Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Театр одной актрисы
Шрифт:

И совершенно не замечали тень, которая неотрывно следовала за ними. Оборотень не хотел упустить ни слова, ни взгляда. Ему было очень любопытно.

ОТРЕЧЕНИЕ

Море волновалось. Плакало, стонало, как живое. Да оно и было живым.

Немолодая женщина сидела на песчаном берегу изумрудного острова и ласкала нервные волны руками, словно гладила любимую кошку. Волны ластились, успокаивались, нежились от ее рук. Да и само море понемногу успокаивалось.

— Надо ехать в горы. Девочка умерла там.

Очередная волна взвилась, рассыпалась колючими водными осколками. Море не хотело отпускать.

И ответило женщине мягким шепотом самой Хен:

— Не-ет, не-е-ет. Нельзя-а-а-а… Здесь до-о-о-ом, здесь хорошшшшо, там смерть, там короли-и-и…

Женщина в сердцах бросила в набежавшую волну мокрый песок, сжав его в кулаке. Вскочила, заметалась по берегу. Белые волосы, словно пена, стелились следом. Ее сердце рвалось от боли за дочь, которая слилась с морем, так и не успев пожить. И отчаяние, наполнившее ее, искало выхода.

— Почему? Почему?!

— Мне то-о-оже бо-о-ольно, я то-о-оже плачу, — отвечало море, бросая в лицо женщины соленые капли, так похожие на ее собственные слезы.

— Так отомсти! Сотри с лица земли эти горы! Уничтожь их, убей, утопи! Ты же можешь, Хен, я знаю, что можешь!

— Сделано то, что ну-у-жно, о большем не проси-и-и…

— Сделай то, что нужно мне! Уничтожь их!

Женщина кричала, стоя на берегу, рыдала так отчаянно, что вода у побережья откликнулась черным зевом водоворота. Зло зашумела вода, втягивая в непроглядную холодную глубину прибрежный песок с перламутровыми ракушками.

Но секунда — и водоворот исчез. Пропал, как и не было. Волны замерли, даже перестали шуметь. Полнейший штиль. Тишина. Покой. Прозрачная вода и осевший на дно песок. И золотинки заката на морской глади.

Хен дала ответ. И он был вполне однозначным.

Хен не хотела разрушать и уничтожать.

Женщина упала на песок, сотрясаясь от рыданий всю ночь, молилась до самого рассвета, тщетно прислушиваясь к безмолвствующему безмятежному морю.

А утром, когда солнце только-только показалось на горизонте, ушла, не оборачиваясь.

Если не хочет Хен, она сделает все сама.

Она шла по родным тропинкам среди свежей островной зелени и ярких цветов к дому дочерей Каспады. Отряхнула песок и соль с платья, постучала промокшими босоножками друг о друга. Заплела просоленные от морского ветра волосы в сложную косу, умылась чистой пресной водой из огромной ракушки перед входом в дом богинь-дочерей.

И вошла.

В лицо ударила волна влаги, как в парной.

Босые ноги омыла морская теплая вода. В просторном доме дочерей Каспады тоже было море. Вода на ладонь покрывала пол из белого мрамора, морские растения обвивали статуи Хен, цветные кораллы вполне комфортно чувствовали себя на воздухе, причудливо врастая в стены и разукрашивая их в разные цвета.

Одна из дочерей Каспады, Олия, была здесь. Она забавлялась с гибким морским крайтом: гладила змейку пальцами, дразнила мокрой прядкой белых волос, со смехом давала обвить свои руки. Была так увлечена игрой, что не заметила вошедшую. А когда заметила, с испуганным возгласом, как девчонка, шлепнулась в воду. И совсем не скажешь, что этому прекрасному созданию, такому нежному и юному с виду, уже больше сотни лет.

Но миг — и перед несчастной, убитой горем женщиной стоит мудрая почти богиня. Смотрит с горечью, с пониманием, и на нежном белом личике проступают морщины, скорбные складки у рта.

Спустя секунду на женщину смотрит уже почти старуха.

— Ты отказалась от моря… Зачем, сестра? Зачем?!

И плачет. Жутко видеть, как плачет почти божество. Это не человеческая боль, не человеческая скорбь. Так рыдает и мучается только стихия.

— Хен отказала мне в мести, Олия, отказала…

Женщина прошептала эти полные горечи слова и без сил опустилась на колени. Слезы снова защипали глаза, падая в морскую воду.

— Помоги мне, Олия. Я не могу… Я не могу — так. Где-то там умерла моя дочь, и тот, кто погубил ее, не должен жить.

Богиня-дочь опустилась на колени рядом, обняла плачущую женщину за плечи. Чего ей стоило принять решение? Пойти против желания своей матери и своей стихии ради справедливости очень непросто, но Олия смогла. Осталось только убедить остальных дочерей Каспады.

Спустя час несчастная мать получила то, чего желала больше всего на свете. Корабль начнут подготавливать уже сегодня, а через три луны она будет плыть вместе с первым за много лет посольством к убийце ее дочери. И если она лично не скормит его крабам, то… А тут уже возможны варианты.

Женщина с белыми волосами впервые за всю свою долгую жизнь зашла в свой дом, не оглянувшись на некогда так любимое ею море.

А утром ее бирюзовые глаза подернулись дымкой, посерели. Прекрасные белые волосы потемнели. Отречение от моря несет морской ведьме проклятие и смерть, и в посмертии она не соединится с водой, сгнив в земле, как обычные люди. Но время еще есть. Совсем немного, но она должна успеть. Обязана. Ради дочери, ради юной морской ведьмы, которую украли у нее и убили. И ее жизнь того стоит.

СКАЗОЧКИ И СКАЗОЧНИКИ

— Да по речеч-ке ко-раб-лик

Плыл и плыл себе тихонь-ко

На корабли-ке матро-сик

Пил невкусный само-гон!

Неказистая лошадка медленно и степенно перебирала копытами по совершенно пустому тракту. Я, кое-как устроившись в жутко скрипящей телеге, отбивала копчик, раскачивалась в такт лошадиному шагу и пела всякую чушь. Мы ехали уже часа три, не меньше, и меня порядком укачало.

За время пешей прогулки до конюшен я окончательно доконала Ирдана своим нытьем, требуя хотя бы телегу. Я просто представила себе, как буду взбираться на коняшку в своем халате, как объясню исчезнувшую после первого аллюра искусственную задницу и грудь, а может, и слетевший парик, и решила стоять насмерть, но на лошадь не садиться. Ездить верхом я умела, но сейчас чего-то вот не хотелось. В конце концов Ирдан сдался. Сейчас он сам сидел на облучке и правил нашим нехитрым транспортом. Что, подозреваю, ему не очень нравилось.

Я вообще предполагала, что мы придем за лошадками в какую-нибудь деревню, где местные крестьяне, попахивая молоком и навозом, будут наперебой угощать нас печеной картошкой и манной кашей, но жестоко обломалась.

Мы подошли к маленькой конюшне, спрятанной в лесу, и крошечной избушке, где жил всего один человек. Его лицо с явными признаками даунизма и невнятное мычание в качестве приветствия намекало на то, что картошки с кашей мне не предвидится, как и беседы по душам. Но штук пять лошадок, весьма ухоженных и здоровых, насколько я могла судить, были готовы стартовать в любой момент.

Поделиться с друзьями: