Тёмный Принц

Дерая молчала, обдумывая его слова. — Это интересный взгляд. Я подумаю об этом. А теперь, ближе к делу.

Аристотель откинулся на кровати, его глаза изучали причудливые тени на низком потолке. Дело — как всегда — касается одного мальчишки на этом свете. Ты и я отправили Пармениона в Аид, где душа мальчика смешалась с Духом Хаоса. Мы восприняли это как поражение, однако это может быть не совсем так.

— Странно выглядит такая победа, — проворчала Дерая. — Мальчик несет в себе великое зло. Оно растет внутри него хуже любой опухоли, и у него нет сил побороть это зло.

— У него была сила остановить это, предотвратив уничтожение Пармениона в Бездне, — заметил Аристотель. — Но не будем вдаваться в рассуждения; подумаем лучше, как нам помочь ребенку.

Дерая покачала головой. — Я уже давно узнала, сколь глупо пытаться изменить будущее. Знай я тогда то, что знаю сейчас, то не было бы никакого Принца-Демона.

— Думаю, что все-таки он бы появился, госпожа, — мягко проговорил Аристотель, — но это не важно. Ребенок почти ничем не отличается от других детей, которых приводят к тебе каждый день — только он искалечен не телом, а душой. Ни один из нас не обладает силой изгнать демона. Но вместе — и с помощью мальчишки — мы сумеем вернуть Темного Бога в Потусторонний мир.

Дерая рассмеялась горьким смехом. — Я исцеляю раны, маг. У меня нет средств, чтобы сражаться с Кадмилосом. Как, впрочем, и желания.

— А чего ты желаешь, госпожа?

— Желаю, чтобы меня оставили в покое, — сказала она.

— Нет! — воскликнул он, встав в полный рост. — Я не приму такого от женщины Спарты! Что произошло с тобой, Дерая? Ты же не овечка на скотобойне. Ты происходишь из племени воителей. Ты сразилась с Темной Госпожой на Самофракии. Где твой боевой дух?

Дерая вздохнула. — Ты пытаешься разозлить меня, — прошептала она. — Это тебе не удастся. Посмотри на меня, Аристотель. Я старею. Я живу здесь и лечу больных. Я буду делать это до самой смерти. Когда-то у меня была мечта. Ее больше нет. А теперь оставь меня в покое.

— Я могу вернуть тебе молодость, — сказал он, и голос его обволакивал, а глаза так исияли обещанием.

Мгновение она стояла молча, изучая его взглядом без тени эмоций. — Значит, — сказала она, — это был ты. Когда я исцеляла Пармениона от рака, я видела, как он молодеет на глазах. Я думала, что это от исцеления.

— Ты тоже можешь помолодеть. Можешь снова обрести свою мечту.

— Ты великий маг — и все же глупец, — ответила она ему ровным, усталым голосом. — Парменион женился; у него трое детей. В его сердце нет больше места для меня. Мы сколько угодно можем блуждать между будущими — но прошлое железно неизменно.

Аристотель встал, прошел к двери. Потом обернулся, собираясь что-то сказать, но покачал головой и вышел в темноту коридора Храма.

Дерая слушала, как удалялись его шаги, затем легла на кровать, и обещание Аристотеля эхом отозвалось в ее голове: "Я могувернуть тебе молодость."

Она знала, что он был не прав. Он мог обработать магией ее тело, укрепить мускулы, вернуть упругость кожи. Но молодость — это состояние души. Никто на свете, будь то бог или человек, не смог бы вернуть ей непосредственность, радость открытия мира, красоту первой любви. А без этого, какой прок в молодом и упругом теле?

Она почувствовала, как накатывают слезы, и вновь увидела, как молодой Парменион встает против налетчиков, которые похитили ее; она снова переживала в душе то мгновение, когда он впервые заключил ее в объятия.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

И заплакала.

***

Прежде чем позволить себе уснуть, Дерая прочла строки трех защитных заклинаний на стены, дверь и окно ее комнаты. Они не остановят чародейку с силой Аиды, но любой обрыв заклинаний разбудит Дераю, чтобы она смогла защитить себя.

Почти пять лет прошло со времени первой атаки, когда Левкион погиб, защищая ее от демонов, посланных ведьмой. С тех пор Дерая почти ничего не слышала об Аиде. Темная Владычица покинула свой дворец на Самофракии и вернулась на материк — отправилась, по слухам, к северным рубежам Персидской империи, чтобы там ждать, пока Александр повзрослеет. Дерая вздрогнула.

Дитя Хаоса, обещающее стать разрушителем, каких земля еще не видела.

Ее мысли вернулись к Пармениону, и она забралась в постель, укрывшись тонким одеялом из белого льна. Ночь была теплой и душной, лишь редкое дуновение ветерка долетало сюда сквозь открытое окно. В поисках убежища сна, Дерая представила Пармениона таким, каким он был давно, годы назад — несчастным юношей, гонимым своими сверстниками, который нашел любовь в укромных холмах Олимпии. Миг за мигом она вспоминала их блаженные пять дней, проведенные вместе, останавливая воспоминания незадолго до того злосчастного утра, когда ее отец выволок ее из этого дома и с позором отправил обратно в Спарту. Медленно, плавно, она перешла в другой сон, в котором странные существа — полулюди-полукони — скакали через лесную чащу, а дриады, прекрасные и чарующие, сидели у брызжущего водопада. Здесь был покой. Здесь было блаженство.

Но сон продолжался, и она увидела марширующее войско, осажденные города, тысячи трупов. Воины были облачены в черные плащи и доспехи, несли круглые щиты с нарисованным на них солнцем.

В центре этих полчищ ехал всадник в черном, украшенном золотом нагруднике. Он был привлекательной наружности, с черной бородой, и она пристально всмотрелась внего. Но что-то в нем было странным, иным. Подлетев к нему ближе, она увидела, что один его глаз был золотым, видимо, выплавлен из золота, и она ощутила черное прикосновение его сущности, взметающейся, словно лед и пламя, чтобы замораживать и сжигать.

Отпрянув, она попыталась улететь, чтобы обрести покой зачарованного леса, по которому вышагивали кентавры. Но она не успела сбежать, и новое видение пронеслось перед ее взором.

Она увидела дворец, мрачный и полный теней, и ребенка, плачущего в маленькой комнате. К нему подошел Царь. Дерая пыталась закрыть глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать этой сцены. Чтобы не вникать. Мужчина приблизился к плачущему мальчику, и в руке его был длинный, волнообразный кинжал.

"Отец, прошу!" — умолял ребенок.

Дерая закричала, когда нож вонзился в грудь ребенка.

Картина расплылась, и Дерая увидела, как Царь уходит из комнаты, с выпачканнымикровью ртом и бородой.

"Теперь я бессмертен?" — спрашивает он бритоголового жреца, ожидающего снаружи.

Жрец кланяется, его скрытые под капюшоном глаза избегают царского взгляда. "Ты добавил, быть может, лет двадцать к своей жизни, повелитель. Но это был не Золотой Ребенок."

"Так найди мне его!" — рычит Царь, и кровь брызжет с его губ прямо на белое одеяние жреца.

Незримые цепи, приковавшие Дераю к этой картине, исчезли, и Целительница улетела, проснувшись в своей темной комнате.

— Видела? — спросил Аристотель вкрадчивым тоном.

— Так это твоих рук дело, — ответила она, привстала и взяла чашу с водой со стола рядом с кроватью.

— Я перенес тебя туда, — согласился он, — но увиденное тобой было реально. У Хаоса есть много воплощений, Дерая, во множестве миров. Ты видела, что в Греции уже есть Царь-Демон.

— Зачем ты показал это мне? С какой целью?