Темная арена

— Ладно… Давай. Але?

Конечно, это был Андрей, рассыпавшийся в благодарностях, что даже на одре тяжкой болезни Юрасик о нем не забыл, не бросил…

— Ты сам-то как?

— Не очень, но лежать не буду… Я к вам завтра приеду.

— Лучше делом займись.

— А я по делу и приеду. Надо же роспись заканчивать. У нас же с вами пятнадцатого числа контракт заканчивается.

— Хорошо. Ленке трубочку дашь?

Побормотав, что Юрасик — «титан» и «гигант», Андрей передал трубку Лене.

— Лен, когда завтра ко мне поедешь…

— Завтра Катя к вам повезет Равшана…

— А зачем мне Катя с твоим золотым дикобразом?

— Катя хотела привезти бумаги на подпись, а курс лечения у Равшана — минимум пять сеансов. Иначе даже хуже может стать.

— А, ну тогда ладно… Дед не сильно скандалил?

— Как вам сказать, чтоб вы поверили?

Юрасик просто увидел, как лукаво прищурились Ленины глаза.

— Понял. Главное, все живы. «Но не все здоровы».

Вечер и ночь прошли для Юрасика так же паршиво, как и день. Нос не дышал, голова болела. Оставалось надеяться, что к выходным он поправится настолько, чтобы снова приняться за дела. Он упускал сейчас главное — самому проследить за тем, как развивается интрига с похищенными фургонами. Не позвонишь же, в самом деле, Крулю и не скажешь: «Знаешь, я тут, сам не знаю у кого, топнул пять тонаров с начинкой. Больше не получилось — я как-то измельчал после этого, а потом еще и загрипповал. Вот мне б теперь разузнать, как себя чувствует хозяин?» Или Андрею поручить, когда он завтра подъедет? Такое, впрочем, можно было удумать только очень больной головой…

Утром Юрасика разбудила Катя, привезшая молчаливого Равшана с иголками, сумку с продуктами и файл с документами. Они еще не уезжали, а Юрасик лежал, утыканный, как подушка для иголок, когда появился Андрей.

Он ввалился в комнату и радостно сообщил:

— Здгасте всеб… У бедя тоже дасборг, Юдий Петгович!

— Пасипа, обгадовал, — не растерялся Юрасик, вызвав приступ смеха у Кати и некое подобие улыбки у по-восточному невозмутимого Равшана. — Вот скажу доктору, чтоб он тебе пару золотых в одно место вогнал, будешь у меня знать!

Равшан с готовностью повернулся к Андрею, оценивающе окидывая его взглядом. Но тот, пользуясь тем, что стоял в двери и изловить его было трудно, сослался на срочную творческую работу и убежал наверх дорасписывать зал.

Потом иголки из Юрасика вынули, Катя накромсала бутербродов им с Андреем на обед и вместе с врачом уехала в Москву. В доме стало тихо. Юрасик подремывал, прислушиваясь к тому, что делает Андрей, но из зала никакие звуки не доносились.

К середине дня проголодавшийся и не любивший есть в одиночестве Юрасик встал и натянул треники. На неверных ногах, с протестующей против движения поясницей и слегка дрейфующей на зюйд-зюйд-вест головой, он пошел посмотреть, что делает бывший мальчик-с-пальчик, и пригласить на бутерброды с ветчиной.

Художник не халтурил, нет. Надев что-то похожее на просвинцованный передник врача-рентгенолога, он ловко разрисовывал стены по контурам, которые уже видел Юрасик. Зал уже более чем наполовину был покрыт картиной, изображающей великосветский бал. Андрей поправлял личики у девушек в невесомых платьишках и ордена на мундирах важных старцев, как бы пришедших на праздник к Юрасику. Андрей, не прекращая ловко работать кисточкой, оглянулся в сторону остановившегося в дверях Юрасика.

— Вам не вдедно встабать, Югпетгович?

Юрасик хмыкнул.

— Нос выболтай, «дудожник».

