Тайный грех императрицы
Шрифт:
Он сие и исполнил, и вскорости оказался за оградою долгоруковского дома, в той самой роще, куда был привезен незадолго до того. Трава еще хранила отпечаток колес кареты, и Алексею даже почудилось, что он различает вдали черный силуэт.
Он пошел пешком, мысленно вознося благодарность князю Михаилу Петровичу, столь своевременно воротившемуся, и размышляя, что же теперь делать. Неужели он верно понял и великая княжна Екатерина Павловна метит на трон? Или Алексей ошибся? Может, она все же для кого-то другого старается?
Но для кого? Для одной из своих сестер? Для которой же? Елена и Александра уже упокоились, царство им небесное, Анна еще малышка, Мария замужем в Веймаре, и ее супруг, герцог, вряд ли помышляет
Может быть, Катрин старается для своей матушки? Но ведь это бессмысленно: вдовствующую императрицу в России почитают, но видеть в ней правительницу – о нет! Грех такое говорить о царственной особе, но она редкостно бестолкова, взбалмошна и по-бабьи суетлива. И если уж она не смогла присвоить власть после смерти супруга, то разве сумеет теперь?!
Алексей вспомнил сплетни, которые ходили о Марии Федоровне – вернее, о ее поведении после трагических событий 11 марта 1801 года.
Узнав о государственном перевороте, Мария Федоровна требовала, чтобы ее немедленно проводили к императору. Ей отвечали:
«Император Александр в Зимнем дворце и хочет, чтобы вы туда приехали».
– Я не знаю никакого императора Александра! – кричала Мария Федоровна. «Я желаю видеть моего императора!»
В пеньюаре и шубе, наброшенной на плечи, она уселась перед дверьми, выходящими на лестницу, и заявила, что не сойдет с места, пока не увидит Павла. Похоже, Мария Федоровна не сознавала, что мужа нет в живых. Потом вдруг она вскочила и воскликнула:
«Мне странно видеть вас не повинующимися мне! Если нет императора, то я ваша императрица! Одна я имею титул законной государыни! Я коронована, вы поплатитесь за неповиновение!»
И опустилась на стул, шепча, словно в забытьи, на том языке, на коем всегда предпочитала изъясняться: «Ich will regieren!» [8]
Эти слова то и дело вырывались у нее, вперемежку с причитаниями по убитому.
Потом, среди погребальных хлопот, Мария Федоровна внезапно объявила, что не желает расставаться со своим штатом императрицы, не даст ни единого человека, и вскоре вытянула из Александра согласие, что придворные будут одинаково служить и ей, и ему. Она истерически потребовала, чтобы с этого времени статс-дамы и фрейлины получали шифры [9] с вензелями обеих императриц, ибо она ничего не хотела уступить жене сына и новой законной императрице! Сие было вещью неслыханной и даже смешной с точки зрения мирового придворного этикета, однако в то время мать всего могла добиться от своего сына, и она дала себе слово не упустить случая.
8
Я хочу царствовать! (нем.)
9
Шифр – бриллиантовый вензель с инициалами императрицы, носимый фрейлинами на плече придворного платья.
Алексей покачал головой. Он размышлял для очистки совести, а на самом деле даже не сомневался, что великая княжна Екатерина старается только для себя...
Это казалось ему сущим безумием. О таком даже думать было смешно! И все-таки невольная дрожь пробирала его. Безумцы опасны именно безумием своим, а вовсе не возможностью осуществления безумных замыслов.
Нет, нужно предупредить Елизавету. Обязательно!
Но как начать разговор? Как объяснить, с чего началось его знакомство с сестрой императора?!
Вот кто будет безумцем, так это он, если сболтнет лишнего.
Нет, Боже упаси, лучше молчать!
Но тогда его можно будет назвать подлецом.
Алексей яростно
стукнул кулаком по стволу дерева, мимо которого шел.Вот попал! Куда ни кинь, всюду клин!
Константин мгновенно взбесился так, как умел это делать только он, – до полной потери самообладания.
– Кто? – взревел он. – Немедленно говори, кто этот негодяй, который посмел наставить...
Он хотел прокричать: «Который посмел наставить рога русскому государю?!» – но не успел. Катрин приподняла юбку, вскинула ножу в ажурном чулочке и шелковой туфельке – и со всего маху пнула брата в колено.
Мать честная!..
Слава богу, что в те поры дамы не носили обуви на каблуках, как водилось меж ними десятка полтора лет тому назад, однако и без всякого каблука удар получился чувствительнейший. Константин рухнул на стул, который устоял только божьим заступничеством. Ноги у Катрин были, как у всякой заядлой танцорки и наездницы (великая княжна обожала балы и верховую езду, славилась своими шенкелями!), сильные. А Константин года полтора назад сломал при падении с коня колено, два месяца ковылял в лубках, доктора говорили, что лишь чудом кости срослись правильно, но до сих пор колено ныло к непогоде, словно у кого-то старикашки, а стоило его посильней задеть, отзывалось болью во всем теле.
Изо рта Константина рвались бессвязные стоны. У него слезу вышибло, и, полуослепленный, мигом вспотевший, он яростно уставился на сестру, не постигая, как она могла... как посмела... да она что, спятила?! Ей лучше поскорей унести ноги, пока Константин не пришел в себя и не свернул ее нежную шейку!
К изумлению великого князя, Катрин и не думала делать это. Она бесстрашно смотрела на взбешенного брата, и в глазах ее таилось презрение.
Константин открыл было рот, чтобы высказаться подобающим образом, однако Катрин не дала ему слова молвить.
– Молчите! – прошипела она, гневно сверкая посветлевшими очами. – Вы с ума сошли! Вы забыли, что Александр не просто наш глупый братец, но император. Вы решили сообщить всякому досужему уху, что в императорской семье творится черт знает что? Зачем нам лишние сплетни?! Зачем ненужная болтовня?!
Боль стихала, и к Константину возвращалась способность связно мыслить. Теперь он смотрел на сестру не гневно, а изумленно. В самом деле – который уже раз она его нынче удивила до полного остолбенения! Воистину, Катрин не понять. То ли забавляет ее измена Елизаветы, то ли оскорбляет. То ли насмехается она над Сашкой, то ли страдает из-за него.
Пожалуй, все же страдает, если так возмутилась, что пойдут слухи, начнутся сплетни вокруг государева имени.
И в эту минуту Константин получил повод удивиться в очередной раз.
– Вы только не подумайте, братец, что я пекусь о Сашеньке и его реноме, – по-свойски сказала Катрин. – Он ни о ком, кроме себя, не тревожится, для него я теперь не существую, он меня предоставил воле судьбы, не заботится подысканием мне порядочного жениха, хотя давно пора, – так и я о нем радеть не намерена. Напротив, мне доставит удовольствие, когда вся эта история выйдет наружу и все поймут, что наш дорогой братец – колосс на глиняных ногах. Полагаю, Лизхен сие давно уразумела и именно потому чувствует себя совершенно безнаказанной, принимая любовника в своих покоях под покровом ночи.
– Так мы же должны!.. – взревел было Константин, однако благоразумно умолк, заметив, что Катрин снова присбирает юбки, готовясь, видимо, нанести очередной отрезвляющий удар в его колено.
Ну что ж, она знала натуру брата. Он был упрям, как баран, и мог нестись вперед, словно взбесившийся бык, покуда не врежется с разбегу в стену и не расшибет голову! Пока же его голова, а главное, власть, которой он обладал, требовались Катрин.
– Вестимо, должны, – кивнула она спокойно. – Но не прежде, чем у нас будет довольно доказательств.