Тень амёбы

Цикличность такого рода не бесконечна, и в XXI веке схема застряла. Пирамида стала сыпаться, продолжая при этом расти, терять ясную форму и расползаться по сторонам. Ближайшее будущее, таким образом, не имеет сценария – как и фильмы Миядзаки. Да, Миядзаки почти всегда творил без сценария и происходило самозарождение сюжета из бытовых мелочей и из характеров действующих лиц. Сам же он говорил: «Фантастика нужна, хотя все больше людей говорят: я не могу в это поверить. Задача лишь создать фантастический нарратив, способный противостоять современному сложному миру».

Многие путают нарратив о будущем и историю будущего — поскольку если мыслить по схеме ничтожности «Я» перед «Мы», то так и получается. Жизнь любой персоны лишь малозначимое отражение метаболизма пирамиды, а цели персоны имеют смысл лишь в контексте целей пирамиды. Все как у Муссолини в «Доктрине фашизма» 1932 года. Но прошел век, и метаболизм пирамиды, переусложненный ради ее сохранения, перешел в катаболизм, распад огромной нежизнеспособной конструкции на более простые части. Теперь общая история имеет смысл лишь как сумма частных нарративов, связанных не более, чем обитаемой средой. А движение к Наивысшей Ступени Развития, о которой с адекватным юмором говорил Лем, это продукт множества вариантов частной мечты. В стремлении понять джамблей лучше строить гипотезы от этой стартовой точки.

Рори предвидел, что у Лолы возникнет легкий когнитивный шок, и что она попытается возразить против гипотезы о цивилизации, джамблей как сумме частностей – и получит очередную цитату из Лема, только уже более жесткую. Так и произошло. «… — Простите, я ведь не ошибаюсь, это вы изволили достичь Наивысшей Ступени Ра… Но слова эти замерли у меня на устах. Сидящий даже не шелохнулся, не похоже было, что он слышал хоть слово. Нельзя не признать: он был действительно занят, ибо держал на коленях собственное лицо, отделенное от остальной головы, и, тихонько вздыхая, ковырял пальцем в носу. Мне сделалось не по себе. Но удивление вскоре перешло в любопытство, а любопытство — в стремление немедля узнать, что, собственно, происходит на этой планете. Я принялся бегать от одного туземца к другому, взывая к ним громко и даже визгливо; спрашивал, грозил, умолял, уговаривал, заклинал, а когда все это оказалось напрасным, схватил за руку того, что ковырял себе пальцем в носу, но тотчас отпрянул в ужасе: его рука осталась в моей, а он как ни в чем не бывало, пошарил рядом в песке, достал оттуда другую руку, такую же, но с лакированными в оранжевую клеточку ногтями, дунул на нее и приложил к плечу, и она тотчас же приросла. Тогда я с любопытством нагнулся над той рукой, которую только что вырвал у него, а та вдруг щелкнула меня по носу»…

…Дальнейшее развитие событий тоже поддавалось предвидению. Лола напомнила, что «Кибериада» Лема это фантастика. Тогда Мию и Сэто предложили ей понаблюдать НЕ фантастику около кучи, где были свалены детали самых разнообразных роботов и даже просто деталей, иногда применяемых в робототехнике. Лола, пока не догадываясь, что произойдет, предупредила, что ее трудно удивить, она бывала и в любительских кибер-лабораториях, и на рурфабах.

— А мы попробуем, — сказала Мию, — выбирай любую руину вот из этого сектора.

— Ну… — Лола оглядела сектор, где валялись одинаковые школьно-игрушечные роботы, известные как MeArm: 10-дюймовые действующие макеты промышленного 6-осевого манипулятора на тележке и со зрительным сенсором. Все с явными следами износа или мелких повреждений, — …Пусть будет, например, вот этот желтый.

— Следи за руками, — весело посоветовал Сэто, после чего воткнул в желтого MeArm две детали: свежую батарейку и процессор.

— Это сцинтиллант? – спросила Лола, козырнув знанием сленга гибридной кибернтики.

— Да, — подтвердил Сэто, — биоморфным роботам не в прок чисто цифровые процессоры.

Лола, глядя на игрушечную тележку с манипулятором, удивленно возразила:

— Но это вовсе не биоморфный робот.

— Настоящий биоморфизм не во внешности, а в поведении, — сообщила Мию. Еще через несколько секунд игрушка начала движение. Она поползла вдоль кучи деталей, иногда останавливаясь — будто белка в поисках спрятанных припасов. Затем она остановилась, протянула манипулятор и вытащила из кучи — кабель с унифицированными штекерами. Следующая остановка принесла 4-палый захват на шарнирной консоли и разветвитель контрольных портов. Затем разукомплектованный монтажный кейс. Затем запчасти от квадрокоптера. Затем робота-собаку — поломанного, но с целыми лапами…

…Цепочка событий действовала почти как мерцающий маятник в древнейшем методе гипноза. Чтобы гости не слишком залипли, Оохаси подкатили к точке кибер-спектакля тележку для ланча (стало ясно, почему ланч тут сервируется на мобильном носителе). Тут Рори заключил сам с собой пари: сможет ли Лола абстрагироваться от спектакля и вернуться к интервью в ближайшие 10 минут. Она смогла, так что одна половина Рори проиграла другой половине чашку саке (каковую налила немедленно).

— Ребята, — начала Лола, — вы говорили, что миссия БФМ (Бифрост — Фобос — Марс) будет запущена через 27 месяцев. Это значит: в марте…

— …13-го года Каимитиро, — договорил Сэто.

— Датировка от момента обнаружения первого зонда джамблей, — пояснила Мию.

— …Поскольку прецедент Оумуамуа так и остался под вопросом, — уточнил Сэто.

— Ух ты! — удивилась журналистка, — Ну, пусть так. А насколько вероятно ваше участие?

— Один к трем, — Мию пошевелила тремя пальцами, — есть три экипажа, из них два будут дублирующими, один полетит.

— Ясно. Тогда традиционный вопрос: не страшно ли будет лететь и наоборот, обидно ли будет не полететь?

Близнецы Оохаси синхронно улыбнулись, и покачали головами.

— Ни то ни другое! — заявила Мию, — Космические полеты были страшными во времена ненадежной техники и ненадежных организмов экипажа. Теперь многое иначе. И сами полеты теперь не станут уникальным событием. Поэтому если так окажется, что мы не летим в первый экспедиции, то ничего обидного, полетим двумя годами позже.

— За это время, — добавил Сэто, — возможно, мы впишемся в стажировку на Луне.

— А-а… — несколько растеряно протянула Лола.

— Ты забыла про Луну, — с дружеской иронией констатировал Рори.

— Да, я забыла… Черт… Действительно… А что с Луной?

— С Луной все ОК. Там функционирует примерно полдюжины потенциально-обитаемых станций, но непонятно, что там делать астронавтам. Луна экономически неинтересна до момента, когда полеты туда подешевеют еще в несколько раз. Хотя, есть план создания лунного полигона для стажировки астронавтов перед экспедициями на Марс и Цереру. Среди миллиардеров растет мода инвестировать в такие планы, значит тема реальная.

— Ладно… А Марс чем-нибудь экономически интересен?

— Марс, — сказал Сэто, — это лучшая ловушка для астероидов Главного пояса. Поскольку промышленная разработка астероидов, можно сказать, уже началась, это актуально.

— Уже началась? — переспросила Лола, — Ты про комету-мумию Оромопото, пойманную, пришвартованную к орбитанции Бифрост, и подготовленную к… Э-э…

— …Работе рудокопа, — подсказал Рори, — на Новый год там запланирована презентация загрузки полупродуктом и отправки на Землю первого космического парома-рудовоза.