Тень луны

Игорь подбросил его в воздух, поймал левой рукой. Правая, с пробитой мышечной тканью, еще плохо действовала. Разрабатывал ее специальным комплексом упражнений, Сойдя с велотренажера, Игорь спрятал извлеченную пулю в нагрудный кармашек спортивной куртки. Разве что детям показывать? Если они когда-нибудь появятся Но, судя по всему, в это было трудно поверить. А с Леной происходило что-то непонятное.

– Я не полечу вместе с тобой в Швейцарию, - неожиданно сказала она, за три дня до его окончательной выписки.
– Я еще раньше предупредила Сержа, чтобы на меня визу не оформляли.

– Почему?
– резонно спросил Игорь.
– Мы ведь, вроде, обо всем договорились?

– Нет...
– твердо ответила Лена. И повторила: - Нет. Понимаешь... Дело в том... что я вообще ухожу. Совсем.

– Вот как?

– Да. Я не могу... и не хочу тебя хоронить.

– А ты уверена, что это скоро случится?
– хладнокровно спросил Игорь. Странно, но он воспринял ее слова спокойно, словно давно ждал их и был готов услышать. Может быть, только не сейчас - а потом. Через год, через пять лет.

Лена не стала отвечать. Она лишь улыбнулась и пошла к двери. Но на пороге все-таки задержалась и негромко обронила:

– Ведь между нами никогда не было понимания, не так ли?

И затем ушла. Энергично и яростно сжимая в кулаке ручной эспандер, Игорь произнес вслух, хотя в палате никого не было:

– Ну что ж! По крайней мере, в квартире отныне будет экологически чистая зона.

...На следующий день Кононов обговорил с Мишелем и Большаковым различные вопросы, касающиеся ближайшего будущего. Они оставались "на бригаде", как бы дополняя друг друга. Последняя информация: Крот вошел в связку с Афганцем, а тот негодует, что Игорь не "выдвинул" его на время лечения, считает, что его обошли.

– Будьте предельно внимательны, - сказал напоследок Хмурый.

Через три недели он улетел в Швейцарию. Вместе с ним отбыли Серж, Клим и Валера.

9

Накануне вылета Кононов заехал в Балашиху, к родителям, которых навещал редко, раз в полгода. Отцу под семьдесят, матери чуть меньше. О его ранении они ничего не знали - и слава Богу! Но что они вообще знали о своем сыне? Почти ничего. С юных лет Игорь был замкнутым, сосредоточенным в себе ребенком, не делясь ни с кем своими секретами. "Интроверт" - как определил бы психолог. Из друзей - только живший неподалеку Серега. Обычная школа, однокомнатная квартирка. Что могли дать ему простые, малообразованные люди? Что он видел с детства? Каждодневный труд отца и матери, серые будни, редкие праздники с общим застольем, издерганную шалопаями завуча, соседа-фронтовика, прозябающего в нищете и пьянстве, малолетних одноклассниц, позволяющих трогать себя "по-всякому", бурого от власти участкового, редкие поездки в Москву, где люди, казалось, жили совсем иной, недосягаемой жизнью.

Хорошо, что окончил школу, не попал в тюрьму, даже поступил в институт. Уже одно это было для родителей счастьем. "Выбился в люди!" считали они с тех пор. Но они даже не знали, что он несколько лет крутил баранку простым шофером, а уж что было потом - подавно. Игорь не рассказывал, или уклонялся от ответа, а родители не настаивали. Жив - и ладно. Вот только Лену как-то сразу "не приняли". Слишком красива, изыскана, словно из другого мира. "Изнеженная душа", - говорила о ней мать. "Барышня", - добавлял отец. Что ж, оба они, в общем-то, оказались правы. Сейчас они получали небольшую пенсию, на жизнь едва хватало, хотя Гайдар "со товарищи" и ободрал их в числе других презрительно именуемых им "совков" до последней нитки - почище любого разбойника с большой дороги. Все, что было создано руками этих обыкновенных "совков" перешло в собственность вылупившихся Лозовских и прочих. Вот где настоящие-то преступники. А теперь обобранных вымаривали голодом, холодом и ядовитой ненавистью к ним, льющихся с голубых экранов. Но много ли надо сейчас родителям? Приезжая, Игорь оставлял деньги или продукты, но мать всегда отказывалась:

– Тебе, поди, самому не хватает, время-то какое!

– Ничего, скоро мы всю эту нечисть из России выметем!
– добавлял отец.
– Ты, сынок, держись только.

