Телохранитель Генсека. Том 2

Когда я был Владимиром Гуляевым, мне довелось присутствовать на одном из многочисленных собраний научной и творческой интеллигенции. В то время было модно с трибуны бичевать «застой», злоупотребление властью, коррупцию, поразившую партию и государство, несправедливые привилегии, которыми пользовались партийные бонзы и приближенные к ним. Брежнева называли «престарелым маразматиком», зажимавшим творческую мысль и тормозящим развитие экономики. Анатолий Софронов, бывший главный редактор журнала «Огонек» взял слово.

— Ребята, ну что вы несете? — по-простому обратился он к залу. — Какой застой? Посмотрите, сколько всего было построено и сделано! Да вы все живете в квартирах, которые получили бесплатно, благодаря так называемому застою. Придет время, вы сами будете говорить, что это было золотое время. И если не вы, то ваши дети или внуки Леонида Брежнева будут называть Леонидом Добрым!

Собравшиеся не поддержали Софронова. Он спустился с трибуны и в полной тишине покинул зал…

Слова Софронова оказались пророческими — это я знал, дожив до 2025 года. Сейчас же я находился рядом с Леонидом Ильичом, и своими глазами наблюдал за тем, какой он человек и что при нем происходит в стране.

Вечерами Брежнев часто приглашал меня на ужин и потом мы долго беседовали в его кабинете или кинозале.

— Вот что делать, Володя? И надо убирать Патоличева с должности, и не могу этого сделать. Не знаю, как быть.

— А в чем причина этой необходимости, Леонид Ильич?

О Патоличеве я знал немного. Он был человек не публичный. Помню, что своей карьерой Патоличев обязан Сталину, долгое время занимал должность министра внешней торговли… И все. Больше информации о нем у меня не было.

— Ты знаешь, Володя, он мне очень помог в сороковые годы. Если бы не он тогда, то в будущем стать Генсеком мне бы и не снилось. Да и вообще никем бы не стал. Работал бы где-нибудь в колхозе председателем. Выше бы не поднялся. Ну, может, на ДнепроГЭСе директором, как Маленков.

Про Маленкова я знал, что тот бодро начал, но не сумел победить во внутренней грызне между бывшими соратниками. За то недолгое время, пока он был «первым среди равных», успели принять Постановление, вдвое уменьшавшее вознаграждения партийным чиновникам и ликвидировавшее не подлежащие учёту бонусы в «конвертах». Возможно, это стало одной из главной причин, почему Маленкова «сожрали». Еще он стремился поднять село, вдвое снизив сельхозналог, увеличив зарплату колхозникам, разрешив им иметь впятеро большие приусадебные участки. Но когда понял, что проиграл, то вовремя сдался. Хотя через пару лет еще пробовал вместе с Молотовым, Кагановичем и Шепиловым сместить Хрущева, за что и поплатился. Его исключили из состава ЦК и отправили руководить Усть-Каменогорской ГЭС. А после и вовсе выгнали из коммунистической партии. Доживал свою жизнь скромно, в небольшой двушке.

Представить в подобной ситуации Леонида Ильича я, разумеется, не мог.

— И что, вы бы пошли работать председателем колхоза? — спросил его. Больше для поддержания разговора. так как ответ знал заранее.

— А что, партия послала — и я бы стал работать. В конце сороковых годов я работал в Днепропетровске, первым секретарем Обкома. Работы много, восстанавливали ДнепроГЭС. И не только. Всю металлургическую промышленность едва ли не заново отстроить предстояло. С ног тогда падал от усталости. Месяцами дома не ночевал, пропадая на работе. Естественно, какие-то недостатки, недочеты были, как у любого в то время. Но не такие, чтобы за них с должности снимать. Так что, когда потоком пошли анонимки, я на них внимания не обращал. И напрасно. Потому что любой анонимке либо не дают хода, либо дают. Нашлись «доброжелатели» — вынесли весь этот мусор из избы. Даже в газете «Правда» появилась статья. Не скажу, что совсем разгромная, но критическая. Вызвали меня в Москву. А там этим занимался Патоличев. Николай Семенович тогда был секретарем ЦК и начальником управления по проверке партийных кадров. Мы с ним поговорили по-человечески, я ему всю ситуацию объяснил. Он сказал, мол, иди работай, я с кляузниками разберусь. И ведь разобрался… Если его снять с должности, то Андропов будет тоже недоволен. Его же Патоличев буквально за уши вытащил из ниоткуда, послал в сороковом году командовать комсомольцами в Карело-Финскую ССР. До этого Юрий Владимирович в Рыбинске по комсомольской линии шел, без перспектив вообще. Так что многим мы ему обязаны — и я, и Андропов, и много кто еще. Да и не очень-то он там и виноват, как оказалось, во всех этих историях с закупками кур в Голландии и зерна в Канаде.

