Темные удовольствия

Я сделал глоток воды и поморщился от боли в щеке. Проклятый порез медленно заживал, стянутый в аккуратную линию благодаря усилиям знаменитого хирурга, которого мой отец нашел в Нью-Йорке. Однако шрам все равно останется. Разница в тоне кожи, определенный блеск при правильном освещении – с этим ничего нельзя было поделать, кроме еще более болезненных и бесплодных операций. Я отказался. Что было, то было.

Хуже всего то, что отец запретил врачам давать мне обезболивающее. Якобы потому, что я боролся с зависимостью, но на самом деле это было наказание. Сорен, вероятно, наслаждался мыслью о том, что я пройду через мучительное выздоровление без малейшего намека на помощь, чтобы справиться с дискомфортом.

Теперь я действительно был сломленным, как любила повторять Колетт. С таким же успехом моя внешность могла отражать мою сущность. Почему бы и нет?

Тихий стук в дверь вывел меня из задумчивости.

— Эй? Ты одет? – Тренер Эрик просунул голову в дверь.

— Да, тренер.

— Что ж, это приятная перемена. – Новый тренер «Геллионов Хэйд-Харбора», университетской хоккейной команды, удостоенной наград, улыбнулся мне. Он также был моим тренером в старшей школе.

Эрик вошел и поставил на стол пакет.

— Виноград и спортивные напитки, – сказал он, указывая на него.

Я смотрел, как мужчина распаковывает угощения.

— Спасибо, что пришли.

— Не за что. После всех лет, что мы тренировались вместе, я не мог не побеспокоиться о своем лучшем защитнике.

Тренер Эрик придвинул табурет и сел рядом со мной.

Было что-то в его взгляде, что вызвало во мне тревогу.

— Хотя я не могу сказать, что это чисто светский визит, – сказал он.

Дерьмо.

— Я говорил с твоим отцом, Беккет. Теперь я хочу услышать это от тебя. Это правда?

Это был мой худший кошмар, ставший реальностью. Он знал. Тренер был здесь, чтобы выгнать меня из команды еще до того, как я попал в нее. Я никогда не стану Геллионом УХХ.

Я сглотнул, слова застряли у меня в горле.

Эрик заметил выражение моего лица. Он всегда умел читать своих игроков. Он знал меня лучше, чем мой отец.

— Тебе ничего не грозит, сынок. Я беспокоюсь о тебе.

— Я ничего не принимал уже несколько недель, – честно признался я ему.

Плечи Эрика слегка опустились, выдавая его разочарование от моего подтверждения наркозависимости. К такому взгляду я привык. Я был разочарованием для всех, кто когда-либо заботился обо мне.

— Ты же знаешь, что не можешь быть в «Геллионах» даже с намеком на употребление наркотиков. Твой отец сказал мне, что будет еженедельно тестировать тебя. Он готов делиться со мной результатами. Это единственный способ, которым я могу включить тебя в команду. Мне нужно знать, что ты чист.

— Да, сэр.

Что еще я мог сказать?

Эрик долго смотрел на меня, оценивая парня, которого знал с раннего детства. Мне было интересно, что он видел. Если во мне и было что-то хорошее, то это мог разглядеть только он. Эрик протянул руку и мягко сжал мое плечо.

— Держись, Беккет. Со временем все наладится.

Он встал и грустно улыбнулся мне.

— Увидимся в УХХ. Будь готов к тому, что придется вкалывать. В этом году мы настроены на победу.

— Да, тренер.

Он оставил меня наедине с осознанием того, что мои мечты висят на волоске.

Во всем была виновата она.

Ева.

Мало того, что она выдала мои секреты моему гребаному отцу, так еще и по ее вине я оказался в аптеке и, защищая ее, заработал рану на лице. Во всем лишь её чертова вина, а она даже не удосужилась навестить меня. Даже после того, что произошло между нами. Она бросила меня гнить здесь. Это удивительно бессердечно с ее стороны.

Значит, она и вправду ненавидела меня, как всегда говорила. По крайней мере, это было честно. Ева не притворялась, что заботится обо мне, в отличие от всех других в моей жизни. Она могла присоединиться к списку людей, которым было наплевать, жив я или мертв, вместе с остальными членами моей семьи.

Сердце больно сжалось в ноющей груди.

Каждое мое взаимодействие с Евой Мартино оставляло шрам. С момента нашей первой встречи она видела те части меня, которыми я никогда не соглашался делиться. Я покончил с ней. Она хотела игнорировать меня? Прекрасно. Даже лучше, чем прекрасно.

Ева Мартино больше не существовала для меня.?

Звонок разбудил меня от беспокойного сна. Мне ничего не оставалось делать, кроме как попытаться уснуть, чтобы заглушить боль, но это не помогало. Я был встревожен, разгневан и мне было скучно. Я хотел убраться отсюда ко всем чертям. Отец крепко держал меня на поводке, а учитывая все, что происходило с тренером Эриком, я не мог позволить себе сейчас делать глупости или выглядеть так, будто создаю проблемы.

Имя Ашера высветилось на экране. Я ответил, откидываясь на спинку кровати.

— Все еще занимаешь больничную палату? – Голос Ашера был родным и успокаивал почти так же, как укол морфия.

Почти. Не то чтобы я скучал по своей маленькой привычке. Совсем нет.

— Ага, что я могу сказать? Здешние медсестры меня любят. Меня обтирают губкой четыре раза в день.

Ашер рассмеялся. Мой лучший друг понятия не имел, насколько я не похож на него. Он считал, что мы одинаковые. Привлекательные, популярные и крутые хоккеисты в придачу. Ашер думал, что девушки вешаются на меня, и он был прав, они действительно вешались. Он просто не знал, что я отмахиваясь от них и бросаю нетронутыми.

Всех, кроме его собственной сестры. Это была информация, которая могла отправить меня в больницу на более долгий срок, если Ашер когда-нибудь узнает.

— Не сомневаюсь в этом. Как ты себя чувствуешь?

— Дерьмово, по крайней мере, именно так я и выгляжу. – Я вздохнул. — Я в порядке. Впереди меня ждет скучное лето, а затем университет. Хотя с твоей стороны было очень глупо бросить нас ради Денвера.

— Да, я знаю. Поверь мне, быть здесь одному – отстой. Если я и захочу вернуться в УХХ, я даже не представляю, как провернуть это.

— Если ты захочешь вернуться, я все устрою, – сказал я с полной уверенностью.

Возможно, я поставил под угрозу собственную хоккейную карьеру, но Ашер был выдающимся игроком, и тренер Эрик всегда будет рад принять его в «Геллионы». Я почувствовал мимолетный укол зависти. Я все испортил. Свою репутацию в глазах тренера, одного из немногих людей, которых я действительно уважал, свою хоккейную карьеру, потенциально, и свое лицо. Теперь, каждый раз, когда кто-то спросит меня о шраме, это напомнит мне о той ночи.