Телохранитель моего мужа

— Оставь её с голой жопой, как макаку. Чтобы ничего не жало нигде. Ни квартира в элитном районе, ни целый парк автомобилей, ни компания мужа и счета в банке. Пусти по ветру. У неё же, считай, двое малых детей на руках — племянник в детдоме да сестра малахольная на всю голову с изуродованным лицом. И когда она упадёт на самое дно, то приползёт к тебе сама. Ты просто неправильно выражаешь свои желания.

— А если не приползёт? — улыбается Юджин одними уголками губ. Руки Веточки становятся смелее. Она не просто гладит — ласкает этого опасного типа. Откровенно, напоказ, давая понять, что они не просто партнёры, но ещё и любовники. Что этот туз не просто её «крыша», а гораздо больше.

— Значит, её отказ искренен. И она готова к жизни служанки, поломойки, затраханной судьбой тётки. Она ж целых семь лет тяжелей хуя ничего не поднимала. Жрать себе не готовила. Ножками почти не ходила — разъезжала в такси да на крутых тачках мужа. Привыкла к голд-картам, ни в чём себе не отказывать. В рамках того, что её хмырь разрешал. Держал её на коротком поводке. А отпусти — кто знает, как бы она швырялась баблом? Такие, как она, жить не умеют. Только ноги раздвигать, да и то… некачественно.

— Не соглашусь в последнем, — кажется, Юджину нравилось, что вытворяли руки Веточки, но виду он старался не показывать. Лишь «поплывший» взгляд говорил о том, что Ринина подруга знала, что делает.

— Ты так и не понял её маленькую грязную тайну, Юдж? — Вета понизила голос до хриплого призывного дыхания и бесстыдно закинула ногу через кресло прямо Юджину в пах. — Она фригидная. Холодная, как мёртвая рыба. Все её штучки — игра. Театр. Все её вздохи и ахи — фальшивка.

Думаешь, ей не хватало секса? Или она искала острых ощущений? Не-а. Она мечтала лишь наставить Маркову рога. Месть у неё такая своеобразная.

А ты спроси, она хоть раз кинула ему в лицо, что он рогоносец? Что она спала с другими мужиками? Кишка тонка у той, кому ты предлагаешь стать королевой. Не бриллиант она, а фальшивка, Юджин. Сделай, как я говорю. Оставь ей визиточку. И когда она дойдёт до финишной точки, когда ей тупо нечего будет жрать, она позвонит.

Отымеешь её, как сучку, во все дыры, и успокоишься. Поймёшь, что я была права. Кинешь на бедность что-нибудь — ты умеешь. Ведь тебе нужна игра? Сыграй с этой недотраханной недотрогой в карты на раздевание. И если она выдержит, сумеет подняться, — значит, молодец. И ты был прав, но её твёрдое слово «нет». А если права я, то она позвонит.

— Хм-м-м…

Вета уже добралась до пуговиц рубашки. Ногой она оглаживала вставший в штанах Юджина член. А мы сидели молча, как два кролика, под гипнотическим удавьим голосом Рининой бывшей подруги.

— Да. Хорошая идея. Сыграть.

Он достал визитку и швырнул её через весь стол.

— Возьми. Я свяжусь с тобой вскорости. Подпишешь бумаги. А сейчас проваливайте.

Дважды нас просить не пришлось. Рина схватила кусок картонки. А затем мы рванули к двери. Не бегом, но очень быстро. Под аккомпанемент влажных поцелуев и Веточкиных стонов.

44. Рина

«Уходи» — вот что прочитала я по Веточкиным губам. Невероятно, но, вывалив всё моё грязное бельё, она умудрилась взять огонь на себя. Отвлекла этого хищника, сбила с цели. Надавила на слабое место.

Уже в машине, когда мы уезжали от «Зажигалки», я расплакалась. Немного. Несколько нервных слезинок и судорожных вздохов, что помогли мне справиться с трясучкой.

— Ну и подруга у тебя, — тряхнул головой Артём, словно прогоняя неприятные ощущения.

— Она спасла нас, — сказала я то, что думаю. — При всех её недочётах и минусах, она моя подруга. Была. А может, и будет. Как получится. Что бы мы о ней ни думали — это всего лишь наши мысли и догадки. Сама она ничего толком не рассказала. Может, потому что не могла или не захотела.

— К чёрту таких друзей, Рина, — сжимает упрямо губы Артём, и я пока не возражаю. Нет нужды. Мы на пороховой бочке сейчас, и неизвестно, кто подожжёт фитиль. Я точно знаю, что история не закончена. Впереди ещё много тягомотины и грязи. Но я так устала, что больше ни о чём не хочу думать.

— Поехали домой. Вымыться. Выспаться. Поесть.

Я вдруг понимаю: нам незачем скрываться. Прятаться. Опасаться погонь или выстрела из-за угла. Пока этот стареющий лев не даст команду «Фас!», никто не пошевелит и пальцем.

— Поехали, — соглашается Артём.

Уже после того, как мы по очереди приняли душ и принялись готовить обед, я попросила:

— Научи меня стрелять, Артём.

От неожиданности он чуть не порезал себе палец. Посмотрел на меня недоумённо. Глаза потемнели, брови на переносице сошлись.

— Зачем?

Закономерный вопрос.

— Просто так. Хочу. Тебе сложно?

— Нет. Но я не хотел бы, чтобы ты стреляла или боялась. Носила пистолет и жила в страхе. Я знаю, что ничего не закончилось, но всё не так плохо на самом деле. Ты не останешься одна. Даже если этот урод заберёт у тебя всё, как советовала твоя подружка, у тебя останусь я.

Я знаю. Он хороший. Ничего не боится.

Делаю шаг вперёд, обхватываю его лицо руками, целую в губы. После всего, что было, это лучшее. Быть с ним. Пить его дыхание. Слушать, как он глухо стонет. Чувствовать возбуждение — своё и его.

Секс можно назвать грязным, когда это развратно и напоказ. Когда это пошло и порнографически открыто настежь.

Секс может быть чистым, когда летят искры и трепещет крылышками нежность, когда хочется сказать тихое «люблю» человеку, что находится рядом.

У меня с Артёмом с самого начала ослепительно. Без страха. Я уверена: он не со всеми откровенен, а со мной — нараспашку, открытый всем ветрам. Может, поэтому мне с ним так хорошо. Восхитительно сладостно.

— Рина… — бормочет он, прокладывая цепочку поцелуев от шеи и ниже.

Руки его невероятно бережные и одновременно смелые. Он знает, где меня коснуться. Он прислушивается к моему дыханию. Мы будто поём и танцуем одновременно чёрно-белое танго нашей страсти.

Контраст. Пламя и лёд. Вино и вода. Шахматы нашей судьбы шагают по чёрно-белым квадратикам и неизвестно, чья партия окажется выигрышной.

Мы так и уснули — голодные, но сытые друг другом. Уставшие, выжатые морально, со знаком вопроса в завтрашнем дне.

Одно меня радовало: Алексей мёртв. Больше он не сможет сделать мне больно. А остальное я как-нибудь переживу.

Под вечер у Артёма зазвонил телефон.

По тому, как он поменялся в лице, я догадалась: это по мою душу, и не ошиблась. Артём колебался, прежде чем отдать мне гаджет.

— Привет, — голос Веты звучит глухо и тихо.

Я не знаю, что делать. Поздороваться, словно ничего не было, я не могу, поэтому молчу. Но Вете больше ничего не нужно.