Телохранители тройного назначения

В конце концов, я отсылаю обоих, пока не воспользовалась против них шокером или скальпелем, и остаюсь с Кентой. Он сидит в кресле напротив, наблюдая за мной темными глазами. Позволяя мне делать то, что нужно. Веря, что я достаточно сильна для этого. Когда я протягиваю руку, он подходит, берет её и начинает массировать мне пальцы, пока я вяло рассказываю полиции обо всем, что произошло. Я чувствую себя чуждо и отстраненно словно кто-то другой управляет моим телом, а я просто наблюдаю за этим.

Наконец, меня выписывают из больницы с обезболивающими, местным антибиотиком и диагнозом «две поверхностные рваные раны и симптомы психологического шока». Врачи пытались оставить меня для наблюдений на ночь, что глупо, поскольку они фактически признали, что единственное, что со мной не так, это пара порезов и приступ тревожности. Мне пришлось проявить настойчивость, но в конце концов меня отпустили.

Мы возвращаемся в отель в тишине. Мы с Гленом сидим на заднем сиденье, его рука крепко обхватывает меня за плечи. Кента ведет машину, а Мэтт сидит на переднем пассажирском сиденье, застыв и уставившись на дорогу прямо перед собой. Он не сказал мне ни слова с тех пор, как набросился на меня в хижине. Он даже не взглянул мне в глаза. Он полностью игнорирует меня. Видимо, я недостаточно сегодня настрадалась.

Когда мы входим в фойе отеля, на нас бросают множество странных взглядов. Я не удивлена. Мы все в грязи и крови. Под пиджаком Глена на мне больничный халат. Белая рубашка Мэтта полностью в крови. Он выглядит так, словно кого-то убил.

Мы возвращаемся в номер, и я, как зомби, ковыляю в ванную. Я писаю, мою руки, встаю и рассматриваю себя в зеркале над раковиной. Под резким флуоресцентным освещением мое отражение выглядит суровым. Потрепанным. Мое лицо сплошь в тенях и бликах, словно маска. Я изучаю свое выражение лица в поисках любого проявления жизни, любой искры эмоций, но ничего не нахожу.

Я не знаю, что чувствую, и это меня пугает. Я должна плакать. Или паниковать. Или испытывать облегчение. Или злость. Я должна испытывать хоть какие-нибудь эмоции, но их нет. Только оцепенение и усталость. Настолько сильная, что не могу стоять.

Я медленно опускаюсь на коврик. Мягкий голубой материал оказался пушистым и комфортным, поэтому я осторожно ложусь и закрываю глаза. Такое чувство, что гравитация тянет меня вниз. Я знаю, что мне следует встать и помыться, но не могу.

Не могу.

Не думаю, что сейчас вообще на что-то способна. Я опустошена.

Я только начинаю погружаться в сон, когда слышу стук в дверь.

— Брайар? — говорит Глен со своим низким, раскатистым шотландским акцентом. — С тобой там всё в порядке?

Я открываю рот, но мне слишком тяжело двигаться. Я слышу, как открывается дверь, затем Глен резко втягивает воздух.

— Брайар? — В его голосе звучит ужас. Чувство вины охватывает меня. Он подходит ближе, опускаясь на колени рядом со мной. — Дерьмо, ты что, упала? У тебя закружилась голова? О Боже, детка, нам нужно отвезти тебя обратно в больницу…

— Нет. Я в порядке, — бормочу я.

— Да? — Он убирает прядь волос с моего лица, его взгляд смягчается. — У тебя была очередная паническая атака, любимая?

Я качаю головой.

— Я просто… — Я пытаюсь придумать причину, по которой лежу на полу. — Не могу?

— Не можешь чего?

— Всего. Я действительно устала.

Он издает тихий звук.

— Ладно. Всё в порядке. Тебе не нужно ничего делать. Вот так вот. — Большие руки поднимают меня, подхватывая под мышки, чтобы не коснуться бока. Глен осторожно сажает меня на край ванны, затем принимается снимать больничный халат. Я смотрю, как он обнажает мою окровавленную кожу.

— Прости, — говорю я, когда он достает мочалку из корзины с бесплатными туалетными принадлежностями и подставляет её под кран.

— За что, милая? — Он опускается на колени у моих ног, осторожно берет ступню в руку и начисто вытирает её.

— Что не в состоянии сделать это сама. — Я просто сижу здесь, ощущая себя грустным, голым, бесформенным нечто.

Он поднимает на меня взгляд.

— Это нормально, любимая. Я видел как это происходит со многими парнями после заданий.

Я смотрю, как он трет мочалкой мою икру.

— Мм?

— Ага. Черт возьми, после того, как мы попали в больницу после нашей последней миссии, Кенни не разговаривал где-то неделю. Просто целыми днями сидел в постели, уставившись в стену. Иногда твоему мозгу нужно восстановиться. — Он целует мое колено. — Всё пройдет. Обещаю.

Я киваю.

Глен очищает всё мое тело мягкими, успокаивающими движениями, затем выжимает мочалку и выбрасывает в мусорное ведро.

— Хочешь, чтобы я вымыл твои волосы, милая?

Я думаю и затем киваю. Мои волосы полны пота, грязи и крови. Я позволяю ему опустить меня так, чтобы голова оказалась в раковине. Под струей теплой воды он тщательно промывает мои волосы шампунем. Его грубые пальцы почти невыносимо нежны, пока он вымывает грязь. Мы почти не говорим. Я закрываю глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Одна крошечная ниточка эмоций вспыхивает внутри меня, освещая огромную темную пустоту в моих мыслях.

— Я люблю тебя, — шепчу я. Он вздыхает, наклоняется и очень нежно прижимается своими губами к моим.

— Это чувство взаимно, ласс.

Когда я прихожу в себя настолько, насколько это возможно, Глен вытирает мои волосы и приносит одну из своих рубашек и пару джоггеров. Когда мы входим в гостиную, Кента расставляет на кофейном столике контейнеры с едой навынос.

— Я не голодна, — говорю я ему, дрожа. Я думаю о тарелке с жареным цыпленком и чуть ли не срываюсь на бег обратно в ванную, чтобы вырвать.

Глен сжимает мое плечо и подводит к дивану.

— Просто попробуй. Здесь всего понемногу. Просто возьми то, что тебе приглянется.

Мэтт, который так и не сменил свой запятнанный костюм, врывается к нам и, схватив коробку наугад, направляется к балкону.

— Пойду покараулю, — бормочет он.

— Зачем? — огрызаюсь я, мой голос холоден. — С ним покончено.

Он останавливается в дверном проеме, затем отодвигает стеклянную панель и выходит наружу.

— Хочешь лапшу из черной фасоли? — Кента протягивает мне коробку. — Спринг-роллы?

Я качаю головой, прижимаюсь лицом к шее Глена и вдыхаю его запах.

Кента садится рядом со мной. Возможно, мне это кажется, но он выглядит шокирующе бледным.

— Ты потеряла кровь, милая. И вырвала всем, что было у тебя в желудке. Тебе следует что-нибудь съесть.

— Я всё ещё чувствую тошноту.

— Тогда просто рис. — Он наклоняется, чтобы зачерпнуть немного на тарелку. — Может от него тебе станет лучше.

Глен трется своей шершавой щекой о мою, и я чувствую, как что-то сжимается у меня в горле. Моя губа начинает дрожать. Кента протягивает мне небольшую порцию риса. Я беру тарелку, подношу вилку ко рту… и тут же заливаюсь слезами.