Тайные тропы

— Значит, не узнаете или не хотите узнавать? — произнес незнакомец, и его голос заставил Ожогина вздрогнуть.

Никита Родионович молчал.

Машина выехала на широкую асфальтированную улицу, прижалась к тротуару, под густую тень раскидистых деревьев, и плавно остановилась.

— Ну, здравствуйте! Не узнали? Не ожидали старика Юргенса? — И шофер снял очки.

Никита Родионович все еще молчал.

— Удивлены? — рассмеялся Юргенс и положил тяжелую руку на плечо Ожогина.

Только теперь Никита Родионович пришел в себя.

— Удивлен — это не то слово. Поражен… Сражен… — проговорил он. — Ведь я сам лично, да и не я один видел, как везли гроб с телом Юргенса на кладбище, как опускали в могилу, как засыпали землей, как плакала жена…

Юргенс снова рассмеялся:

— Со мной произошло такое же приключение, как с Иисусом Христом. Разница лишь в том, что тот воскрес до похорон, а я после… Ну, давайте поздороваемся. — И он пожал руку Ожогина. — Вы не рады видеть меня?

— Очень рад… но все это у меня не укладывается в голове.

— Я тоже рад, что вы здоровы, — продолжал Юргенс. — Понимаю ваше состояние, и поговорим мы после. Сейчас я не располагаю временем и хочу лишь обременить вас маленьким поручением… Запомните одно: Юргенса нет. Юргенс мертв для всех. Есть теперь лишь Заволоко Казимир Станиславович, выходец из Западной Украины, человек, интересующийся восточным фольклором… Поняли?

— Я всегда вас понимал, — ответил Ожогин.

— Прекрасно. Так вот, меня интересует в данное время коммерческий директор машиностроительного завода. Поинтересуйтесь им и выясните, каково политическое и общественное лицо этого господина.

— Когда вам это нужно?

— Через два-три дня, не позже.

— Постараюсь.

— Ну, а теперь до свиданья. Раджими вас найдет… Кстати, запомните: Раджими — свой человек. Ему можно верить во всем. Если бы не он и… — Юргенс сделал небольшую паузу, — и не вы, то я бы, пожалуй, не рискнул появиться в этих краях… Ну, всего лучшего! До скорой встречи…

Ожогин вышел. Загудел мотор. Машина круто повернула и через минуту скрылась.

… Юргенс не спал. Он сидел в удобной качалке и предавался размышлениям. Как поразился встрече с ним Ожогин! После дня его «смерти» прошло без малого три года. Вообще все получилось тогда неплохо. Он сам подбирал вместо себя покойника. Это было делом нелегким: пришлось облазить чуть не все госпитали, больницы, морги, прежде чем удалось найти подходящий труп. Остальное уже не составляло труда.

Жена Юргенса вздрагивала от одной мысли, что ее Карл будет числиться в покойниках, но потом смирилась. А на другой день после похорон Юргенс посетил кладбище, даже сфотографировал «свою» могилу.

Да и мало ли что случалось в жизни! Вот сегодня он сказал Ожогину, что Раджими — верный человек и что не будь его, он не рискнул бы показаться здесь. Юргенс не добавил: «показаться вторично». Ожогину этого знать не следовало.

Карл Юргенс родился в 1891 году. Отец его был полковником артиллерии. По окончании юнкерского училища Юргенса отправили на фронт и вскоре назначили организатором опорного разведывательного пункта и прикомандировали к штабу корпуса австро-венгерской армии. Это было в 1914 году. С этого времени Юргенс стал разведчиком.

21 августа 1914 года совершенно неожиданно на расположение австрийцев обрушились гвардейцы одной из дивизий Преображенского и Семеновского полков. Юргенс попал в плен. Война для него окончилась.

В числе других пленных он попал в один из городов Средней Азии. Военнопленные пользовались там относительной свободой — отпускались до вечерней поверки из лагеря в город. Многие нашли себе занятия, каждый по своей профессии.

В пятнадцатом году Юргенс познакомился с сыном владельца мануфактурного магазина Раджими. Подвижной и предприимчивый, он уже в те годы смело и безнаказанно проводил через границу и обратно контрабандистов. Раджими помог Юргенсу бежать из плена. Заручившись письмом одного из сановников эмира бухарского к купцам в Кабул, он повел Юргенса по пути, уже пройденному такими же беглецами значительно ранее.

Юргенс хорошо помнит этот путь. Помнит темную ночь, быстрые и капризные воды Аму-Дарьи… Каюк, переправу, афганский берег… Пограничный пункт… Ночевку и переход до города Мазар-и-Шериф. Ночевали в полуразвалившихся караван-сараях. Грязь, вонь, теснота, насекомые… Сухие лепешки, тут, урюк, кок-чай…

В Мазар-и-Шерифе отдыхали двое суток, потом, в сопровождении двух конвоиров, взяли путь на Кабул, через Таш-Курган и Кундуз-Дарью.

Каменная пустыня, скалистые стены, ущелья и теснины, подъемы и спуски, дикая, неведомая природа Гиндукуша — и, наконец, перевал, который поднял их на высоту трех с половиной тысяч метров…

И только на подходе к городу, название которого в переводе означает «цветок весны», стало веселее на душе: вдоль дороги появились богатые фруктовые сады, виноградники.

С Раджими Юргенс расстался в Кабуле. Минуло тридцать лет, и вот они встретились вновь.

«Да, Раджими — верный человек, — еще раз подумал Юргенс и начал раздеваться. — С ним не пропадешь».

9

Юргенс и Раджими сидели на веранде, укрытой зарослями хмеля. Вечерело. Со двора тянуло смешанным запахом мяты и табака.

— Скоро осень, — произнес Юргенс, нарушая деловой разговор.

Раджими удивленно посмотрел на него, приподнял брови, поморщил лоб, но промолчал.

— Вы помните ту осень, в Кабуле?

— Помню, — не понимая, к чему клонит собеседник, ответил Раджими.

Он ждал, что скажет об осени в Кабуле Юргенс, но тот внезапно заговорил о другом:

— Так что вы хотите предпринять насчет Абдукарима?

— Он ведет себя подозрительно.

— То-есть?

— Саткынбай опасается его, боится предательства. Он уже два раза докладывал о нем.

— А ваше мнение?

— Точно такое же.

Раджими пояснил. Взгляды Абдукарима изменились, он уклоняется от выполнения поручений, от денег, намекает, что в недалеком будущем Саткынбаю, возможно, придется искать другую квартиру.

— Это еще ничего не значит, — заметил Юргенс. — Абдукарим по природе человек угрюмый, необщительный…

— И непостоянный, — добавил Раджими.

— А поэтому лучшего от него и нельзя ожидать, — продолжал свою мысль Юргенс. — Беда может прийти с другой стороны. А вы и Саткынбай этого недооцениваете.

Раджими насторожился, прищурил глаза.

— Как зовут старика, которому Саткынбай разболтал все, а тот выгнал его из дому?

— Ширмат.

— Вот с такими типами шутить нельзя. Он где-нибудь сболтнет о визите Саткынбая, тогда все пропало.

— Согласен, — заметил Раджими, — но полагаю, что Абдукарим более опасен, так как знает не только Саткынбая, но и меня и Ожогина. Он возил вас…

— Но ведь он не догадывается, кто я.

— Не важно. Зато он знает мой дом, он возил меня к Ризаматову и видел его.