Телохранитель моего мужа

Кажется, я ревновал. А Рина… она умела находить лучшее даже в таких подонках, как Марков, или в таких выжигах, как её подружка. Именно это задевало. Ей бы ненавидеть Маркова, но она всегда говорила о нём спокойно, хоть и досталось ей от него. И эти слёзы… Видит бог или кто там сидит на небе — уж кто-кто, а этот кусок дерьма явно их не заслуживал.

Позже были скромные похороны. Как странно, — подумалось тогда мне, — Марков был не последним человеком в городе. Но родственников у него не осталось, а может, если они и существовали где-то, то Рина ничего о них не знала. А на похороны никто почти и не пришёл.

— Только Макарские, — Рина тоже об этом думала. — Остальные — сотрудники, да и то… Но, может, оно и к лучшему.

Это была траурная черта, которая осталась позади. Жизнь потекла размеренно, по собственному руслу, но нам это нравилось.

Мы остались жить в квартире деда — неожиданно. Нам понравилось.

— Надо бы сходить, забрать вещи. Да и вообще…

Ей не хотелось возвращаться в то место, где она была несчастлива. И я её понимал. Пусть отойдёт. Там нет ничего важного, жизненно необходимого.

Каждый день мы посещали клинику. Ничего не менялось к лучшему, но нас устраивало и то, что было. Дед всё также спал. Ляля по-прежнему молчала, но взгляд у неё становился осмысленнее. А может, нам так хотелось.

Мама неожиданно нашла себя в новой работе.

— Ты был прав, — заявила она недавно, — мне именно этого и не хватало!

Дом малютки мы тоже посещали. Я видел, как преображается Рина с малышом на руках. Всё чаще она улыбалась счастливо. В такие моменты я любил жизнь слишком остро. Мечтал, чтобы всё шло своим чередом, постепенно и без чужеродных вмешательств.

К сожалению, отделаться от ощущения, что кто-то выжидает удобный момент, мы так и не смогли.

Рина

Невозможно постоянно находиться рядом с одним и тем же человеком. У Артёма накопились дела. Он не мог караулить меня денно и нощно. В какой-то момент мы начали разлучаться. Пусть ненадолго. Закономерный итог, когда страхи отходят на второй план.

У него агентство и семья. Сестра и мать. Ему нужно перекроить собственную жизнь в связи с новыми реалиями. Он не тот человек, что будет днями сидеть дома и любоваться на меня, прекрасную. Хотя, справедливости ради, он это делал каждую свободную минуту.

Наверное, они следили за мной. Потому что в один прекрасный момент, когда я осталась одна, в гости ко мне пожаловал Юджин. Не внезапно, но всё же его появление — неприятность, которую избежать было никак нельзя.

К тому времени прошло около месяца после нашей встречи в «Зажигалке». Я восстановила симку. Мне изредка звонила Веточка. Тарахтела ни о чём, делала вид, что ничего не случилось.

Меня тяготили её звонки. За каждым из них я ждала пакости. Пусть не от неё, но всё же. Но тот, кого я боялась, позвонил сам.

— Здравствуй, Бабочка, — от его голоса пахло развратом.

Он обволакивал меня и утягивал в самые страшные кошмары. Я считала себя удачливой? Только я могла тогда привлечь его внимание и немножко обвести вокруг пальца. Но он всё равно достал меня, протянул руки сквозь непроницаемые стены. Какая же я была дура. Но от того, что я каялась, ничего не менялось.

— Чувствую, ты очень рада меня слышать, — прорезается сарказм и весёлость. Он умный, этот Юджин. Не стоит его недооценивать. — Но как бы там ни было, нам нужно встретиться. Есть общие дела и условия нашего договора. Я приеду через минут двадцать. Твой друг будет весьма занят, так что не стоит его отвлекать. Пусть поработает немного. А мы в это время поговорим.

Он подчеркнул слово «друг», давая понять, что в курсе наших отношений. Ну, да. Этого не скрыть. Да мы и не пытались.

Юджин позвонил в дверь. Я открыла. Он вошёл эффектно, как какой-то волшебник: чёрное пальто, большой зонт с ручкой-тростью. С зонта стекают капли дождя. Осень плакала и плакала в ожидании зимы.

За плечами стареющего льва — два телохранителя. Небрежный кивок. Охрана остаётся снаружи, а царь входит в квартиру деда. Вид у него такой, что сейчас начнёт брезгливо отряхивать лапы, но терпит, с интересом разглядывая меня.

— А ты похорошела, Бабочка, — улыбается он тонко, на грани высокомерия и сарказма. — Любовь тебе на пользу. Но любовь, как ты понимаешь, — блюдо и острое, и опасное, и не для всех.

Я замираю. Тревога бьётся в груди, и сердце готово выпрыгнуть наружу. Мне неспокойно. Я переживаю.

— Пришло время платить долги. Надеюсь, ты готова.

46. Рина

— Зачем я вам? — наверное, я об этом уже спрашивала, но мне всё равно хочется услышать хоть какой-то приемлемый ответ.

— Игра, — улыбка змеится по его губам бледной тенью. — Будет интересно посмотреть, как ты выкарабкаешься, или у тебя ничего не получится. Всё, что мне причитается, я и так заберу. Подпишешь постепенно бумаги. Тебе всё равно не потянуть бизнес покойного мужа.

Я и не собиралась его тянуть. Меня бы устроила просто спокойная жизнь.

— Всё остальное — договорённости между нами. Я не монстр. Кто бы что ни говорил. Питаю слабость к нежным маленьким женщинам вроде тебя. Мне ничего не стоило бы тебя сломать и подчинить. Поставить в невыносимые условия, когда бы ты приползла сама. Возможно, не ради себя, а ради тех, кто тебе дорог.

Он смотрит пронзительно, вырывая сердце из груди одним лишь взглядом. Слишком умный, умеющий находить и давить на слабые звенья в цепи человеческой жизни.

— Чем вы тогда лучше Алексея? — слова срываются с губ раньше, чем я успеваю подумать.

Он красиво закидывает голову назад и хохочет. Отрывисто, со вкусом. Но даже смех у него выходит какой-то зловеще-властный.

— Я не лучше. Я, наверное, хуже. Но не в моих правилах бить и насиловать женщин.

Он и об этом знает. Или догадался. Несложно, впрочем.

— Ставить в невыносимые условия — то же принуждение.

Юджин прикрывает глаза. Наблюдает за мной из-под ресниц. Улыбка, что еле-еле касается его губ, кажется мне приклеенной и опасной.

— А ты попроси, — касается он недвусмысленно рукой ширинки. — Любые условия можно изменить. Вопрос лишь в цене.

Мне становится противно. Воздух застревает в горле и никак не хочет входить в лёгкие.

— Нет! — мне не удаётся скрыть своё отвращение. Впрочем, Юджина это не огорчает.

— Нет так нет, Бабочка, не кипятись. Я оставлю тебя в покое. Срок твоего испытания — три месяца, если ты всё будешь делать правильно. Полгода — если проштрафишься. Советую не обманывать и не лукавить.