Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Видит баранья башка, не просто так пожаловал…
Кроме обоснованной злости, появившейся после покушения, у Иосифа Григорьевича вдруг прорвалось раздражение на замдиректора «ВХК», постоянно досаждавшего его своими просьбами. Видимо, Першин думал, что ежемесячный платёж не отрабатывается на сто процентов, КПД слишком низок, и, появляясь с очередным пакетом заданий, всегда боялся что-либо упустить, считая, что полковник не смеет забыть про него хотя бы на один час. Он был из тех людей, для которых дверь просьб, однажды открывшись, уже не в силах закрыться, так как,
Быстро забыл Першин, как ходил перед Кондауровым на полусогнутых, боясь потревожить хотя бы взглядом.
— Может, я не вовремя, — осторожно спросил замдиректора, всё еще улыбаясь.
— Не вовремя шут собрался прокрасться к чужой жене — бубенцы на колпаке только рассмешили разбуженного мужа.
— Давно не появлялся… то есть… пришёл просить об одолжении, — проговорил Першин, кисло улыбнувшись.
— Одолжила сорока у орла клюв, а вернуть забыла.
— Иосиф Григорьевич, я ведь не просто так хожу… то есть… у нас с вами договор, — пробормотал Першин с последней своей улыбкой.
— Вспомнил про ишачий договор, — зло процедил Иосиф Григорьевич. — Договор заключают равноправные стороны…
Выждав многозначительную паузу, добавил:
— Не веришь, спроси у адвоката. Ну, сбегай к нему, проконсультируйся, ты ведь тоже доёбываешь его своими ишачьими просьбами.
С белым, точно обсыпанным мелом, лицом, Першин аккуратно поднялся со стула, и попятился к выходу.
Когда за ним закрылась дверь, Иосиф Григорьевич вернулся к размышлениям, прерванным нежданным визитом.
Трегубов, судя по всему, непричастен к покушению, иначе Еремеев упомянул бы его в своём «репортаже с иголкой в ухе». Да и не было смысла его привлекать — зачем лишние свидетели? По прежним делам его не взять — уже отмазался. Остаётся следить за ним и ждать, когда он где-нибудь проколется.
Пока ничего интересного. Что там доложили оперативники? На дне рождения Разгона Трегубов целовался на улице с девицей, пришедшей с мужем, неким Глебом. Ну, ГУВД — не полиция нравов, пусть целуется, хоть с этой клавой, хоть с её мужем.
Что ещё… Стоял, курил на улице, жалко, не травку, а то бы сразу задержали. Разговаривали, проходивший мимо оперативник слышал обрывки фраз: «выполнение заказа, Фима, поставим на мёртвый якорь, пять-шесть штук».
Стоп машина! Да это же Ефим Бухман! О чём Галеев думает?!
Связавшись с Рашидом, Иосиф Григорьевич указал ему на слабые места в работе. Тот удивился: ничего не слышал про Бухмана. Иосиф Григорьевич извинился, да, действительно этим делом занимается прокуратура, а убийц уже поймали — одного взяли УБОПовцы, второго — ребята из уголовного розыска. Не все ещё успели обменяться информацией. Уваров оказался из всех самый осведомлённый.
Положив трубку, Иосиф Григорьевич вспомнил, о чём он так и не поговорил с Еремеевым. Тот самый двойник, выскочивший из машины адвоката, Андрей Разгон, друг, подельник, и бог весть кто ещё Трегубову, бывший работник морга, аферист, человек с тысячью имён, соблазнитель следовательских жён, сын влиятельных родителей, и жених Кати Третьяковой в
придачу. Вот за кого надо было помытарить Еремеева, как говорили в старину, надыбать правду.Пройдясь по кабинету, Иосиф Григорьевич остановился возле зеркала и лукаво подмигнул самому себе. Не хватало ещё, чтобы в один не совсем удачный день его, старого седого полковника, замела милиция, перепутав с этим прохвостом.
«Ну, что, больше покушений не предвидится?» — поинтересовался он у своего отражения.
Посмотрев на часы, Иосиф Григорьевич собрал портфель и вышел из кабинета. Перед отъездом за город нужно было сделать одно важное дело.
Глава 74
Она с любовью посмотрела на детей, побежавших наперегонки к подъезду.
— Скажи, папа не покинул нас навсегда? — обернувшись, спросила дочь. — Он ведь смотрит на нас оттуда?
И подняла кверху розовый пальчик.
На секунду в глазах помутнело. Справившись с волнением, Арина ответила «да, конечно», и открыла дверь. Кирилл первым побежал по лестнице, Таня бросилась его догонять.
Проводив детей до квартиры, заперев дверь на ключ, Арина вернулась на улицу. Смахнула слезу, немного постояла. Сжав и разжав кулаки, пошла вдоль палисадника.
«Витенька, родной, где же ты? Приходи скорей, видишь, дети соскучились, Кирюша спрашивает, ещё не понимает, маленький. Полгода прошло, а сколько их впереди, много раз по полгода, и все без тебя».
Она вышла через арку на улицу Гагарина. Пройдя по тротуару мимо вязов, погрузившихся в зимнюю спячку, направилась к «Волге» с милицейскими номерами. Открыв переднюю дверь, опустилась на сиденье.
— Добрый день, Иосиф Григорьевич.
— Добрый. Для меня он действительно добрый, сегодня я могу вам похвастаться первым результатом.
С этими словами он протянул ей увесистый конверт.
— Здесь пятьдесят тысяч долларов.
Она растерялась.
— Что вы… Я думала, вы просто так сказали. И, как это, на улице, без протокола…
— Берите, это ваши деньги, первый транш.
Она не решалась взять. Тогда он положил конверт ей на колени и отвернулся. Они молчали, не решаясь что-либо сказать друг другу. Слова, приготовленные им для этой встречи, показались вдруг смешными и нелепыми, он их забыл, как забывают о зиме июльской ночью. Молчание рядом с этой женщиной казалось ему важнее самого задушевного разговора.
Помолчав, Иосиф Григорьевич заговорил, и своими словами выразил волнение, пережитое им за последние дни.
— Объясню, зачем я это делаю. Виктор — один из самых порядочных людей, которых я знал.
Немного помедлив, добавил:
— У меня будет к вам просьба.
Она кивнула.
— … а точнее, совет: никому ни слова, — никогда, ни при каких обстоятельствах. Полгода, как пропали деньги, а вокруг них продолжает литься кровь. Уверен, это не конец. Не обнаруживайте перед людьми вашего благополучия. Распродайте автопарк, купите скромную машинку. Не хвалитесь крупными покупками, оформляйте их на подставных лиц. Пусть все видят, что вы живёте скромно.