Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Он напряг шею, приподнял голову: солнце сегодня хоть и яркое, но светит уже по-осеннему. Направо — кромка кустов. В густой зелени тут и там уже мелькают золотистые, оранжевые листья, красные огоньки спелых ягод боярышника. Небо высокое, вылинявшее — серо-голубое, а со стороны озера ползет лохматая туча-шарик. Снизу из колодезной глубины несет прохладой и сыростью — хоть и на самом дне, но вода там, видно, все же осталась.

Кравченко закрыл глаза, расслабился. Попытался хоть на мгновение полностью слиться и с этим колодцем, и с осокой у его основания, и с боярышником, и с молодыми соснами на холме. Спина ныла, в голове уже шумело

от прилива крови. И тут — яркая вспышка. Ослепила и.., погасла. Только легкий туманчик клубился, а затем и он растаял в солнечных лучах — смутное озарение, увы, так и не превратившееся в догадку.

Он поднялся, поудобнее уселся на колодце, достал из брошенной на траву куртки блокнотик и черный фломастер, позаимствованные из кабинета Файруза. Провел вверху черную траурную полосу.

Вот на листочке появился первый кособокий крестик.

Далее они заполняли собой бумажное поле, превращая его в миниатюрное кладбище. И каждый что-нибудь да означал. Первый: «Кошмар с расчленением трупа». Второй — «испуг Зверевой и вызванная им реакция — письмо». Тут Кравченко на минуту задумался и потом вывел: "Ее замешательство от нашего быстрого приезда. Примечательная фраза: «Меня ничто не беспокоит. Я никогда прежде не была так счастлива». В центре кладбища появился пузатый нуль:

«Она сознательно меняет свое первоначальное намерение обезопасить себя. Почему?»

Затем на листе появились фразы и слова, начертанные вроде бы беспорядочно и хаотично, так, как приходили на ум:

«Кто-то бродит в доме по ночам».

«Разорванный шарфик».

«Синяки, появившиеся до…»

«Волна ненависти».

«На ее дне рождения впервые во всеуслышание объявили о выигранном наследстве».

«Кому понравится, если его считают кастратом?»

«Любовник, ставший преданным другом дома».

«Падчерица-дурнушка любит очень красивого человека».

«Брат, засыпающий под взглядом дуче».

«Парень, не терпящий, когда его сестра пьет и исповедуется посторонним».

«Старуха, вырастившая детей дирижера».

«Иранец, но не мусульманин».

«Пересохший колодец. Возложение тела».

«Психопат, сбежавший из…»

Слово «УБИЙСТВО» он поместил в нижнем углу листа.

К нему от черты сразу же потянулось множество параллельных линий. Каждая обозначилась соответствующей буквой: Н — НАСЛЕДСТВО, Л — ЛЮБОВЬ, Р — РЕВНОСТЬ, снова Н с цифрой 2 — НЕНАВИСТЬ, 3 — ЗАВИСТЬ, Н с цифрой 3 — НЕУСТАНОВЛЕННЫЙ МОТИВ.

Тут же появился крестик: «Она снова меняет первоначальное намерение теперь уж под влиянием обстоятельств: нанимает нас для розыска убийцы. Почему? Только потому, что мы под рукой или для подобного выбора существует особая причина?»

Следующий крестик: «Произошла ли фактическая подмена жертвы?» «Мог ли быть жертвой кто-то другой?»

А потом крупными буквами: «СТАНЕТ ЛИ ЖЕРТВОЙ КТО-ТО ЕЩЕ? ЕСЛИ ДА, ТО КТО: ЗВЕРЕВА ИЛИ НЕ ЗВЕРЕВА?»

Эту фразу он обвел. К фамилии певицы устремились стрелки от букв Н, Р, Н2, НЗ.

На листке уже оставалось мало места. Почерк стал более убористым:

«В доме известно всем: версия об убийстве Шипова сбежавшим сумасшедшим критики не выдерживает».