— Вы на бедя еще сегдитесь?

— Пока болею, сержусь. Кончай мулевать, пойдем пожуем, а то мне одному скучно.

Видя, что отходчивый Юрасик уже не сердится, Андрей быстро положил инструмент, снял фартук и пошел за ним следом.

— Андрюх, не в службу, а в дружбу, чайник там поставь, а то меня еще водит.

— Конечно, конечно.

В комнате рядом с той, где когда-то хранилось фокусниково имущество, уже оборудовали вполне приличную кухню, с газовой плитой, обеденным столом и мойкой.

— Там в холодильнике Катя чего-то оставила. Ты не стесняйся.

Они жевали бутерброды, и под чаек Юрасик наконец спросил:

— А как там… с тобой вышло-то? Поведай.

Андрей зябко повел плечами:

— Если б вы могли прочувствовать то, что я пережил за эти сутки в образе… — Он повертел головой, не найдя слов.

— Ну, я это тоже прочувствовал, да и сутки-то ты «в образе» не пробыл. Я сразу Ленку за тобой отправил.

— Да? Но вы представляете, Юрьпетрович, в этом… облике время воспринимается по-другому. Я уже начал думать, что вы про меня забыли, и я просидел там как минимум три дня. Хотя по режиму освещенности это было объективно не так… Вы знаете, что у вас в кабинете мыши водятся?

— Ну да?

— Ага. Такие огромные…

Юрасик прыснул, закашлялся и запил смех чаем.

— А что Лена сказала, когда тебя увидела?

— Да что тут скажешь… Минут пять, наверное, в себя приходила. Потом так хохотать начала, что Катя стала в дверь стучать.

— А Ленка?

— Посадила меня в сумочку, и мы поехали к Георггеоргичу…

— …Лечиться.

— Ага!

— А дед чего?

— Да просто в восторг пришел от результатов, что-то сразу записывать в блокнот бросился, пометки для новой программы делать… Но потом ничего… Нашел что-то среди оборудования, все сделал как положено, чистенько… Мастер!..

— Всех мы с тобой позабавили… Вопрос, как на нашу акцию клиент откликнется. Вот я тут лежу распластанный и ничего узнать не могу.

— А вы телевизор не смотрели? Там в столичных новостях упоминали…

— Ну да?!

— Угу.

— И чего говорят?

— Что у милиции нет версий исчезновения фургонов, кроме конкурентной борьбы.

— Это не страшно.

— А вы собираетесь… возвращать эти?

— Вернем, почему нет? Только пусть придут и попросят.

Дальнейшие расспросы прекратил многозначительный взгляд Юрасика. Андрей решил сменить тему и спросил:

— Юрьпетрович, нравится вам роспись зала?

— Нравится, — честно признался Юрасик. — Даже не хочется мебель ставить. Людики твои — как живые.

— А особой мебели и не надо. Поставим пять-шесть банкеток, посередине — фуршетный стол. Молодые гости плясать будут, пожилые посидят… Очень оригинально. Уверяю вас, такого в Москве ни у кого нет.

Тут на столе рядом с пустыми тарелками заверещал мобильник Юрасика. Он откашлялся, чтобы звучать посолиднее:

— Краснов слушает.

— Юрьпетрович, это Лена…

Кажется, это была Лена-сестра.

— Я никак не могу с вами поговорить. Ваш секретарь все время говорит, что вас нет…

(Юрасик не велел никому рассказывать, что он захворал — нет его, и все, оставьте сообщение.)

— …а Валера с ребятами закончили работу и хотят, чтобы вы ее приняли, ну и соответственно…

Голос у Лены-кузины был недовольный и раздраженный, скорее всего, она дозванивалась до него весь день, а верная Катя стояла, как редут на Бородинском поле.

— Да, ты извини, Лен, но я второй день типа с температурой валяюсь, весь в горчичниках и аспирине «упса». Так что извини, не смогу пока выехать на рабочее место.