Тень амёбы

— Зараза! – прорычал условный шпион (похожий на обыкновенного туриста-европейца средних лет, хотя с некоторыми признаками бывшего спортсмена или военного), — Ты, вообще, кто такая?

— Неправильный вопрос. Правильный: что дальше? Отвечаю: дальше снимай ботинки.

— Какого черта? — возмутился он.

— Вот же ты дебил, — с грустью откликнулся тот же голос, и над краем карьера возникла верхняя часть тела обладательницы этого голоса. В руках она держала рогатку модели «arbolo», запрещенную в большинстве цивилизованных стран из-за боевой силы. Такая штука могла метать 100-граммовые шарики от подшипника со скоростью 70 м/с.

Возникла пауза. Условный шпион оценивал ситуацию, в которой ключевым фактором являлась готовность неизвестной леди продолжить стрельбу. … — Не сомневайся, — посоветовала она, — тут не Брюссель, тут такая черная Африка, что чернее некуда. Тут никого не удивит, если очередной любитель адреналина разбился на тачке и был сожран местной фауной. Фауна у меня с собой если что. Шу! Туда иди!

— Р-р… — прозвучал явно биогенный звук — то ли рычанье, то ли мяуканье, после чего по откосу стало неуклюже, но быстро спускаться существо, которое, в Ботсване, вроде, не встречается: бамбуковый медведь или большая панда. Эта неуместная панда держала в зубах матерчатую сумку со стилизованным изображением (опять-таки) панды.

— Шу хорошая девочка, она никогда не ест людей без разрешения, — продолжил женский голос, — но если разрешили, то почему нет? В общем: снимай ботинки.

— Зараза… — повторил условный шпион, и присел на ближайший камень: боль в ноге так усилилась, что стоять стало чертовски неприятно. Кстати, он припомнил публикации о нападениях панд на людей. Вообще-то во внутреннем кармане куртки имелся пистолет: субкомпактный Glock-26. Но его надо вытащить, снять с предохранителя, передернуть затвор (чтобы дослать патрон) и еще успеть прицелиться… Упражнение на счет в уме: сколько стальных шариков из рогатки прилетит по голове за это время.

Между тем, панда приблизилась на дистанцию двух шагов и положила сумку на грунт.

— Ну, ты ботинки снимать будешь, или сыграем в Давида и Голиафа? – лениво спросила женщина, продолжавшая целиться в него из рогатки.

— Зараза… — условный шпион вздохнул, развязал ботинки и снял их.

— В сумку положи, — последовал новый приказ.

— Ладно, — буркнул он, выполнив и это.

— Процесс пошел, — констатировала женщина с рогаткой, — а теперь раздевайся. Нижнее белье и носки можешь оставить. Одежду туда же, в сумку.

— Какого дьявола! – возмутился условный шпион.

— Ну не начинай снова, ты сам себя задерживаешь, — сказала она, и с этим сложно было спорить.

…

Чуть позже этого ключевого момента в трагикомической истории условного шпионажа, мини-пикап под управлением Киры Каури вкатился на территорию вроде эклектичного технопарка, и Каури пояснила для пассажира:

— Пенхалонга-дистрикт, тут старый золотой прииск Мупане, новая фюзорная станция и экспериментальный рурфаб при марсианской агроферме.

— Впечатляет… — прокомментировал Перрен, видя массу циклопических ангаров разной геометрической формы и разного цвета, включая вариант прозрачности. Над всем этим торчали две трубы высотой с Эйфелеву башню. Над их верхушками плясали как будто всполохи полярного сияния: солнечные лучи преломлялись на температурной границе воздушных потоков — около 25 Цельсия вокруг и около 1200 Цельсия на выходе трубы. Любопытным показалось ему сохранение разнообразной арахаики — такова была фишка «поствандализма». Около ангаров технопарка и криволинейной котловины прииска тут наблюдались каркасно-травяные хижины полукочевых бушменов и деревенский рынок обычного африканского типа вдоль берега прямоугольного искусственного пруда. Еще фишка «поствандализма»: бешеное изобилие энергии, часть которой целенаправленно расходовалась на тепловые насосы-фризеры, конденсировавшие воду из воздуха чтобы наполнять такие вот пруды — ради озеленения и вообще ландшафтного комфорта…

