Тайные тропы

— Не исключено, — заметил майор, — что автор донесения и человек, заснятый на этой фотокарточке, — одно и то же лицо.

Он взял снимок, посмотрел на него вблизи, потом на расстоянии вытянутой руки и сказал:

— Но есть в этом донесении места темные и непонятные. Вот, например. — Майор положил фотоснимок, пододвинул к себе исписанный лист бумаги и прочел вслух: — «Транзитник перестал существовать в С — м Чикаго. Удачно были преодолены препятствия, мешавшие маршруту»…

— Как? В каком городе? Прочтите еще раз! Шарафов прочел фразу вторично.

— Чикаго?.. Чикаго?.. — как бы что-то вспоминая, проговорил Ожогин. — Где-то я читал… один литератор сравнивал наш Новосибирск с Чикаго. Он назвал Новосибирск — Сибирским Чикаго.

— Правильно, — улыбнулся Шарафов. — Я дал задание еще раз проверить.

— Вы сможете дать мне на час эту фотокарточку? — спросил Ожогин майора.

Тот поднял широкие брови:

— Для чего?

— Разрешите пока не высказывать своих предположений. Я собираюсь лишь показать эту карточку жене брата. Она жила и училась в Новосибирске и недавно возвратилась оттуда. Все может быть…

— Пожалуйста. — Шарафов подал карточку Никите Родионовичу.

Никита Родионович открыл своим ключом квартиру, зажег свет и, постучавшись в комнату к Антонине, попросил ее выйти.

Пока Антонина одевалась, Никита Родионович взволнованно ходил из угла в угол. Рассказ Антонины натолкнул его на мысль, что человек в очках, ехавший с ней через Новосибирск, то же лицо, что и изображенный на фотокарточке.

Вошла Антонина.

— Посмотри, пожалуйста, это не твой спутник? — протянул ей фотокарточку Никита Родионович.

Антонина взяла в руки карточку и вздрогнула.

— Он? — спросил Никита Родионович.

— Он, — тихо произнесла Антонина и с беспокойством посмотрела на Никиту Родионовича. — Как попала к вам эта карточка?

— Я ее взял у майора Шарафова, чтобы показать тебе. Я почему-то чувствовал, что мы имеем дело с одним и тем же лицом.

— С каким одним лицом?

— Этого, Тонечка, сказать не могу. Здесь уже тайна.

— Понимаю, — смутилась Антонина. — Но, конечно, он сфотографирован до смерти?

Никита Родионович рассмеялся:

— Если он действительно умер, то до смерти. Спасибо, Тонечка! Я побегу к Шарафову. Спи и не волнуйся… Костя не звонил? — И, не дождавшись ответа. Ожогин выбежал из дому…

— Почему же вы раньше не рассказали об этой истории с вашей родственницей! — с укором сказал Шарафов.

— Откровенно говоря, я не придал ей значения, тем более что соответствующие органы занимались расследованием, — ответил Ожогин.

— Ай-яй-яй! — покачал головой майор. — Как это нехорошо со стороны опытного разведчика.

Вывод напрашивался сам собой: автором донесения, предназначенного к отправке за рубеж, являлся иностранец-транзитник, ехавший в Шанхай, бесследно исчезнувший в пути и оказавшийся в Узбекистане.

Смущало лишь одно обстоятельство: Антонина передавала, что труп иностранца якобы был обнаружен. В чем же тогда дело?

— Во всяком случае, ясно пока следующее, — резюмировал Шарафов: — в городе укрылся еще один враг.

8

Поздней ночью на малолюдной улице на окраине города остановилась машина. Из нее вышли два человека и скрылись в переулке. Один из них был высокий, широкоплечий; второй — маленький, щуплый. У высокого был в руках портфель и на плече макинтош.

Спутники молча подошли к калитке одного из домов и остановились. Человек маленького роста вынул из кармана ключ, отпер калитку и ввел своего спутника в длинный дворик, в глубине которого стоял дом. К нему вела узкая дорожка, усыпанная песком.

Поднявшись на крыльцо, маленький человек раз, другой нажал кнопку звонка. Сквозь узкие щели в ставнях тоненькими полосками начал пробиваться свет.

За дверью раздался дребезжащий, старушечий голос:

— Кто там?

— Это я, тетушка. Раджими.

Загремел тяжелый засов, щелкнул ключ во внутреннем замке, и дверь открылась.

Раджими и его спутник вошли.

— Вот, тетушка, мой старый друг по Самарканду, о котором я вам говорил, — представил Раджими своего спутника. — Казимир Станиславович Заволоко… (Рослый любезно раскланялся.) Он у вас поживет некоторое время.

— Пожалуйста, пожалуйста, я уже все приготовила. — Лица старухи не было видно — она закрывала его широким рукавом платья.

Кроме нее, в доме никто не жил.

Старуха вела жизнь замкнутую, на улицу почти никогда не показывалась, а если и выходила, то в парандже, закрывавшей, по старому мусульманскому обычаю, ее лицо черной сеткой. Гостей старуха не принимала, да к ней никто и не напрашивался. Ежедневно с утра в доме появлялась пожилая женщина. Она приходила с продуктами и овощами и часов до пяти хозяйничала: приготовляла завтрак и обед, убирала комнаты, стирала белье. Потом она уходила, чтобы прийти на следующее утро.

Изредка, главным образом весной и осенью, появлялся старик-садовник. Несколько дней он возился с окучкой и подрезкой деревьев, выравнивал единственную дорожку, ведущую от калитки к дому, приводил в порядок клумбы, сажал цветы.

В обычные дни в доме царила тишина.

Появление постороннего мужчины явилось чрезвычайным событием в однообразной жизни старухи. Два дня она провела в хлопотах: перетаскивала лучшую утварь в отведенную временному жильцу комнату, выбивала ковры и одеяла, протирала стекла в окнах.

Казимир Станиславович был доволен отведенной ему комнатой. Особенно ему понравилась венская качалка.

Раджими приходил к гостю только по ночам, и тогда они подолгу беседовали.

Казимир Станиславович сидел обычно в качалке с подушкой под головой, Раджими — в низеньком, глубоком и удобном кресле.

На шестой день после своего вселения Казимир Станиславович спросил Раджими:

— А как обстоят дела с документами, интересующими наших шефов?

— Могу доложить, — изъявил готовность Раджими. Он пододвинул свое кресло к качалке и, наклонившись вперед, потер свои узкие руки с тонкими пальцами.

Казимир Станиславович курил, откинувшись головой на подушку.

— Вначале я мало надеялся на возможность выполнения этого поручения, — заговорил Раджими тихим, вкрадчивым голосом, — но потом, когда неожиданно открылись новые обстоятельства, я сообщил, что цель будет достигнута. Могу вам коротко изложить…