Телохранитель Генсека. Том 2
Шрифт:
Валентина Ивановна потребовала, чтобы я завез ее к подруге на Профсоюзную улицу. Куда денешься? Отвез, высадил у пятиэтажки. Профсоюзная — одна из первых улиц в Москве, которую застроили хрущевками.
В Кретово вернулся только в половине двенадцатого. Наскоро пообедал, разогрев вчерашнюю гречку. Микроволновка сейчас бы очень пригодилась, но увы — до того, как она появится на каждой кухне, еще лет пятнадцать — двадцать.
Надел форму, на голову водрузил свою новую папаху. Интересный, кстати, головной убор, никогда раньше не носил. Ведь своей прошлой жизни я до звания полковника не дослужился, и папаха мне была не по чину.
В
— Ну наконец-то! Смотрю, Володя, ты совсем расслабился. Не рано ли героем себя почувствовал?
Генерал сделал строгое лицо, пристально меня рассматривая. Глядя ему в глаза, я прочитал мысли Александра Яковлевича:
«Как бы не зазнался наш новый полковник. Все-таки Леня его выделяет сильно, а парень молодой. Огонь и воду прошел, но выдержит ли испытание славой? Затянут медные трубы, как Ивана-царевича».
Мне беспокойство Рябенко было приятно, но вот по поводу «медных труб» он зря волновался. После непонятных восьмидесятых, веселых девяностых и жирных нулевых вряд ли у меня снесет крышу от возможности карьерного роста и сопутствующей ему власти. Так-то я вообще не интриган, и не карьерист.
То, что я теперь задумал и постепенно начинаю реализовывать, делаю не ради себя или каких-то эгоистичных соображений, а ради всего советского народа. Да, я буду лезть наверх, но совсем по другим причинам. Это не личностный рост, у меня есть другая мощнейшая мотивация — я хочу сохранить Советский Союз!
Из рабочего кабинета вышел Леонид Ильич Брежнев.
— Ну что, все готовы? — заметив меня, он улыбнулся. — Володя, ты у нас герой! Надо орден давать!
— Леонид Ильич, за что? — я скромно развел руками в стороны. — Я просто выполняю свою работу…
— Это у тебя теперь работа такая — бомбы обезвреживать? А когда ж ты меня охранять будешь? — пошутил Генсек.
— Одно другому не мешает, Леонид Ильич, — вступился за меня Рябенко.
Брежнев рассмеялся.
— Не поспоришь с тобой, Саша, не поспоришь. Давайте пойдем уже, нехорошо заставлять людей ждать.
Глава 15
Заседание Конституционной комиссии проходило в овальном зале Кремлевского дворца. Задуманный архитектором Казаковым как связующее звено между двумя корпусами здания, этот зал действительно поражал своим великолепием. Он находился на втором этаже, сразу над въездом во внутренний двор. От купола невозможно было оторвать глаз и каждый, кто входил сюда впервые, обязательно задирал голову вверх.
Я тоже непроизвольно глянул вверх, но, спохватившись, отвел взгляд от лепного потолка.
Посмотрел на длинный сплошной стол, который соединялся по кругу. В центре на полу находилась декоративная тумба. Удобные стулья с мягкими спинками и подлокотниками почти все были заняты согласно регламенту.
Когда вошел Леонид Ильич, члены рабочей группы встали. Капитонов — настоящий Капитонов, а не мой Капитошка — зааплодировал. Он всегда начинал первым хлопать в ладоши. Я внимательно посмотрел на него, словно пытаясь найти следы Вани Полторацкого. На мое счастье, Капитонов ничего не помнил из того, что происходило, когда в его теле находился попаданец. Хотя, что-то, кажется, его беспокоило. Капитонов всегда смотрел на меня с подозрением и тревогой. Он безуспешно пытался вспомнить, что нас недавно связывало. И
пугался этих своих провалов в памяти. Вот и сейчас в его голове вертелись не очень хорошие мысли:«Он ведь знает о моем недомогании больше, чем я сам. До сих пор ничего не помню из того периода. Считай, два месяца из памяти как корова языком слизала. Только бы Медведев не доложил Брежневу о моей проблеме… Надо будет с ним аккуратнее себя вести, еще аккуратнее».
За время, прошедшее после возвращения Вани Полторацкого в 2025 год, Капитонов уже два раза подходил ко мне и горячо благодарил.
— Спасибо, Владимир Тимофеевич, спасибо, что помог тогда мне в Завидово! Вовек не забуду.
Меня его благодарность напрягала. Потому что в мыслях его я читал, что он сам не знает, за что благодарит. Таким образом этот опытный интриган пытался меня вытянуть на откровения. Чтобы я ему рассказал, о чем мы беседовали в дни его «беспамятства». Но я не поддавался на эти нехитрые провокации. Решил, пусть лучше Капитонов считает себя обязанным мне за сохранение его тайны и заодно слегка опасается. Мало ли, в будущем понадобятся от него какие-то услуги. Вот тогда и пообщаемся подробнее.
Переведя взгляд с Капитонова на других гостей, я неприятно удивился присутствию за круглым столом Гвишиани. Странно, что он вообще не под арестом. Институт системных исследований хоть и потрясли серьезно проверками, но не закрыли. Гвишиани по-прежнему возглавляет его. Я помню, как Андропов говорил, что сам присмотрит за этим ушлым грузином. Дескать, чтоб я пока не лез в это дело. Хм… Признаться, меня это уже наводит на кое-какие подозрения по поводу самого Юрия Владимировича…
Посмотрел на других присутствующих и словно обжегся — в одном из кресел сидел человек, который со временем станет кошмаром для многих советских людей. Доброе благообразное лицо и та самая характерная отметина на лысине. Ну здравствуй, Майкл Горби… И ты здесь…
Рабочая группа Конституционной комиссии не собиралась с апреля семьдесят третьего года, когда был согласован предварительный проект Конституции Советского Союза. Проект разослали всем членам комиссии, полный состав которой сто с лишним человек, и — тишина на четыре года. Сегодняшнее заседание рабочей группы не объяснить даже надвигающимся шестидесятилетием Октябрьской революции. Но как только начал говорить Брежнев, все встало на свои места.
— Сегодня у нас не заседание Конституционной комиссии, как было объявлено вначале, а просто собралась рабочая группа и приглашенные товарищи, которые приняли активное участие в обсуждении.
Если во время моей работы по осторожной корректировке истории и случались моменты, когда я опускал руки, то теперь тоже наступил один из них. Здесь я не смогу повлиять ни на что, улучшить советскую конституцию не получится — не только из-за недостатка своих знаний в области законотворчества, но и в силу того, что лучше было бы переписать ее с нуля.
Я очень не люблю американцев, но не могу не признать, что их Конституция дает советской фору в сто очков. У американцев все просто, кратко и по делу: Декларация независимости, где изложены основные принципы, и сама Конституция, где прописаны процедуры разделения властей и регламент выборов в высшие органы власти. А то, о чем отцы-основатели не могли знать, дополнено поправками к Конституции. В том числе — знаменитый Билль о правах, принятый в виде поправок, с четвертой по десятую.