…Кира Каури повернула в сторону одного из ангаров, въехала внутрь через открытые ворота, припарковалась на, видимо, специальной площадке для гостей, и пояснила:

— Дальше Hortu-T не проедет. Оставим его тут и возьмем неприметный внедорожник.

— И что тут считается неприметным? – спросил Перрен, следом за ней выходя из мини-пикапа и осматриваясь… Через четверть минуты, когда глаза привыкли к внутреннему освещению (существенно менее яркому, чем полуденное солнце снаружи), он с трудом сдержался, чтобы не выругаться от удивления. Внутренняя площадь ангара, не менее трех гектаров, была заполнена внедорожниками множества моделей, включая такие, которые Перрен никогда ранее не видел. И все они выглядели новыми. Не может же все это выпускаться на одном заводе…

— Может, — сказала Каури.

— Откуда ты знаешь, что я подумал? – спросил он.

— Статистика, — пояснила она, — все классически-цивилизованные люди, попав сюда, для начала думают: не может сто совершенно разных марок выпускаться на одном заводе.

— Гм… Кира, а что, разве может?

— Гастон, просто учитывай, что это не классический завод на принципах серийности, не менявшихся со времен Тейлора и Форда. Это рурфаб, ему почти все равно, производить одинаковые вещи, как тейлоровский конвейер, или разные, как средневековая кузница.

…

Выбор Киры Каури пал на компактный внедорожник, похожий как будто сразу на все удачные японские модели времен 1-й Холодной войны, однако, не тождественный ни одной из них. У этой машинки был оригинальный дизайн в стиле манга-дизельпанка, и Гастон Перрен (едва они выехали из Пенхалонга) полюбопытствовал насчет авторства.

— Я без понятия, — призналась Кира, — обычно такие дизайн-идеи рисуются просто так и заливаются в персональный блог-альбом. Отраслевое развлечение за чашкой кофе или кружкой пива в кругу коллег.

— Но, — заметил Перрен, — полный проект производства любого автомобиля это все-таки намного более трудоемкий процесс, чем любительское цифровое рисование котиков.

— Так было до LIR, однако теперь… — Каури не стала договаривать фразу, выразительно развела руками, на несколько секунд отпустив старомодное рулевое колесо. По мнению Перрена, подобный жест при довольно быстрой езде по весьма скверной грунтовке был рискованным, но Каури, видимо, знала, что делает – проблем не возникло…

…И мысли Перрена сфокусировались на аббревиатуре LIR, означавшей: Last Industrial Revolution. Глобально-лояльные медиа называли эту индустриальную революцию либо просто номером: i5, либо по главному признаку: роботоциклической революцией. Если опираться на классику политэкономии, не фюзорная энергетика, не генная инженерия с использованием молекулярного дизассемблера, а именно робототехнический цикл стал главным пунктом. То, что называлось роботами в двух предыдущих революциях, было средствами авто-механизации, не более. Они не соответствовали определению, которое

следовало из пьесы R.U.R. Карела Чапека, автора слова «робот»: не заменяли человека-рабочего у станка, а лишь заменяли собой старый станок. Новый станок — псевдо-робот оказывался более эффективным и потреблял меньше живого труда, однако он требовал создания новой отрасли для своей постройки и обслуживания. Эта отрасль поглощала львиную долю выгод от псевдо-роботизации. А смысл роботоциклической революции состоял в развороте к идее Чапека: роботы заменяют людей-рабочих непосредственно, роботы сами себя производят, роботы сами себя обслуживают. Кстати, слово «рурфаб» появилось из сочетания «R.U.R.» и «fabricator»…