Телохранитель

— Ты, может быть, и не поверишь, Фармер, но меня считают стервой.

Фрэнк даже не повернул голову. Несколько подростков на улице подошли к лимузину и беседовали с Генри и Тони. Здесь не о чем было беспокоиться: шла обычная безобидная уличная болтовня. Ребята просто болтались без дела, обменивались беззлобными шутками с двумя мужчинами и таращили глаза на бархатную обивку салона шикарной машины. Их шутки и смех гремели в ухе Фармера, усиленные микрофоном, прикрепленном к рукаву Генри. Тони, казалось, отбросил всякие подозрения, что эти ребята могут представлять опасность.

— Фармер, ты слышишь, что я говорю?

Фрэнк кивнул.

— Прекрасно,— она застегивала "молнию" на спине.— Я не всегда была такой… стервой, я имею в виду. Но знаешь, как бывает? Тебя считают такой и скоро ты именно такой и становишься.

Она повела плечами, словно оправляя платье и в то же время извиняясь за свое поведение.

— Ничего не могу с собой поделать.

Фрэнк многозначительно ухмыльнулся, и эта легкая гримаса, казалось, опровергла все, что она сказала.

— Ах, ты так не думаешь? Ты большой специалист по знаменитостям?

— Встречал некоторых.

— И ты не согласен со мной? Ты не считаешь, что знаменитость становится такой, какой ее хочет видеть публика? Но как раз так и бывает,— заключила она, не желая слушать возражений.

Фрэнк ответил ровным, деловым голосом:

— Ты можешь быть, кем хочешь. Это вопрос дисциплины, конечно, но с этим можно справиться.

Рэчел отодвинула занавеску в кабинке и обратилась к отражению Фрэнка в зеркале:

— Вот почему ты никогда не остаешься надолго у своих клиентов, да? Они для тебя слишком недисциплинированны? Или ты боишься, что привяжешься к ним?

Фрэнка не очень интересовали ее любительские углубления в психоанализ.

— Да, наверное,— ответил он, чтобы не обсуждать эту тему.

— Ты не можешь ответить, откровенно хотя бы раз?— Рэчел со злостью обернулась.— Почему ты не хочешь поговорить со мной? Я не такая уж мерзкая.

— О нет, ты слишком умна для меня. Я не могу состязаться с тобой,— ответил он, продолжая внимательно рассматривать улицу.

Рэчел подошла к нему. Он почувствовал запах ее духов и ощутил гнев, исходящий от нее.

— Посмотри на меня, Фармер!

Нехотя он оторвал глаза от окна и вопросительно взглянул на нее.

— Ты не одобряешь моего поведения?

— Одобрять или не одобрять — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Мешает работать,— произнес он невозмутимо.

— Не любишь давать волю эмоциям, да?— в ее голосе почувствовалась издевка. И в то же время Фармеру показалось, что она хочет привлечь его внимание, даже флиртует с ним.— Никогда не смешиваете работу и развлечения, верно?

— Верно,— кивнул Фрэнк. Если она ожидала, что он раскроется перед ней, то она будет сильно разочарована. Здесь проходит граница: он не собирается уступать, а она не готова сделать шаг вперед. И она, как пружина, растянутая во всю длину, снова вернулась в прежнее положение и превратилась в кинозвезду и хозяйку.

— Подай мне то платье,— приказала она, указывая на первое платье на вешалке, которое попалось ей на глаза.

Фрэнк застыл на мгновение, затем снова стал осматривать улицу.

— Я здесь, чтобы охранять твою жизнь, а не помогать примерять платья,— ответил он спокойно.

— Черт тебя побери!— она схватила платье и резко дернула занавеску.

Фрэнк улыбнулся.

Рэчел редко удавалось провести вечер дома, в спокойной обстановке. Ее ночные часы были бесконечным круговоротом различных обедов, вечеринок, приемов и премьер. Фрэнк, конечно, предпочел бы все изменить, так как каждый раз, когда Рэчел выезжала из дому, она по его мнению, могла оказаться в опасности. Но даже Фрэнк вынужден был согласиться, что неотъемлемая часть жизни популярной актрисы — быть на людях. Она должна находиться не только среди публики, но и в кругу других звезд и знаменитостей, а также на глазах магнатов шоу-бизнеса и прессы. Работа и удовольствие в этом случае были неразделимы.

Ники сообщила Фрэнку, что обед в этот вечер будет только для узкого круга лиц в ресторане "Мортон" — в конце концов это был понедельник. Он не ждал какихлибо проблем. Конечно, у входа может оказаться несколько зевак, которые любят поглазеть на богатых посетителей, но в самом ресторане будет царить спокойная сдержанность, присущая лишь самым богатым и знаменитым. В некоторых ресторанах Лос-Анджелеса, правда, повара или официанты за определенную плату сообщали репортерам и журналистам из отдела светских новостей, когда там должна появиться какая-то знаменитость. Но в "Мортоне" это не допускалось.

— У нас будет неофициальный обед,— сказала ему Ники.— Можно пойти в джинсах. Рэчел сказала: ничего нарядного.

Фармер рассмеялся, когда услышал об этом. "Ничего нарядного, джинсы" одеть в ресторан, где самое дешевое вино стоило семьдесят пять долларов! Тем не менее, он почувствовал облегчение. С Рэчел там ничего не должно случиться.

Фрэнк больше беспокоился о машине. Ресторану "Мортон" принадлежал большой наземный автоматизированный гараж, и когда автомобиль загоняли в бетонированное стойло, в ней никто не должен был находиться. Таким образом, при желании, кто угодно мог проникнуть внутрь гаража и установить на машине "взрывательное устройство", как это принято называть а службе безопасности, поскольку "бомба" — слишком просто.

Генри подогнал машину к дому, Фрэнк уже ждал его. Он открыл багажник "кадиллака", достал длинную легкую алюминиевую трубку и согнул ее приблизительно на треть. На конце трубки было широкое зеркало.

— Иди-ка сюда, Генри,— позвал Фрэнк.— Я хочу, чтобы ты это видел.

— Что это за штуковина?

Фармер подсунул зеркальце на трубке под автомобиль. В зеркале отразилось грязное дно машины.

— Что ты там ищешь? Ржавчину что ли?— спросил Генри с ухмылкой.

— Нет,— Фармер медленно водил зеркалом под "кадиллаком", внимательно изучая каждый сантиметр,— я ищу бомбу.

— Бомбу? Я уже с одной такой повстречался,— сказал Генри, показывая свою забинтованную руку.— Знаешь, Фармер, я, пожалуй, поищу себе какую-нибудь более безопасную работу. Что-нибудь легкое и приятное. Например, бокс.

— Я тебя прекрасно понимаю,— засмеялся Фрэнк.

— А тебя когда-нибудь взрывали?

— Нет,— признался Фармер,— меня пытались зарезать. В меня стреляли, кололи, били, дубасили. Но что-то не помню, чтобы кто-нибудь пытался меня взорвать.

— Тогда ты меня не поймешь,— усмехнулся Генри.— Это ни на что не похоже.