— А кто виноват? — с интересом спросил я. Как не крути, а «назначить» виноватого должны были обязательно.

— Указание было сверху, от Димы Полянского, секретаря ЦК. Он курирует внешнеэкономические связи. Но Полянского я уже наказал — отправил послом в Японию.

— Жестко вы с ним, Леонид Ильич! — хмыкнул я, подумав, что Полянский еще не раз помянет недобрым словом того, кто посоветовал ему эти закупки. Отношения с Японией были натянутыми, это если мягко сказать. Ну и еще один момент: назначение послом для карьерного дипломата — серьезный рост. Но для политика, державшего в руках большую власть, не придумать хуже наказания, чем назначение на должность, где он не принимает никаких решений.

— Ничего, — отмахнулся Брежнев, — впредь неповадно будет слушать своих советников, а потом делать глупости на миллиарды долларов. И не своих — государственных!

При встрече Леонида Ильича с Кунаевым я тоже присутствовал. В официальной биографии Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана значилась национальность «казах». Но ходили слухи, что на самом деле он был татарином. Увидев его вживую я в этом уже не сомневался.

Динмухаммед Ахмедович приехал не с пустыми руками. Он привез Брежневу в подарок набор охотничьих ножей из булатной стали.

— Наша Карагандинская сталь, Леонид Ильич, — похвалился он, вручая презент.

— Димаш, когда я для тебя Леонидом Ильичом стал? — попенял ему Брежнев.

— Мы ж не одни. Как я могу твой авторитет ронять при подчиненных? — покосился Кунаев на меня.

— Ничего, при Володе можно. Володя — моя тень. Рассказывай, что у тебя с зерном?

— Урожай прошлой осенью богатый был. Своими силами не могли убрать, армию привлекали на помощь.

— Я же прилетал в Алма-Ату, я же у тебя на совещании был! Получается, что ты меня в заблуждение ввел? Почему не сказал, что с элеваторами такая проблема? Я каждые два года у вас бываю, а о положении дел узнаю от посторонних людей?

— Вас в заблуждение ввели, — Кунаев снова перешел на «Вы» и начал оправдываться. — Леонид Ильич, когда вы осенью у нас были, шла страда. Действительно, миллиард пудов зерна собрали.

— И что с этим миллиардом пудов случилось?

— Так дожди пошли, а переработать не успели. Солдаты свозили зерно к элеваторам, ссыпали прямо на землю. Просил помощи, докладывал в ЦК. Ничего. Сколько могли — переработали, но больше половины сгорело в буртах. Я плакал, Леня, вот клянусь, слезами плакал, а сделать ничего не мог.

— Почему в Россию не переправили? — задал резонный вопрос Брежнев.

— Так отказала Россия. Алтай по старой дружбе немного принял. Спасибо Аксенову, выручил. И в Астраханскую область тоже взяли на переработку зерно. Но это ж капля в море…

На следующий день Леонид Ильич собрал совещание по переработке сельскохозяйственной продукции. Я впервые видел, как он выступает перед собравшимися без заранее подготовленного текста. Генсек рвал и метал, приглашенные на совещание не смели глаз поднять. И отделаться красивыми словами и пустопорожними обещаниями на этот раз у них не получилось.

За всеми этими делами я и не заметил, как пролетело время. Двадцать четвертого февраля меня вызвали на Лубянку, к генерал-майору Удилову.

Он встретил меня в своем аккуратном кабинете. На столе, кроме стопки чистых листов, лежала папка с красным стикером и надписью: «Пожар в гостинице Россия». Основательный подход, ничего не скажешь!

Вадим Николаевич сходу приступил к делу.

— Здесь списки всех, кто сейчас находится в гостинице Россия, и всех, кто прибудет в ближайшее время. Также список мероприятий. Не буду вам мешать, ознакомьтесь. Часа вам хватит?