Театр одной актрисы

Оборотень молчал. Осознавал. Делал выводы. Тот, чья продолжительность жизни больше двухсот лет, пусть даже и укороченная изменением крови почти вполовину, может делать выводы очень быстро.

— Что с девчонкой морской? Не вышло?

— Нет.

— Почему?

— Покончила с собой. Захлебнулась. Не успели.

Оборотень сверкнул глазами.

— Что ж ты недоглядел? Сколько осталось королю?

Шут выдохнул. Его всегда поражала способность Игора мгновенно делать верные выводы. Драгоценность короны, ага…

— Ну?!

— Пара месяцев. Потом — все. Археи уже покидают тело.

Оборотень действительно все понял мгновенно. Он прекрасно осознавал политическую ситуацию в горном королевстве. И ему не хотелось войны, не хотелось снова срываться с насиженного места, искать укромный уголок, показывать зубы, чтобы к нему не лезли… На шестом десятке лет не хочется перемен. А значит, придется вылезти из норы, отправится в ненавистные срединные земли и добыть для короля архей — с ума сойти! — чужака, пришлого из другого мира.

Но это было не главной причиной его решения. В наполовину звериной душе кипела ярость. Бурлила, шипела, как алая лава, собиралась в горле, жгла и не давала покоя. Ненависть к Мавен, королеве Срединных Земель, срочно требовала действия. Ведь это из-за нее он лишился своей сути, из-за нее лишился свободы и, как сейчас оказалось, еще и нормальной жизни, возможной семьи и любимой женщины.

Оборотень поднял на шута изменившиеся глаза: ярко-желтые, волчьи, с исчезнувшим белком и черным провалом зрачка. И задал только один вопрос:

— Куда ехать?

— К Старшим болотам. И чем быстрее, тем лучше. Я тоже поеду к Мавен с посольством через пару дней. Разнюхай что-нибудь ценное к тому времени.

Шут кинул кошель с монетами и листочек с указаниями. Все рассчитал заранее.

— Это тебе на расходы. И поторопись.

И вышел, аккуратно перешагнув порог разваленного дома оборотня. Облегченно выдохнул. А неплохо все получилось. Предложенный оборотню коктейль из необычного задания и личных счетов сработал, хоть и пришлось приоткрыть карты. Но лучшего следопыта в их королевстве нет, а сейчас нужен именно такой, лучший.

Через четверть часа из покосившегося страшного дома выходил вполне себе приличный человек в аккуратном костюме и добротном шерстяном плаще. Прошел мимо торговых рядов, прикупив себе все необходимое для путешествия. Посмотрел на продающихся лошадей в загоне, недовольно поцокал языком, но все же выбрал крепкую лошадку. И уже на закате четвертого оказался в трактире, провонявшем квашеной капустой.

СЫГРАЙ НАМ НА ДУДУКЕ, СТАРУХА СИРАНУШ!

Двое мужчин, запыхавшись, бежали по небольшому портовому рынку. Бежали, видимо, долго, не давая себе передышки. У самой крайней лавки с хурмой остановились. Один из них, молодой, в дорогом бархатном костюме с золотой вышивкой, явно придворный, переводя дух, хрипло ткнул пальцем в спину второго, постарше и не такого лощеного.

— Это ты, ты все подстроил!

— Ты что, глупец? Бежал бы я сейчас с тобой?

— Ну а кто тогда? Кто слышал весь план, кто знал обо всем? Ты мне скажи! Это ты виноват, что переворот не удался, это ты предупредил короля!

Молодой кричал уже на всю улицу, совершенно позабыв, где он находится.

Лавочники сначала слушали во все уши, а потом замерли, примолкли, начали потихоньку расходиться. Но только от одной нарядно украшенной торговой палатки в полной тишине разносился низкий женский голос.

— Хурму-пахлаву покупай! Траву покупай! Дорого отдам, дешево самой надо!

Тетушка Зильда, вдовая и толстая торговка хурмы и степного базилика, лениво обмахнулась старой газетой и заголосила снова.

Из-за угла показались королевские гвардейцы.

— Хурму покупай, преступников арестовывай! Всех двоих, а троих я тебе потом сдам! — закричала тетушка Зильда, подскочив на стульчике и перевернув свой прилавок с хурмой под ноги преступникам…

Отличная реакция была у тетушки Зильды, по совместительству героини и главы королевской разведки, которая по задумке автора предотвратила государственный переворот. Именно она, нелепая торговка хурмы, простоволосая и глуповатая с виду тетка, по сюжету была центральным персонажем, на котором держалась вся комедийная пьеса.

