Телохранитель Генсека. Том 2

— А помните, как за маршалом Гречко кабан бегал? — пустился в воспоминания Леонид Ильич. — Андрей Антонович так же, как я сегодня, подстрелил кабана и они с прикрепленным и егерем пошли посмотреть на него. А кабан как на ноги вскочит — и на них! Прикрепленный вперед маршала к вышке добежал и вверх сиганул. Гречко по лестнице поднялся, еще отдышаться не успел, а тот уже ему водичку подает. Гречко спрашивает: «А ты тут почему оказался впереди меня?» — Эту историю Леонид Ильич рассказывал не в первый раз, но каждый раз она обрастала новыми подробностями и слушать становилось все забавнее. — Так прикрепленный ему что ответил? Говорит, что я, мол, Андрей Антонович, специально вперед побежал, чтоб дорогу вам показывать!

Гости дружно засмеялись, а Брежнев продолжил:

— Такие вот тоже охранники бывают… То ли дело мои — орлы!

— А егерь, который был вместе с ними, живой? — спросил кто-то из гостей.

— Живой! И даже здоровый, с его-то способностями взлетать на голые сосны!

— Это тот самый егерь, что черную икру с гречневой кашей перепутал? — поддерживая веселье, уточнил Рябенко. — Ох, помню, как он подвинул к себе большую миску с черной икрой и ложкой наворачивал. Без хлеба!

— Видимо, стресс после того, как с сосны слезть не мог, заедал. Икоркой-то самое оно будет, — хохотнул Бовин, на минуту отвлекшись от шашлыка. Он тоже присутствовал на той злополучной охоте. — Не путаю? Тот самый егерь?

— Тот самый, — улыбнулся Леонид Ильич. — Говорю ему, мол, это же не гречневая каша, чтобы ее столовой ложкой есть. А он мне отвечает так удивленно: «Да? А я еще думаю, что это за гречка такая странная?»…

Гости дружно расхохотались. Хотя все сидящие за столом, кроме сибиряков, слышали про незадачливого егеря много раз, но было все равно было смешно. Да и алкоголь поднимал настроение, конечно.

— А что за история с сосной? — поинтересовался Аганбегян. — И где сейчас этот егерь? Он с нами на охоту сегодня тоже ездил?

— Нет, Абел Гезевич, не ездил, — ответил Брежнев. — Он сейчас в Уссурийской тайге главным охотоведом работает. Недавно вот женьшеня прислал и элеутерококка. Жив, курилка, причем так сильно жить хотел, что когда кабан на них ринулся, егерь карабин бросил и взлетел на ближайшую сосну. Потом слезть не смог сам, снимали его. Автовышку в лес подогнали. Хорошо, что дорога была недалеко и завалов не было. Потом еще час уговаривали руки разжать. Так крепко вцепился, что его от ствола оторвать не могли. Спрашивали потом, как он туда вообще влез — по гладкому стволу? Не помнит. Вот уж точно, со страху чего только не сделаешь. А кабана так и не нашли потом, ушел, зараза. Сейчас смешно вспоминать, но тогда едва не лишились министра обороны.

Леонид Ильич тяжело вздохнул и грустно добавил:

— Светлая память Андрею Антоновичу!

Генсек встал, молча налил себе в рюмку «Зубровки» и, ни с кем не чокаясь, выпил, проигнорировав умоляющий взгляд личного врача. Косарев только грустно вздохнул.

Мне тоже пришлось выпить, на этот раз поминая недавно отошедшего в мир иной маршала Гречко. Но совсем немножко — буквально на донышке.

После этого Леонид Ильич встал и, кивнув мне, вышел из-за стола. Я пошел за ним.

— Вот ты мне скажи, Володя, — спросил Леонид Ильич, когда мы уже поднялись в его спальню, — неужели и вправду пора брови под нос переклеивать? Что, народ так по Сталину соскучился? Ты ведь намекал, что я слишком мягкий?

— Леонид Ильич, прошу прощения. Ляпнул глупость, не подумав, — я мысленно отругал себя. — Вы же знаете, я не пью, а сегодня пришлось. Кроме того, у Иваныча настойка термоядерная. Немного развезло, на глупые анекдоты потянуло.

