Темная полоса

– Нет, – ответила я тихо, а потом громко и уверенно сказала и ему, и себе: – Нет, нет, нет.

Женя пожал плечами:

– Тогда я буду ходить за тобой. Днем и ночью.

– А знаешь, я переживу. Делай что хочешь.

Шельдешов остановил машину возле Центра. Не прощаясь, не передавая приветов супруге, я вышла из «форда».

Часть третья

Глава 1

На ступеньках меня догнал Дольче.

– Ну что?

– А что?

– Зачем он бегал за тобой?

– Он меня любит.

Дольче, видно, не нашелся, что сказать на это. Мы поднялись в офис, прошли в кабинет Сони и достали из ее шкафа-купе бутылку виски. Когда Соня появилась на пороге, мы вслух читали журнал Maxim и смеялись до икоты. Наше веселье было реакцией на отчаяние, охватившее нас после разведки боем.

Основной причиной было то, что мы снова попали в тупик с нашим бестолковым и суетливым расследованием. А это, в свою очередь, означало бесконечное продолжение нашего темного периода. И лично мне тоски добавляла встреча с глупым художником, которого я почти сумела забыть. Зачем мне это?

– Идиоты, – сказала Соня, доставая из своего шкафа стаканчик и для себя.

Мы попытались объяснить ей суть происходящего.

– Сонька, – серьезно сказал Дольче. – Мы прокляты. Писец нам, писец!

Я хлопнула в ладоши и выкрикнула: «Опа!» Думаю, она поняла.

Спустя еще некоторое время я пошла в свой кабинет, где, свернувшись калачиком на диванчике, забылась сладким сном. Проснулась около девяти часов вечера, вполне отдохнувшей и в прекрасном настроении. Наверное, эта бутылка виски была как-то заговорена на хорошее настроение. Хотелось только есть.

Пройдясь по Центру, я обнаружила, что Соня в своем кабинете тоже уснула, а Дольче курит в фитнес-зале. Мне было понятно, какая мысль гложет его. Я подошла к другу, обняла его, похлопав по мускулистой спине, и отправилась домой, к Варьке.

Дочь моя встретила меня на удивление ласково. У подростков так бывает – то злятся, то ластятся. Она была в отличном настроении и любила весь мир, видимо, потому, что сегодня любила саму себя. В школе она заработала три пятерки – по русскому, по истории и – барабанная дробь! – по физике. Ее захвалила руководительница изостудии в Доме детского творчества, называя по крайней мере гением. Варька тонко чувствует цвет, у нее верная рука, ей надо только приложить немножечко усилий – и она добьется та-аких высот! Еще Варька самостоятельно соорудила пиццу из купленного в гастрономе слоеного теста, всяких колбас, сыра, майонеза, кетчупа и специй.

– Моя умница, – нахваливала я дочь, поглощая кусок за куском ее кулинарный шедевр.

– Я сейчас принесу рисунки! – радостно вскричала Барби. – Только вымой руки, а чай я накрою в гостиной. Иди сюда!

Последний кусок пиццы пришлось доедать на бегу. Правда, рисунки не показались такими уж шедевральными. Но я – не специалист. На мой вкус, все-таки и кривовато, и блекло, и невыразительно рисовала моя доченька.

– Ну, есть над чем работать, – сказала я. И добавила, ради сияния Варькиных глаз: – Ты можешь добиться всего, чего хочешь.

– Да, я хочу попасть на выставку лучших работ нашей студии. Она будет в феврале, в галерее Шельдешова.

– Ага… – Опять эта фамилия! – Конечно, будет здорово!

Глава 2

Весь следующий день я думала только о работе, отчего и настроение было рабочим. Немножко мешали всплывающие картинки утреннего сна, когда перед самым звонком будильника мне привиделся Женька – смеющийся и щурящийся от солнца. Он мне рассказывал что-то, а за его спиной плескалось море… Гнать эти мысли, гнать нещадно!

День тоже прошел спокойно, да и вообще казалось, будто все начинает возвращаться в прежнее русло. Ремонт в холле Центра завершался, кредит мы получили, преследования таинственного человека больше меня не пугали. Вечером я поужинала с Варькой, и, хоть она снова была смурая, я радовалась покою и миру.

Примерно в таком же ритме и настроении прошло еще несколько дней, и от этого в душе рождалась слабая, но очень желанная надежда, что все неприятности и беды, отмеренные нам высшими силами на этот темный период, мы уже пережили.

Ложкой дегтя в те дни были только визиты моего лучшего друга. Каждый день Дольче в настроении мрачнее мрачного являлся в Центр и начинал говорить, что надо искать убийцу Борянки, что надо что-то делать, куда-нибудь ездить и вообще жизнь не продолжается. «Темный период», – твердил он как заведенный. Не только я, но и Соня пыталась объяснить ему, что не надо будить спящих собак и гневить Бога за тишь и гладь, наступившие в нашей жизни.

– Вы просто предатели! – психанул он сегодня утром. Бросил сигарету с балкона, где мы наслаждались сентябрьским теплом и красками города, и ушел к себе.

И тут мне позвонила Варька:

– Мама, ты когда домой придешь?

– Не знаю, тут у нас еще рабочие.

– Тогда я приеду.

– Хорошо, дорогая… Что-то деточка моя хочет, – сказала я Соньке.

Улыбнувшись мне в ответ, она оставила меня одну.

Появление Варвары Александровны сопровождалось некоторой помпой. Сначала я услышала дикий бум-бум за окном. Было понятно, что подъехал какой-то гусар, который думает, что на бум-бум принцессы слетаются, как на пряники. Так как я проветривалась в это время на балконе, то с удивлением обнаружила, что из гусарской машины выскочила именно моя персональная принцесса.

Она вошла ко мне буквально через две минуты. К счастью, бум-бум стих, так как гусар укатил.

Варька аккуратно поставила свою папочку для рисунков на пол, уселась на диванчик и стала разглядывать меня недобрым взглядом.

– Ты чего это уставилась, Барби? – спросила я настороженно, хоть и ласково.

– Смотрю на лгунью.

– Что?

– Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Деточка, я многое могу тебе поведать, но ты ж намекни…

И Варька намекнула. Из-за прямолинейности ее дурного – скажем честно – характера намек был не просто прозрачным. Не вдаваясь в метафоры, ляля заявила, что никогда не предполагала, что ее родная мать способна попытаться увести у женщины мужа, да еще и переехать несчастную на машине. И вот расплата: Варька мне никогда не простит, что я пыталась растоптать и уничтожить святого человека, которая открыла для нее радость творчества.

– Боже, – начала догадываться я. – Как ее зовут?

– Инна Ивановна Шельдешова! – выдала торжествующе Варя.

Я села за свой стол, потому что ноги перестали меня держать. Как же я прошляпила все это? Куда я смотрела? И что мне теперь делать?

– Варя, несправедливо делать выводы, выслушав только одну точку зрения. Может, ты послушаешь и меня?

– Мама, а что ты можешь сказать? Есть факты!

Я заметила, что у Варьки задрожали губки. Она переживает, пересказывая мне чужие обвинения. Она стыдится моего поступка, потому что любит меня. Она одумается. Надо только как-то оградить ее от Инкиного влияния. Да и кто ей позволил лезть в воспитание моего ребенка?