»^{554}. Мифические немецкие танки понадобились советским командирам только для того, чтобы оправ дать свое бесславное поражение в Крыму в конце октября т-начале ноября 1941 года, когда остатки 51-й Отдельной армии в полном беспорядке и с большими потерями эвакуировались на Таманский полуостров, а части Отдельной Приморской армии, не сумев оказать им помощь, откатились к Севастополю.

Широкая публика познакомилась с историей героической пятерки во главе с политруком Фильченковым, главным образом, благодаря рассказу Андрея Платонова «Одухотворенные люди» [46] . Известно, что солдаты на фронте зачитывались этим рассказом ^{555} . Процесс работы над данным произведением Андрей Платонович описал в 1942 году в письмах жене: «Помнишь о тех, которые, обвязав себя гранатами, бросились под танки врага? Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено («Красной Звездой») сделать из него достойное памяти этих моряков произведение…

46

Впервые этот рассказ был опубликован в ноябре 1942 г. в № 11 журнала «Знамя» под названием «Одухотворенные люди. Рассказ о небольшом сражении под Севастополем». В 1943 г. он вышел отдельным изданием под другим названием: Платонов А.П. Бессмертный подвиг моряков. Фильченко. Одинцов. Паршин. Цибулько. Красносельский. М.: Военмориздат, 1943.

Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть во мне. У меня получается нечто вроде реквиема в прозе. И это произведение, если оно удастся мне, Мария, самого меня хоть отдаленно приблизит к душам погибших героев… Мне кажется… что мне кое-что удается, потому что мною руководит воодушевление их подвигом…»^{556}

На тех, кто раньше был знаком с творчеством Платонова, рассказ «Одухотворенные люди» произвел сильное впечатление. Друг его воронежской юности поэт Николай Стальский писал Платонову вскоре после войны: «Радостно читал когда-то твоих «Одухотворенных людей» — узнавал знакомую взволнованность и душевную горячность»^{557}. Писатель действительно «приближался к душам погибших героев», а не просто иллюстрировал казенные реляции о славном подвиге.

Несомненно, воодушевление помешало Платонову увидеть всю нелепость ситуации, когда люди бросаются с гранатами под танки. В «Одухотворенных людях» некритически воспроизводятся основные коллизии боя, содержавшиеся во фронтовой листовке о подвиге пяти краснофлотцев: «Привычная рука и чуткое сердце Цибулько действовали точно: первая же очередь пуль ушла в щель головного танка, машину занесло в сторону, и она стала со всего хода в руках своего мертвого водителя. Но второй танк с отважной яростью влетел на шоссейную насыпь, наехав почти в упор на подразделение Фильченко. Мгновенно, опережая свою мысль, Цибулько привстал, приноровился всем телом и швырнул связку гранат под этот танк…

Пулемет затих, питать его больше стало нечем, прошла последняя лента. Тогда Цибулько, не давая жизни машинам, бросился в рост на ближний танк и швырнул под его гусеницу, евшую землю на ходу, связку гранат. Раздался жесткий, клокочущий взрыв — огонь стал рвать сталь, и разрушенный танк умолк навечно.

Цибулько не слышал пулеметной стрельбы из этого танка; однако теперь он почувствовал, что в теле его поселились словно мелкие посторонние существа, грызущие его изнутри: они были в животе, в груди, в горле. Он понял, что весь изранен, он чувствовал, как тает, исходит его жизнь и пусто и прохладно становится в его сердце, он лег на комья земли и сжался, как спал в детстве у матери под одеялом, чтобы согреться».

У писателя, как и у его героя, вдохновение опережало мысль. Отважная пятерка в рассказе Платонова уничтожает не только танки, но и целую роту немецких автоматчиков. Это необходимо, чтобы, по законам мифа, герои продали свои жизни не только за уничтоженные бронированные машины, но и каждый — за добрый десяток жизней неприятельских солдат: «Фильченко и Одинцов с хода запустили гранаты по темным телам пехотинцев. Пулемет Цибулько не давал врагам возможности подняться. Когда они приподымались, — Цибулько бил их точным секущим огнем; если они шевелились или ползли, Цибулько переходил на «штопку», то есть вонзал огонь под углом в землю сквозь тело врага…

Немцы, однако, тоже соображали кое-что: они поняли, что лучше на время отойти, чем до времени умереть. Человек тридцать сразу вскочили с земли, жалобно закричали и побежали вслед танкам. Фильченко и Одинцов бросили в них гранаты, потом добавили по ним из винтовок, и человек десять пали обратно на землю. Остальные пехотинцы — с полсотни — подняться уже не могли никогда».

А вот как бросается у Платонова под танк Николай Фильченко: «Сердце его стеснилось в тоске по привычной жизни. Но танк уже сполз с насыпи, и Фильченко близко от себя увидел живое жаркое тело сокрушающего мучителя, и так мало нужно было сделать, чтобы его не было, чтобы смести с лица земли в смерть его унылое железо, давящее души и кости людей. Здесь одним движением можно было решить, чему быть на земле — смыслу и счастью жизни или вечному отчаянию, разлуке и погибели.

И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было его счастье и его высшая жизнь, и он ее сейчас жадно и страстно переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая смерть сейчас остановится на его теле и падет в бессилии на землю по воле одного его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью матери, Лениным и Советской Родиной. Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю Фильченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу, согласную умереть и требующую смерти как жизни.