Тёмный лорд
Шрифт:
А вот и Миранда — девушка с большими серо-голубыми глазами в очках сидит на мраморных ступеньках и горько плачет, а темноволосый взъерошенный парень, положив руку на плечо, утешает ее. Том посмотрел направо — и вот уже тот же юноша, только чуть постарше, обучает слизеринцев, а Крэбб, сопя, целует край его мантии.
Наконец, в зеркале мелькнуло видение зимнего Хогсмида и бегущих людей, и он, стоя на коленях, рыдает, держа в руках тело Эмилии. Парень посмотрел направо — и вот, напоследок, уже он сидит под елкой с белыми хрустальными шарами, дописывая дневник… А что дальше?
— Я забыл открыть тебе последнюю тайну, — усмехнулся Волдеморт. — Сегодня ты можешь превратиться в двух совершенно
— Да… — прошептал холодными губами Том.
— Ты узнал о нем в Хэллоуин, когда прочитал легенду о Слизерине, — Риддл задрожал, увидев в зеркале, как темноволосый мальчик ранним утром входит в библиотеку. — В глубине души, — ткнул Дух палочкой в Тома, — ты уже тогда знал, что Темный Мастер — это ты.
Том испуганно посмотрел на Духа. Только сейчас до него начал доходить смысл сказанного. Он вспомнил волшебника в черном балахоне, его искаженную безумием улыбку. Неужели его желанием были только месть и убийство?
— А также могущество, Волдеморт, — призрачный собеседник словно читал его мысли. — Могущество и бессмертие, которые может получить Темный Мастер. Он хочет, чтобы перед ним трепетали, заискивали, и отомстит всем обидчикам, — ведь те заслуживают этого. Он гораздо могущественнее Гриндевальда и, видимо, могущественнее всех, когда-либо живших темных волшебников. Мы выбираем Темного Мастера, не правда ли? — прошипел он.
Испуганно озираясь, Том посмотрел в зеркала, где продолжали мелькать образы. Любовь, привязанность, дружба, — все это причиняло нестерпимую боль. Гораздо приятнее было идти к власти, знаниям и могуществу. Гораздо приятнее было уничтожать врага или обладать сполна рабыней… Том почувствовал, как его тело охватывает сильный жар.
— Я не нуждаюсь в любви и жалости, — прошептал, наконец, Том. — Пусть начинается эра Темного Мастера! — Он хотел что-то еще возразить, но не смог: ужас, что он, подобно Лесли, будет однажды лежать в гробу, заслонил сейчас все.
— Что же, осталась последняя формальность, — сказал Волдеморт с сознанием выполненного долга.
В самом конце коридора стояло еще одно, последнее зеркало. Том посмотрел в него и задрожал. В зеркальной глади появилось изображение мальчика лет семи, — избитого, с синяками и ссадинами, в старом плаще поверх поношенного жилета. Риддл тут же узнал это лицо: темные глаза с бирюзовым отливом, полные страха и мольбы, — они были его собственными глазами. Волдеморт направил на него палочку.
— Avada Kedavra! — с отвращением произнес он.
Зеленая вспышка закрыла коридор. Остатками сознания Том увидел, как ребенок, схватившись за сердце, упал навзничь. Том сделал шаг к нему, но на губах ребенка уже стояла предсмертная пена. Острая боль пронзила голову. Наступила темнота.
*
Искривленная лестница убегала в подземелье. Араминта спускалась все ниже, чувствуя, как с каждым шагом ее охватывает страх. Это было похоже на подвал или склеп. На громадных каменных сводах проступала слизь; некоторые ступеньки казались щербатыми. Девушка спускалась осторожно, держась руками за камни из-за страха повредить каблук.