«Майя Тихоновна подслушала нашу беседу со Зверевой».

«Кто-то видит в нас союзников, кто-то — врагов».

«Любовник допрошен с пристрастием. Расскажет ли он свои впечатления? Утаит ли? Что именно?»

«Внешне они друг друга совершенно не боятся».

«Маленький

фашист спит на ЕЕ пороге».

«Собаку на ночь запирают в кухне».

«Куда делся из спальни тот, кто ее напугал? Был ли он вообще?»

Листочек был исписан. Кравченко перечитал все, что на нем уместилось. Потом нарисовал на обороте два круглых нуля и огромный вопросительный знак. Подумал-подумал, и у нулей выросли ножки, ручки с пальчиками-растопыркой. Потом появились точка, точка, запятая, рот-палочка до ушей и сами уши, круглые, точно лопухи.

Он созерцал портреты с видимым удовольствием. Вот одному человеку фломастер вложил в руку пистолет-кочергу: легендарный «деррингер». А второму — скрипичный ключ.

Человечки смотрели на Кравченко выжидательно и ехидно. Они явно были себе на уме.

Он спрятал листок в карман, наклонился за курткой.

Внизу на бетоне еще сохранились темные потеки. Крупная мясная муха, уже по-осеннему снулая и ошалевшая, привлеченная запахом протухших кровяных шариков, описав восьмерку, спикировала на колодец.

Глава 17

БРАТ И СЕСТРА

На обратном пути Кравченко встретил Новлянского.

Тот стоял на холме и издали созерцал место убийства мужа своей бывшей мачехи. На этот раз «яппи» был одет в джинсовые шорты-"бермуды" и растянутую хлопковую кофту с подвернутыми рукавами. На макушке едва держалась бейсболка цвета хаки козырьком назад. В руках он сжимал пластмассовый шест с сетчатой корзиной — некое подобие сачка — и плоскую коробку с выдвижной стеклянной крышкой.

Кравченко решил, что вот наконец-то Пит попался во время своей излюбленной охоты на бабочек или… Убийцу тянет на место преступления — банально? Однако подобные факты общеизвестны: любопытство сгубило кошку.

— Позагорать решил? — Новлянский оперся на свой шест как на посох, сгорбился. — Тихое местечко.

— Слишком тихое. — «Что-то не помню, чтоб мы с тобой на брудершафт пили, Пит, ну да ладно».

— Раньше — давно, правда — колодец работал: кнопку сбоку нажимали, и вода по трубке шла. — Пит надвинул козырек бейсболки, глаза его исподлобья изучали Кравченко. — Воду мы, конечно, ту не пили, а ходить к колодцу ходили. Еще с отцом.

— Зачем же?

— За бабочками, — Новлянский криво усмехнулся, — которые влагу любят.

Кравченко молчал, ждал.

— Да, давно его забыли, — Новлянский говорил медленно, прямо вымучивал из себя слово за словом. — Там такие стальные полосы на ободе, я помню, как их приваривали: еще мальчишкой за сварщиками подглядывал. Там сначала была сплошная крышка — люк, потом ее убрали — вода стала затхлой. А мы с ребятами сюда бегали на звезды глядеть. Знаешь, их в колодце даже в солнечный день видно.

— Говорят, что так. Они в воде отражаются, что ли?

— Я видел, — Новлянский подошел ближе, — Венеру видел. Марс, даже ковш Медведицы и Полярную. А однажды захотелось разглядеть получше их там, внизу. Наклонился и…

— Упал в колодец? — Кравченко насторожился.

— Не успел, но был близок. Знаешь, кто меня спас?

Князь Таврический.

— Зверев?

— Он самый, дядя Гриша. — Новлянский снова криво усмехнулся. — А потом Марина быстренько договорилась со сторожем, вызвали сварщиков и закрыли колодец той решеткой. Потом и насос сняли. Я думал, она нарочно это сделала, мне назло. А потом понял, что она хотела мне только добра.

Поделиться с друзьями: