Темный янтарь 2

— Ровно сидите, товарищ краснофлотец.

С ушей мягко стряхивали лохмы.

Пошли в баню мужчины. Ян, не особо привыкший к парилкам, охал. Старики обсудили его шрамы, потом Икен сказал:

— Мы было подивились, а потом решили – прав ты. Хорошая девка.

— Это вы про бабу Розу? Так момент не теряйте, – пропыхтел Ян, понимавший, что без шуточек все равно не обойдется.

Бывалые железнодорожники радостно заржали.

— А что, тоже интересная культурная женщина. Но ты на запасной-то не сворачивай. Раз закрутилось у вас с Киркой, так мы только рады. Красавица, хотя и махонькая. С образованием опять же. И дите у нее образованное, солидное.

— С Пыхом поговорить – это прямо в удовольствие, – согласился Янис. – А вот с его мамой у нас ничего такого. Я, может, и не прочь, да времени совсем нет.

— Изловчитесь – заверил Икен. – Оно видно, что срастается. И с работой поднастроишь, ты распланировать умеешь. Найдется шажок времени и на личное.

Вообще Янис не про то время, не про рабочее, говорил, ну да ладно. Было хорошо – после парной тело полегчало, чувствовало себя абсолютно здоровым, бодрым, даже, э-э, чересчур бодрым.

Старики парились по полной программе, с выходами на снег и иными старинными маневрами. Янис сбежал в контору. Тут уже чай был готов, сидел за столом Пых, важно размачивал в роскошном стакане припасенную для такого торжественного случая баранку. Баба Роза одобрительно погладила товарища механика по стриженой голове, но настояла, чтобы надел шапку. А Кира… сияла и светилась водительница.

Янис не мог поверить, что она действительно такая красивая. В кино актрисы определенно внешностью потусклее. И вовсе не от черно-белой пленки, а просто… вот даже стрижка мальчиковая идет Стрельцовой просто безумно.

Заявились распаренные красномордые железнодорожники, восхитились готовностью чая и стола. Оказалось, гости угощение не только Пыху запасли. Баба Роза торжественно сняла с тарелки накрахмаленную салфетку: печенье, не очень много – как раз по штучке на человека, но просто дивное, рассыпчатое, сладко-соленое.

— Да просто волшебство же! – восхищался Петрович, откусывая крошечными кусочками. – Волшебница вы, Роза, ударница выпечного труда!

— Гут получилоссь, – соглашалась немка.

Она внезапно разговорилась, Янис переводил. Оказалось, и дед бабки Розы был пекарем, и прадед, да и дальше в истории, видимо, одни пекари числились, уж в совсем дремучие королевские времена та семейная история уходила.

— Трудовая династия, – заметил Икен, разглядывая последний кусочек печенья. – Кормили простой народ испокон века. Были же мирные времена.

Не хотелось о войне говорить. Янис помнил, как в такие моменты ловко менял тему опытный Серый, намекнул, что железнодорожная кухня нуждается в инспекции опытного человека – бабушка Роза может умного насоветовать. Пых был полон энтузиазма – кухни и чайники он тоже любил смотреть.

Ушли старики и юный исследователь на кухню, а Ян с Кирой заглянули в официальное обиталище товарища механика.

— Тесно, – оценила Кира, вовсе не глядя на комнатушку.

— Да что там, пришел-упал. Для меня и будильника места хватает. Хорошо, починил будильник, не подводит, – пробормотал Янис, утопая во взгляде близких черных сияющих глаз.

— Тесно, да. Но нам бы хватило. И будильник бы поместился, – прошептала Кира. Руки ее обвились вокруг шеи механика….

…Вообще не так. Янис в ошеломлении перевел дух. Словно два разных действа сдуру одним словом «поцелуй» назвали. Или Вильма нарочно этак странно целовалась?

Чудо повторилось. Губы Киры – уверенные, чарующие, нежно-настойчивые, не обманывали.

— Кира, я от тебя с ума сойду, – прошептал Янис.

— Сходи, – согласилась черноглазая богиня. – Я-то от тебя точно спятила. Гад ты хладнокровный.

— Так нельзя нам.

Янис точно знал что нельзя, но губы свое решали – снова целовались.

— Почему нельзя? – задыхаясь, прошептала Кира. – Потому что война? Потому что уйдешь? Дурак ты, Ян. Всё планируешь, учитываешь, по чертежу всё хочешь скрутить и собрать. А разве на войне всегда дело по чертежу и карте идет? Хочешь, я тебя сейчас на койку завалю? Хочешь! Но я уже умная. Я подожду.

Ян и сказать что не знал. Потому что снова целовался.

Ничего тогда не случилось. Кроме поцелуев. Вот ходили еще почту и груз принимать – тут Пых при виде громадного паровоза онемел на манер своей бабки-няньки. А когда загудело…

— Всё! Теперь к нам на «железку» прямая дорога, – посмеиваясь, заявил Степаныч. – Будем тебя, Пашка, ждать. И вы нас, Роза, не забывайте. Можно и без печений, чисто для беседы после баньки.

— Гут, – улыбалась немка.

Ехали обратно, Янис рассказывал про паровозы, Пых потрясенно ухал. Мелькали звезды и краткие воспоминания.

***

Снова навалились дела-заботы. Сломался трактор в лесхозе, на этот раз местные умельцы самостоятельно не управились, Янис три дня просидел у них, возясь с упрямым СХТЗ[3], потом с Серафимой в город за карбюратором ездили. Пришлось ждать, пока накладную подпишут на самом высшем распределительном уровне – дефицитная деталь шла поштучно, на всю область их единицы были. Зашли с Серафимой на рынок, Янис свернул в барахольный ряд. Водительша тактично отстала.

Вообще Янис не знал, что ему надо. Да и время еще оставалось – целых три месяца до перекомиссии, до ухода обратно к артиллерийской пальбе и тяжестям пулемета. Но промелькнут месяцы, и не заметишь. Хотелось на память что-то оставить. Может, и не нужно ничего оставлять, но хотелось. Но что?

Само на глаза попалось.

— Сколько за янтаринку? – потыкал пальцем механик.

— Сережка-то? Она одна, недорого отдам, – заверил мужик со слезящимися глазами.

Поторговались, Ян счел, что порядок соблюден, забрал висюльку с янтариком. Уже пряча покупку, глянул на небольшую книжку на прилавке- доске. На обложке были изображены два тепло одетых карапуза, похожих на чуть подросшего Пыха. Книжка называлась странно: «Чук и Гек».

Янис покрутил головой: гм, даже имена похожи.

— Про что книжка-то?

Продавец шмыгнул замерзшим носом:

— Наверное, про беспризорников. Но книжка хорошая, не сомневайтесь – вон как зачитали.

Янис открыл наугад страницу: «Тогда Гек надел валенки, приоткрыл дверь и вышел в коридор.

Коридор вагона был узкий и длинный. Возле наружной стены его были приделаны складные скамейки, которые сами с треском захлопывались, если с них слезешь. Сюда же, в коридор, выходило еще десять дверей. И все двери были блестящие, красные, с желтыми золочеными ручками» [4] .