Тёмное сердце ректора Гордеева

И только когда я осмелела и спустилась вдоль его щеки к губам – таким же восхитительно-красивым, как и всегда, я вдруг поняла, какую ошибку только что совершила. Ведь если он чувствует правду, то догадается, что я лгу! Прямо сейчас догадается, пока я тут распинаюсь и играю влюбленную по уши!

Я замерла, словно мышь перед удавом, готовясь к худшему и боясь отвести взгляд от его глаз… которые уже снова начали менять цвет, темнея с каждой секундой!

Черт, это не может быть хорошо! Глаза не темнеют, если человек доволен… Хотя откуда мне знать, из-за чего они темнеют у Василиска?!

С секунду он смотрел на меня, не моргая – точь в точь как удав! Потом медленно-медленно его рот растянулся в ухмылке – хищной и плотоядной, обнажающей до странности острые клыки.

– Наконец-то я слышу от тебя правду, Никитина. А раз так… можешь прекратить закрываться. Обещаю, что не сделаю ничего, что тебе бы не понравилось…

Я задохнулась от возмущения – какую еще «правду»! Да я вру на голубом глазу! Тоже мне – эманации он чувствует! А может это он мне врет?! Мало ли каким образом можно создать этот эффект в глазах и узоры на коже?

К счастью, он заткнул мне рот раньше, чем я успела всё испортить и наговорить от возмущения глупостей. Просто-напросто нырнул головой вниз и припечатал меня к подушке поцелуем –уверенным, властным и вместе с тем дурманяще медленным, скользящим… почти ленивым, словно я уже была его собственностью, с которой он имеет право творить, что хочет и в каком хочет темпе.

Без церемоний раздвинул мне губы языком, проникая внутрь и хозяйничая там, переплетая с моим… Потом поднял руку и снова овладел моей грудью, раскатывая пальцами сосок, заставляя меня судорожно дергаться от странного, почти болезненного удовольствия…

Как я и боялась – получил признание и теперь считает, что имеет полное право меня оприходовать! Ну почему у мужчин всегда так?! Разве нельзя признаться в любви и не быть тут же злостно оттраханной?!

Не то, чтобы мое тело как-то особо возмущалось и противилось такой перспективе.

Поцелуй плавил меня, растворял и убеждал забыть о гордости, о страхе… о последствиях.

Очень убедительно… убеждал.

Не трусь, Никитина, говорил этот поцелуй. Доверься и расслабься – как и полагается милой, послушной девочке, созданной для того, чтобы быть обласканной… и расставлять ножки… вот так… умница…

Я распахнула глаза, вдруг поняв, что убеждает меня вовсе не поцелуй, а нечто совсем другое – нечто, вторгающееся в мой мозг и нагло пытающееся завладеть им!

А еще рука, настойчиво раздвигающая мои ноги в стороны…

Со стороны входа негромко кашлянули, и я ойкнула, отталкивая уже навалившего на меня мужчину и подтягивая к себе подушку, которую Гордеев успел с меня стащить.

– Чего тебе, Грег? – глаза ректора сверкнули красным, он резко повернул ко входу голову, явно готовый прибить непрошенного посетителя.

Недавно виденный мной мужчина с кожей змеи – тот самый, из больницы! – склонился в услужливом и довольно глубоком поклоне.

– Смею заметить, хозяин, что у вас не очень-то есть время на развлечения… – произнес он, явно стараясь не смотреть в нашу сторону. – Если, конечно, вы не нашли клеймо. Подготовка Видящей займёт много времени. А ведь еще необходимо разобраться со свидетелями вашей… встречи.

Глава 8

– Немедленно, прямо сейчас, расскажите мне всё, что я должна знать о вас и обо мне, – потребовала я, как только странный «Грег» покинул помещение, еще раз почтительно поклонившись и рассыпаясь в извинениях.

Не знаю, что придало мне смелости – стыд за то, как быстро я расплавилась от одного умелого поцелуя или страх из-за последней фразы охранника. Что значит – «разобраться со свидетелями встречи»? Они что, собираются убить всех, кто видел, как я поцеловала ректора?

Как бы то ни было, мне вдруг стало совершенно необходимо узнать хоть что-нибудь, хоть как-то сбалансировать сегодняшний день какими-нибудь… сведениями, знаниями… Чем угодно, что можно упорядочить и разложить по полочкам.

И вообще, немного нормальности сейчас в принципе не помешало бы. Нормальной такой, человеческой нормальности, где я – простая студентка, а ректор – какой-никакой преподаватель. А не похотливый Змей-Горыныч, без всякого зазрения совести пытающийся меня трахнуть.

Гордеев выгнул бровь, наливая себе в бокал коньяка из толстой бутыли.

– «Прямо сейчас»?

– Прямо сейчас! – бесцеремонно заявила я, плюхаясь в единственное свободное кресло.

Он подошел, оценивающе меня разглядывая, я же старалась не спускать взгляд на его ширинку, внезапно оказавшуюся прямо перед моим носом.

– Хочешь основательный и долгий рассказ?

– Хочу, – я кивнула, краснея.

Его лицо, смотри на его лицо!

– Тогда брысь отсюда! – рявкнул он неожиданно сердитым тоном, словно вымещал на мне злость за то, что не получилось довести дело до конца.

Меня сдуло. Хорошо, хоть успела натянуть обратно джинсы, а то бы сверкнула перед ним голой задницей.

Забравшись снова на кровать и обняв подушку, я слушала и старалась не мешать – хоть в голове порой вскипало так, что в пору было пощады просить.

– Неужели ты думала, что этот мир населяют только люди, Никитина? – усмехался он, с удовольствием прикладываясь к бокалу. – Какая удивительная наивность… Впрочем, все люди наивны – в этом ваша изюминка. Сколько уже тысячелетий на Земле существует разумная жизнь? Пятьдесят? Сто? А вы всё думаете, что одни на белом свете…

– Вы бы лучше рассказывали, чем пугать… – пробурчала я, с завистью поглядывая на его бокал. Уж если и был когда-нибудь повод выпить, так это сейчас.

Словно угадав мои мысли, ректор встал и снял с подноса второй бокал, наливая и мне из пузатой бутылки.

– Надеюсь, ты совершеннолетняя? – мрачно пошутил, протягивая мне выпивку.

– Только сейчас надеетесь? – парировала я, в первый раз с момента нашего первого поцелуя чувствуя себя на высоте.

Хмыкнув, он снова опустился в кресло.

– На третьем курсе вроде недорослей уже нет…

Обещанный мне долгий рассказ на самом деле длился минут пять – галопом по Европам мне была изложена краткая история существования всех (или большинства) разумных существ на земле, умеющих искусно скрываться благодаря зельям, ядам, иллюзиям и самой откровенной магии, расширяющей пространство.

Существ оказалось до жути много – оборотни, вампиры, демоны, наги, которые так же как и василиски, не любили присвоенное им имя и называли себя «аспидами»…