Темные тропы

– В свете того, что мы узнали про действие биотина… – он закашлялся, потом продолжил, – про изменения в организмах тех, кто его принимал… Можно предположить, что мы видели новый вид людей. Тех, кто придет нам на смену, когда Сектор победит. И, похоже, даже видели, как он победит… Побывавшие здесь и принимавшие биотин – все они будут размножаться. И наш Маугли покажется нам совершенно обычным ребенком по сравнению с тем, что будет потом.

– Но Марина не изменилась. Значит, это будет скоро. Сколько ты сказал, полгода? А эти твари были уже вполне взрослые.

Прянин вздохнул и машинально поправил несуществующие очки:

– Нельзя же все воспринимать буквально. В конце концов, то, что «темпоралка» может показать будущее, лишь одна из теорий. Может быть, Сектор извлек страхи и образы из наших подсознаний, смешал и выдал групповую галлюцинацию? Например, ты, Данила, мог бояться беременности Марины – неосознанно. А я, признаться, опасаюсь мутаций, которые может вызвать биотин. Ну а внешность тварей, вероятно, плод воображения Маугли или даже нашего спящего друга.

Думать так, конечно, было легче, чем предполагать то, что им показали реальное будущее планеты. Но Данила не мог отделаться от ощущения: таймер включен. Максимум, отпущенный человечеству, – полгода.

И почему-то (комплексы, бро, дядюшка Фрейд давно все по этому поводу сказал) казалось: Астрахан-старший сыграет в этом не последнюю роль.

– Пойдем, – Данила ухватился за ручку волокуши, – нам нужно в Глубь. Нам очень сильно нужно в Глубь.

Глава 8

Наступали сумерки. Данила потом пытался вспомнить детали, но после «темпоралки» все смешалось: темный лес сменялся, кажется, полями и заброшенными деревнями, твари Сектора шуршали в зарослях, Маугли клевал носом, Картограф дрых, Прянин чуть не утопил фонарик в болоте…

Когда ощущения стали привычными, Данила уже стоял на краю болота, и перед ним виднелся смутно знакомый частокол – абсолютно реальный.

Безопасное место – впереди. Покинутая деревня… Нет, не деревня. Лагерь.

Воспоминание пришло внезапно и обожгло плетью: конечно же лагерь. Поселение Фиделя, Федора Кострова, последнего романтика Сектора. Три года назад отсюда через Тверь (лагерь не так далеко от города, в болотах) переправляли за Барьер дармовой биотин, пытались помочь больным. Дочь Фиделя, Влада, сначала с Данилой сражалась, а потом с ним же воевала против МАС и генерала Ротмистрова. В тот год Астрахан познакомился с Моментом и навсегда, причем очень круто, изменил свою жизнь: убил Ротмистрова, вину свалили на погибшего Фиделя, Данила ушел из МАС в вольные охотники.

А Влада сперва вернулась в Сектор, оставив Даниле своего пса, риджбека Зулуса (как там Зулуска, интересно, в кинологическом лагере на передержке?), а потом прислала письмо аж из Австралии.

Влада убежала от Сектора так далеко, как только смогла. И хорошо, что не знает, чему послужило благородство ее покойного отца, не знает про изменения у принимавших биотин.

– Нам нужен привал, – Данила оглядел своих спутников, – пойдем. В деревне сейчас никого нет, а крыша над головой – найдется.

* * *

Убежище организовали в центральном доме, где когда-то жил Фидель. За пару лет строения не успели прийти в негодность, лишь кое-где на настилах между домами поселилась трава, да ветер нанес хвойные иголки.

Поселок напоминал свежий труп: следов распада нет, но если присмотреться… Если присмотреться, то видны следы потеков на стенах, матрасы отсырели и пахнут прелью, пол скрипит, и возле печки вырос мох.

Картографа уложили на панцирной кровати, он слабо кивнул и впал в некое подобие кататонического ступора. На стреме стояли сначала Данила, затем – Доцент и, наконец, Маугли.

На рассвете усталый и злой Данила отправился осматривать лагерь. Маугли обосновался в «гнезде» дозорной вышки, а Прянин остался с больным или, скорее, с пострадавшим.

Остановившись напротив опустевшего вольера, Данила вспомнил об Эльзе. Как она там дома, сучка очупакабренная? Отродье ее он вышвырнул, собаку сдал в приют, как и Зулуса…

Стоп! Это Момент вышвыривал щенков! Но откуда ощущение, что он сам, этими вот руками?.. Даже не ощущение – память. Данила закрыл глаза и вспомнил, как затолкал скулящих выродков – лысых, пятнистых, как чупакабры, – в мешок и выбросил на помойку. Вспомнил себя – угрюмого, с колючим взглядом. Ёлы! Он видел себя со стороны! Шизофрения? Действие лекарств или искажения, куда его засунули вместе с Моментом?

Из хижины донесся судорожный вздох Прянина. Данила еще раз помотал головой, силясь избавиться от назойливых воспоминаний, достал последнюю сигарету, размял ее. Косячок бы! Черт! Пару секунд назад он хотел порыться в воспоминаниях, может, что интересное там завалялось, сейчас же с удовольствием захлопнул бы дверь в прошлое, если бы она была. Астрахан чувствовал, что меняется, эти изменения неотвратимы, и если копнуть глубже… Что будет, неизвестно. Вдруг он перестанет существовать, вдруг от него нынешнего ничего не останется? Вдруг поселившийся в разуме Момент полностью вытеснит прежнего хозяина? В конце концов, Момент был… ну да, умнее его. Образованнее, с более широкими взглядами. Но при том – раздолбай недисциплинированный. Астрахан сильнее, собраннее, более волевой…

Он сжал виски. Желание забить косячок сделалось назойливым. Чертова напасть! Мучиться от чужой зависимости – что может быть нелепей?!

Вдалеке что-то застрекотало. Стреляют? Данила схватился за автомат, зашагал к обзорному окошку. Последние сутки его не отпускало предчувствие скорой беды. Понятное дело – столько всего случилось за неделю: провал за провалом, жизнь понеслась поездом под откос, смерть друга, предательство отца, день рождения сестры был вчера, она волнуется…

Вот, опять! Нет у него никакой сестры! И тревога эта – не от нервов и неприятностей, она внутри, как фантомная боль удаленного зуба, как шелест далекой трассы.

По идее, Мародер не должен их так быстро найти. Да и вообще не должен – пути Картографа неисповедимы. Так что для тревоги нет причин. Скорее бы бородач очнулся – уж он-то знает, что творится с мозгами, почему хочется странного и откуда чужие воспоминания. Пока нужно оставить все как есть и не углубляться. Хотя хрен что добьешься от Картографа этого шизанутого! Мозг вынесет, а толку – ноль, стрекотать может сутками напролет. Если это последствия наркотиков, нужно подождать, иначе – двинуть ему в морду… Вот странное желание!

Из хижины донеслись голоса. Данила зашагал по настилу, скрипнул петлями дверей.

Картограф наконец очнулся, сел, опершись на подушку. Прянин нависал над ним с кружкой воды и говорил:

– Выпейте, уважаемый, полегчает.

Картограф тер воспаленные глаза и щурился на солнце, пробившееся в приоткрытые ставни.

– Голова раскалывается, глаза… Да как ей не болеть, я ж без дозы! Есть у кого-нибудь обезболивающее? Глупый вопрос, откуда ему у вас взяться после того, что мы вместе пережили…