Он и держался. На том месте, где стоял. Вот и в этот приезд отец с матерью стали повторять то же, когда он с Сержем внесли полные сумки овощей, зимних фруктов, купленную на рынке говядину, другие припасы.

– А что-то ты совсем бледный, исхудалый какой-то!
– заметила мать: она уже плохо видела, носила очки с толстыми стеклами.

– Зато Серега, вон, словно Геринг, пудов на десять тянет, - добавил отец, посмеиваясь. Он для них как второй сын считался.

– А мы, теть Марусь, дядь Валь, собрались прокатиться в Швей - начал было Серж и осекся, встретившись с предупредительным жестом Игоря.

– ...в швейную мастерскую, - закончил он.

– Зачем это, - удивилась мать.

– На работу туда устраиваемся, - ляпнул Серж.

– Да вы разве шить научились?

– Шьем-шьем, всех обшиваем, - сконфузился Сергей, представить которого за машинкой "Зингера" было невозможно - она бы развалилась на части, через минуту.

– Оно тоже дело, - произнес отец.
– Нынче любая работа, любое шило - в строку. А вот скажите-ка мне, ребята, долго ли еще над нами эта поганая власть издеваться будет? Сколько ж терпеть можно? Хуже татаро-монгольского нашествия. Фашисты так не мучили. А тут - вроде свои, русские.

– Ну-у, запел песню!
– вмешалась мать.
– Сам же и голосовал за него, за Борьку! И где это ты там русских углядел?

– Дурак был, - согласился батя.
– Так скоро ли? Дожить-то успеем? Или уж все - конец. Капут полный. Партизанен - сдавайс, выходи по одному, руки за голову! Будет рашен аль нет?
– любил отец слегка ерничать на ломаном немецком. Но говорил-то серьезно: по лицу видно.

– Не знаю, - нахмурился Игорь.
– От нас самих не зависит.

– О! Я, я! Либер-унтер-мундер!
– закивал Серж, вытаскивая из-за пазухи шнапс.

10

Из Москвы до Цюриха самолет летел около четырех часов. В небольшом чистеньком аэровокзале их встречал знакомый сотрудник русско-швейцарской фирмы, Саломатин. Только подняли руку - подъехало такси. Поскольку все в нем не уместились, Клим и Валера взяли следующее. Клим знал разговорный немецкий и английский, но Кононов прихватил его с собой в поездку не только как "толмача", а чтобы "оторвать" от Афганца и, возможно, в последний раз наставить на путь истинный. Иначе придется расставаться, выхода нет.

Саломатин, ошвейцарившийся руссак, сдержанно рассказывая о Цюрихе, привез их в отель "Сант-Готар", неброский, но по-домашнему уютный, с элементами русской культуры. Разместились в двух номерах, затем спустились вниз, в итальянский ресторанчик, перекусить. Утром ели макароны в Балашихе, вечером в Цюрихе - то же самое, но родительские, по-флотски, гораздо вкуснее. Потом немного погуляли по тихим улочкам, заглядывая в магазинчики, сфотографировались на фоне католического костела на набережной, но заходить внутрь не стали. Сделали кое-какие мелкие покупки: Клим приобрел часы, Валера - колечко для своей сестры-подростка, Серж - нож-бабочку из отличной стали, и Игорь - кожаный собачий ошейник, хотя у него не было никакого пса. Просто понравился. С металлическими заклепками-шипами, мягкий, упругий, фосфорицирующий в темноте, да еще и с серебристым колокольчиком - на сенбернара, не иначе. Такой и самому поносить приятно. Ладно, кому-нибудь подарит, в Москве. Когда-то они с Леной хотели завести собаку. Может потому и разошлись, что некому было их облаивать? Игорь гнал от себя мысли о Лене, если дать им волю - совсем раскиснешь. Очевидно, поэтому и согласился заглянуть вместе с ребятами в единственный в городе стриптиз-бар.

Народу немного, полумрак, уютные столики, освещенный подиум, на котором под музыку по очереди раздевались девушки - разных цветов кожи, из самых экзотических стран. Но большинство было славянского типа.

– Жительницам Швейцарии это запрещено законом, - пояснил Саломатин. Только дома, перед мужьями.

– А те и не глядят, - добавил Серж.
– Расизм какой-то.

После выступления, те же девушки, но уже одевшись, ходили по залу, подсаживались к посетителям и за разговором предлагали купить шампанское, которое здесь стоило по двести долларов.