Наконец, она вошла в маленькую комнату. Перед глазами стоял саркофаг с зеленым лицом: обитель духа или древнего бога. Очертания саркофага казались расплывчатым,
и Араминта видела их, словно в тусклом сиянии. Рядам с ним лежало распростертое на полу недвижимое тело темноволосого юноши, окруженное странным знаком. Тело Тома. Девушка взвизгнула.— Слишком поздно… — неожиданно сказало зеленое лицо. — Ему уже ничем не поможешь. Хотя ты могла бы…
Картина сменилась. Словно из ниоткуда возникло коридора, освещенного тусклым вечернем светом факелов. Неровные ступеньки кончились, и вслед за ними возникло громадное окно, освещенное мокрой метелью. Недалеко начинался выход в школьный дворик. Сутулый черноволосый мальчик с серьезным лицом спускался вниз. И рядом она сама, счастливая белокурая девчонка, упрямо тянула его за руку к двери, улыбаясь ярко-синими глазами. Мальчик сделал шаг в сторону, и его тотчас с головы до ног охватил черный огонь.
— Нет! — закричала Араминта. Лицо на саркофаге рассмеялась ледяным смехом.
Девушка села на кровати. От ужаса она некоторое время непонимающе смотрела перед собой. Затем лихорадочно отбросила покрывало и подошла к чеканному кубку с водой. Напившись, взмахом палочки зажгла белый огарок свечи. Часы в виде башни показывали около одиннадцати. Том! Мысль, как молния, пронзила ее. Надев поскорее прозрачные чулки, домашнее платье и бежевые лакированные туфли, девушка заковыляла к выходу — после случившегося у нее была неуклюжая косолапая походка.
Тело еще трясло, словно в лихорадке, при воспоминании об унизительном положении и нестерпимой, сжигающей изнутри боли. Араминта захлебывалась криком, чем только усиливала торжество своего беспощадного наездника. В какой-то момент девушка больше не выдержала ритма, в котором ее сношали, руки разъехались, и она упала животом на постель. Но ее всадник был неумолим и властно заставил Минни, несмотря на рыдания и мольбы, снова двигаться, так как хотелось ему. Араминта не могла точно определить, когда к лютой боли стало примешиваться сладкая истома: она пробилась сквозь боль, а вернее, даже благодаря ей. Теперь она понимала, почему настоящие леди говорят о таком шепотом и ханжески возводя глаза вверх. Только в этом случае женщину берут до конца. Только в этом случае мужчина сладко и жестоко утверждает свою власть над дамой, а она чувствует себя взятой целиком, без остатка принадлежащей повелителю. Должно быть, ее прабабушка Мисапиноа тоже была покорна лишь тому, кто ввел ее в мир сладости и муки…
Толкнув тяжелую дверь, Араминта поежилась: в прихожей стоял холод, словно в доме полопались каминные трубы. Схватив шерстяную накидку, девушка пошла по лестнице. Откуда-то сверху раздался звук, напоминавший чавканье болотной трясины. Или чавканье пауков, высасывающих муху. Однажды в детстве Араминта увидела, как несколько пауков поймали в сеть навозную муху и не спеша по очереди высасывали ее. Тогда она не могла оторвать взор от такого зрелища, чувствуя, как внутри поднимается сладкая истома. Только теперь в этом чавканье слышалось нечто механическое. Том… Там был Том…
Страшная мысль заставила ее бежать быстрее. Каблуки стучали по лестнице, но каждый шаг давался Араминте все труднее. В воздухе стояло невидимое темное облако, обволакивавшее все вокруг плотными парами. Ближе ко второму этажу темный туман, казалось, становился все плотнее.
— Lumos… Lumos Maxima! — прошептала девушка, достав палочку.
Огонек вспыхнул, но тотчас погас, словно его поместили в мокрую тряпку. Дышать становилось труднее, будто рот и нос забили железной стружкой. Араминта отчаянно водила палочкой, но огонек тух, едва вспыхивая. Второй раз в жизни ее охватил глубокий ужас — почти такой же, как в ту памятную Вальпургиеву ночь, когда на Хогвартс напали люди Гриндевальда.