Театр одной актрисы

И я не ждала ничего хорошего. Ни отИрдана, который явно спит с королевой (такие вещиопытному глазу заметны сразу), ни от двора ее величества. И сообщение о том, что я будублистать на балу, как гостья… Гостей не селят в комнату, которую никогда не забывают запирать снаружи. За гостями не следят вдесять глаз. Гостей не сопровождают от комнаты до комнаты под конвоем.

Но говорить об этомсейчас опасно. Я не в том положении. Я — пленница. Прикажут плясать на балу — и я буду плясать.

Потому что иначе никак.

И я с вызовом посмотрела наИрдана.

— Буду соответствовать. Еще вопросы? Может, тебе уже пора? Ты мне закрываешь свет из окошка,и я так совсем зачахну и буду на балу некрасивой.

Ирданс сомнением посмотрел на окно, в котором были видны только листья плюща.Дернул уголком губ. Уселся рядом, на мою жуткую деревянную «кровать», бесцеремонно откинув мешающую емуподушку. И зашептал, почти зашипел. Сухо, как сброшенная чешуя на ветру.

— Слушай внимательно. Я не знаю, бывала ли ты на подобных мероприятиях, поэтому к тебе будетпредставлена пара моих людей, чтобы ты не натворила глупостей. И еще несколько будут за тобойбесконечно следить, да и я тоже глаз с тебя не спущу. Ты доказала, что можешь создать проблемы, судя по нашей первой встрече,поэтому я тебе не доверяю.

Я аж поперхнулась. Но не перебила.

— Не думай о том, чтобы хоть как-то навредить репутацииМавен.

И тут я не удержалась, язык удивленно ляпнул, даже не связав слова с мозгом.

— У королевы есть репутация?

В следующий миг на моем горле сомкнулась рука. Сухая, горячая и сильная. Очень сильная. Отнеожиданности я вцепилась в нее ногтями, тщетно стараясь убрать его пальцы. Сердце испуганнозабилось, застучало о грудную клетку, кожа запылала. А он, приблизившись к моему лицу и никакне реагируя на разодранную в кровь руку, процедил:

— Я убивал и за меньшее.

Аясмотрела, как истончается и становится узким зрачокв его песочного цветаглазах.Я бы завизжала от ужаса, со всей силы, во все легкие, но из пережатого его рукой горла вырвался только какой-то глухой всхлип.

Он меняотпустил, встал и вышел,хлопнув дверью,но я даже не заметила этого. Меня колотило от страха, из глаз лились слезы.

Куда, к чертям собачьим, я попала?! Они — не люди! Они точно не люди! Я вспомнила странный запах от Ирдана Вердена еще в первую нашу встречу — раздражающий и не очень приятный, но знакомый… Так пахнут змеи! Если их потревожить и разозлить, они пахнут именно так! И зрачок, и…

Он змея? И Мавен, и все вокруг тоже? Что за…

Что делать?!

Паника накатывала волнами, перерастая в полноценную качественную истерику. И именно теперь до меня начал доходить в полной мере весь ужас моего положения. Они сделают со мной все, что угодно. Все, что хотят. Они меня могут убить! Убить! Меня!!Эти… Эти сумасшедшие, они же не люди, им плевать!

Я плакала, свернувшись клубочком на кровати взапертойснаружи комнате.

Я плакала всю ночь. А утром… утром я взяла себя в руки. Будут вам неожиданности, товарищи психопаты, и еще какие!В зеркале, в котором я внимательно себя разглядывала перед приходом служанок с завтраком, отражалась худая девушка с короткой стрижкой, заплаканным и опухшим лицом и очень злыми глазами.

***

ИрданВерден, выйдя из комнатыиномирянки, поморщившись, перевязалкровоточащуюот ее ногтей руку платком. Перестаралсянемного.Мавенпопросила припугнуть девчонку, чтобы была на предстоящем балу мила, тиха и покорна. Испугать ее получилось, это точно. Больше ехидных шуточек инахальныхвзглядов не будет, а жаль. Они ему нравилась. Горячили змеиную кровь.

Ирданприжался ухом к двери. Из-за нее слабо доносились сдавленные рыдания, переходящие в истерический смех. Испугалась, и еще как. Значит, все по плану. Все хорошо.

Знал быИрдан, что страх ломает далеко не всех женщин. Естьтакие, для которых страх является стимулом к действию.Правда, растились они в свободном от королей и королев обществе, а значит, и знать ихИрданубыло неоткуда. Русские женщины, которые пережили двенадцатилетний ремонт соседей, разборки с гопниками на детской площадке под домом, борьбу с ЖЭКом и отпуск «fortuna**» в Турции, — боятся еще меньше. А уж те, которыедвадцать пятьтерпели выходкидуракаи пьяницы мужа, который во хмелю может помахать кулаками, не боятся вообще ничего. К тому же, они, взращенные на американских фильмах ужасов, знают,что,если девушка осталась одна, а всех ее спутниковсожралневедомый монстр, она обязательно войдет в самый страшный дом с ведьмами и призраками и будет во все горло орать, зовя своих давно съеденных товарищей. И, по закону жанра, единственной останется в живых. А значит, что нельзя напугать человека настолько, чтобы он бежал от страшного дома куда-нибудь далеко или вызвал полицию,мчс, мэра города или хотя бы надоевшую соседку.

Всего этогоИрданне знал. Может, он и был неплохим психологом, но в его картине мира женщина — существо слабое и пугливое. Ну, кромеМавен, конечно. Она — не женщина, она — королева, а власть вне полов.

Инерция мышления — страшная штука. Даже блестящий разум, рассудительность и сила не имеют значения, если человек поддается общепринятым канонам. Но все этоИрданпонялнамного позже. А пока былапредпоследняя ночь перед приездом дорогих гостей, обнаженнаяМавен, распластавшаясяперед ним и одурманенная дарами песков, быстрый скользящий сон и куча дел, которые надо было успеть привести в порядок. О рыдающей напуганной девушке в запертой комнате он подумал только однажды, когда сомкнул руки на шееМавендля поцелуя: «Уиномирянкикожа нежнее». И тут же стер эти мысли, как всегда стирал все ненужное и бесполезное.

ПОСОЛЬСТВО

ГрафЛодбыл явно обрадован. Всежеоборотень — отличное приобретение, хоть и с гадким характером. Все нашел, все узнал, всех выследил, обо всем доложил. Золото, а не человек.Нуили кто он там.

Шут сидел на террасе постоялого двора и потягивалледяноевино. Оборотень пил воду, чем, конечно, немало удивлял.

— Значит, девчонка из синей вспышки, переодетая в старуху, в сопровождении всем известногоИрданаВердена, который прикончил за три минуты отличный отряд братцаМавен… Очень занимательно.Жаль, что слуг не подкупить. УнашейКровавойс этим просто отвратительно обстоят дела. А от одноразовых соглядатаев пользы почти никакой, но хоть узнал, что девчонкажива-здорова.

Оборотень допил воду, с отвращением покосился на пустой стакан и задал давно интересовавший его вопрос.

— Почему, кстати, у королевы такое очаровательное прозвище?

Граф, будучи в отличном настроении,ухмыльнулся и коротко пояснил:

— Страсть кцацкам.

– Че-го?!

— ЛюбитМавенвсякие безделки из наших горных шахт.— Пояснил шут. — Но однаждызахотелось ей венец из красногоальтага.

Оборотень прикрыл глаза от масштаба запросовкоролевы.Редчайший металл, крупицы которого стоят безмерно дорого.Драгоценнейшийметалл с исключительными свойствами. За него устаивают торги самые высокие роды, за него платят землями и кровью, свободой и городами. А она — венец.

— Представил, да? Пятнадцать лет земное королевство вылезало на всех возможных торгах, пятнадцать летМавенсобираламеталлгде только могла, чем немало опустошила казну. Народ тогда в земных королевствах не раз бунтовал, но все бунтызаканчивалисьдогадываешься чем?

Оборотень представил себе, как озверевшие от налогов крестьяне встают на бессмысленную войну, и как они же отправляются на казни.Передернулся.

— Понятно теперь, почему кровавая…

— Ты дослушай. Вот самая дорогая корона в истории готова.Мавенторжественно надевает венец, но выясняется, что он ей… Как бы сказать… Маловат. Не хватило у придворных ювелиров или знаний, или материалов — не суть. Переплавить нельзя — альгат, принявший форму, не уничтожить ничем, сам знаешь. Всех, конечно, казнили, а толку… НоМавенего не снимает практически вообще, ну, сколько раз я ее видел, всегда в нем. И он постоянно режет ее кожу. Вот и ходит она с короной в волосах и с платочком, кровь вытирает. Жуткое зрелище…