— Не скажи, Володя, не скажи. Как говорил тот же Сталин: «Шутка — дело серьезное». У меня матушка любила говорить, что сказка ложь, да в ней намек… И вот намек твой я хорошо понял. За анекдоты сажать, конечно, глупо, но Сталина людям явно не хватает. Нет у меня его властности, его бескомпромиссности. Ну не могу я так, как он — жестко, даже порой жестоко. Да и люди устали бояться. Жить хотят легко и счастливо. Но анекдоты сочиняют такие, что невольно задумаешься: не хватает крепкой руки?

Леонид Ильич, тяжело вздохнув, опустился на ближайший стул.

— Мне кажется, что крепкой руки народу не для себя хочется, а для так называемой элиты, — ответил я, опускаясь перед Леонидом Ильичом на колено — стянул с его ног охотничьи сапоги, достал из шкафа пижаму, помог Брежневу переодеться. Он прилег на кровать, накрылся одеялом и сонно пробормотал:

— Я что-то уже совсем засыпаю. Глаза слипаются. Вот что значит хорошая охота… — пробормотал он, засыпая.

Тогда я настроился на его «волну» и, как уже неоднократно делал ранее, начал свою экспериментальную терапию. Словно бы программируя Генсека на позитив, мысленно внушал ему: «Состояние вашего здоровья улучшается с каждым днем. Организм омолаживается. Вы полны энергии и, проснувшись, будете сохранять бодрость. Тяга к курению прекратится и будет противна сама мысль о курении. Здоровый образ жизни станет вашей нормой»…

Леонид Ильич крепко спал, похрапывая. Пусть не с первого раза, но мои старания принесут свои плоды. Я уже имел счастье в этом убедиться и потому верил в свои силы.

Я тихо вышел за дверь. В кресле рядом с дверью уже устроился Михаил Солдатов. Он развернул газету и углубился в чтение, едва кивнув мне, приветствуя. Не став отвлекать его разговорами, я вышел на улицу.

Дождь все-таки пошел — холодный, нудный, как это часто бывает осенью. Бабье лето закончилось, впереди ждали два осенних месяца и долгая зима. Завтра возвращаемся в Москву. Надо выспаться. Я зябко передернул плечами и направился к домику охраны. Добравшись до постели, скинул с себя одежду и вырубился, не хуже Брежнева — мгновенно. Успел только подумать: «До чего я не люблю охоту»…

Проснулся от звука будильника. На часах шесть утра. Не помню, что мне снилось, но душу скручивало в узел, накатывала какая-то подсознательная паника. У людей с развитой интуицией такое случается во время землетрясения или других природных катаклизмов. Однажды подобное состояние охватило меня в горах, перед сходом лавины.

Не стал убеждать себя, что это признаки паранойи, просто доверился чутью. Быстро встал, заправил кровать, привел себя в порядок и вышел из домика.

Явился к генералу Рябенко, тот был уже на ногах.

— Александр Яковлевич, снова предчувствия у меня нехорошие. Хочу проверить то место в Клину. Или сегодня тоже по объездной Клин минуем?

— Не по такой погоде, Володя… — с неодобрением глянул через окно на улицу Рябенко.

Утро не порадовало солнцем, серая хмарь почти не просветлела. Дождь лишь усиливался, все громче стуча в оконные стекла.

— Ты вот что, Володя… — генерал оценивающе посмотрел мне в глаза, — возьми с собой ребят из центра спецопераций. Двоих на заднее сиденье. И обязательно с оружием. Не рискуй. И не геройствуй, как ты любишь.

— Хорошо, выполняю, — коротко кивнув, я повернулся и вышел.

Дорога до Клина была спокойной. Доехали быстро. Но в Клину предчувствие снова царапнуло душу. Я остановил служебную «Волгу» возле долгостроя, кивнул бойцам и жестами показал направление. Они молча рассредоточились, уже через несколько секунд скрывшись с моих глаз. Сам я пошел через главный вход. Закрытая дверь не смутила, замок был стандартный — и я быстро открыл его отмычкой.

На первый этаж не стал тратить время. Второй тоже пропустил, а вот третий осматривал уже внимательно, исследуя каждый закоулок с той стороны здания, которая выходит на дорогу.