Постановка вышла отличная, премьера прошла на ура, зрители рукоплескали.

И сейчас торговка хурмой, тетушка Зильда, смывала с лица грим. Через минуту из зеркала вместо страшной бабищи смотрела вполне обаятельная особа. Зильда осталась там, за кулисами, на сцене. Теперь можно немного побыть собой. Девушкой двадцати семи лет с ипотечной однушкой в центре и службой в театре.

Вызов, конечно, был не слабый. В нашей дружной и веселой театральной труппе временный недобор, вот и пришлось мне вживаться в явно не простой образ. Но вроде бы все прошло отлично. Отдача была, а это самое главное.

— Женечка, ты и только ты! Ты прекрасная, чудесная, ты умничка и заечка!

Это наш помреж. Довольный, аж слюни капают. Когда перед крупной премьерой слегла в больничку Тамара Добрович, лицо нашей труппы, грянул гром. Режиссер метал и рвал, проводя кастинги. Добрович известна, ее любят, ее имя в афишах гарантирует хорошую аудиторию. Приглашенные актеры не повелись, да и денег уже лишних не было, чтобы платить медийным личностям с именем. Вот и воткнули меня. Внешность у меня удачная, что угодно нарисовать можно, фигура тоже — на швабру тулуп накинь, и будет вам толстая швабра. А игра… Игрой я дышала и жила. Там, на сцене, не было меня, моей личности. Был только персонаж выдуманных пьес, который в моем лице обретал реальность.

Как же я любила все это. Особый, немного пыльный запах театра, костюмы в гримерной, бесконечное разучивание сценариев, перевоплощения… Иногда мне кажется, что я была бы идеальным шпионом. Когда я играла, у меня менялись сами собой жесты, повадки, голос, взгляд. Я в процессе игры словно дробилась на два человека, жила за них обоих. Один был холодным и логичным, отдавал команды телу, а второй имел тысячи лиц. И я кайфовала. В жизни, конечно, умение тоже полезное.

У меня было замечательное детство, хоть матери и отца я не знала, и воспитал меня дядя, мамин брат. Мужик он, конечно, хороший, но не без прикола. Он работал туристическим инструктором, шатаясь по десяткам самых разных маршрутов, от прогулки по карельским лесам до сложных горных восхождений. Дядя был огромен и бородат, обладал отличным чувством юмора, любил животных, играл на балалайке и барабанах и слушал AC/DC. Уже с пяти лет меня таскали в небольшие пешие походы. Ну, как небольшие — два-три дня в палатках и тридцать километров ножками через лес — это так, разминка. Навыки выживания, способность найти общий язык хоть с владельцем нефтевышки, хоть с гадюкой. Выносливость, спокойствие при любых обстоятельствах прививались мне все с тех же пяти лет. Попробуйте запаниковать где-нибудь в дикой сибирской тайге, наткнувшись на маленького кабанчика, или на очередном восхождении, вися на карабине в 700 метрах от земли. Поверьте, ничего хорошего из этого не выйдет. Холодная голова в экстремальных ситуациях — первое правило выжившего. И второе тоже. Третье — беречь ноги, соль и нож. На здоровых ногах можно выбраться откуда угодно, с солью можно съесть что угодно, а нож больше так, для личного спокойствия.

Мы могли уехать на два-три летних месяца в горы, ошиваясь в сторожке егеря у подножия и отпугивая медведей ракетницами, или свалить на самом дешевом чартере на Кавказ на выходные покататься на лыжах с гор… Весело и интересно, ну а что еще нужно ребенку? Мой калейдоскоп впечатлений был более чем внушительным. Все эти картинки больших городов, крошечных деревень, улыбки и разговоры незнакомых и малознакомых людей, краски природы, горячий степной воздух Монголии и прозрачный хвойный — тайги. Разорванные в клочья кроссовки после походов и ноги со здоровенными мозолями, разбитые коленки, волосы, из которых наутро вычесываешь комаров. Шипение раздраженных змей во влажных оврагах и визг от холодных брызг воды во время переправы по ледяной речке. Костры, гитара, шутки, изматывающие переходы, аромат гречки с тушенкой, влажные от ночной росы палатки и постоянно облезший от загара нос. Иногда я казалась себе то ли Маугли, то ли потерявшимся муравьем с вечной ношей походного рюкзака за спиной.